За березовыми книгами - Сергей Голицын

Наверху, под крышей собора, шел ряд камней с изображениями святых, ниже по всем стенам сверху донизу на каждом отдельном камне были вырезаны бесчисленные звери и птицы. Я обошел здание кругом. Каких только не увидел я сказочных драконов, грифонов, кентавров, треххвостых львов, странных рыб. Мастера старались один перед другим: кто затейливее, прекраснее, тоньше высечет на камне чудище.

«А если, — думалось мне, — безвестные мастера-камнетесцы создавали такие удивительные существа, значит, в те времена пелись песни, сказки сказывались о таких зверях и птицах. А может, нашелся мудрый человек, который записал на пергаменте или на бересте древние сказания? Неужели за восемь веков погибли все записи?..»

Где-то на западе из далекой голубой лесной дымки возникала Клязьма. Она текла на восток по лугам и меж кустами, подходила под нашу гору и вновь исчезала в голубой дымке.

А за рекой, по холмам и ложбинам, тянулись темно-зеленые леса, кое-где проглядывали деревни, рисовалась на фоне облаков тонкая черточка фабричной трубы…

Ребята притихли и смотрели кто на реку, кто на лесные дали, кто на современный город, выросший внизу и по холмам. Одна Лариса Примерная никуда не смотрела: уткнулась в свой дневник…

И хотелось верить, да наверняка оно так и было, среди нынешних строителей вон тех заводов и тех белых и желтых жилых зданий Владимира немало имелось потомков прежних талантливых умельцев.

— Расскажите что-нибудь таинственное, историческое, — попросила Танечка.

— А ведь есть одна такая загадочная, но вполне достоверная история, — засмеялась экскурсовод.

Вот что она нам рассказала:

— В начале пятнадцатого века татары напали на Владимир. Церковный ключарь Патрикей ночью собрал ризы с икон в драгоценных каменьях, священную утварь, сосуды серебряные и золотые, старинные книги, вынул один из камней в стене Успенского собора и замуровал за этим камнем все драгоценности. Татары, когда взяли Владимир, узнали о спрятанных сокровищах, схватили Патрикея и стали пытать: они жарили его на сковороде, забивали под ногти щепки и гвозди, в конце концов привязали несчастного за ноги к конскому хвосту и пустили коня вскачь. Патрикей умер, не сказав ни слова. С тех пор в течение многих лет делались попытки разыскать клад Патрикея, но до сих пор никто ничего не сумел найти.

Я был просто ошеломлен:

— Как! В самый первый день нашего похода, и вдруг мы узнаем, что буквально в десяти шагах спрятаны драгоценности и книги, может быть, даже березовые книги!..

Ребята переглянулись между собой, подтолкнули друг друга локтями.

— Вряд ли клад был высоко замурован, — задумчиво сказал Николай Викторович, — скорее, в нижних рядах камней спрятано.

— А давайте попробуем искать, — предложил Миша.

— А если топорами простукать подряд по всем камням? Как пустота — значит, стой! Что-то есть! — предложил Гриша.

— Мальчик, учти, — заметила экскурсовод, — во время постройки собора кладка велась одновременно в две стены, и снаружи и внутри, а середину засыпали мусором и щебнем, потом заливали известковым раствором. Пустоты нигде нет.

— А мы все-таки попробуем, сперва хоть один ряд простукаем, — не унимался Миша.

— А если вы вздумаете стукать, да еще топором, — рассердилась экскурсовод, — вашим руководителям будут очень большие неприятности. Эти соборы — замечательные памятники древнерусского искусства, недавно их восстановили такими, какими они были до татарского нашествия. Памятники старины беречь надо, а не портить.

Я вновь взглянул на соборы. Издали особенно прекрасными казались их удивительно четкие и стройные очертания. Да, экскурсовод права: это величайшее варварство — даже дотронуться обухом топора до белых камней их стен.

— А если вам очень хочется что-нибудь искать, идите вон туда, в сквер. — Экскурсовод показала на юные топольки за голубым палисадником. — Увидите большую яму, где-нибудь возле ямы обязательно ходит наш археолог. Он в соломенной шляпе, в сером костюме. Он ведет раскопки.

Ребята помчались, забыв даже сказать «спасибо». Николай Викторович сердечно поблагодарил экскурсовода, и мы распрощались с нею. Обидно было отступать от клада ключаря Патрикея, но что же делать: я не видел никаких возможностей поисков.

И действительно, в сквере мы увидели археолога, еще не старого человека, с желтоватым, болезненным лицом, с прищуренными глазами. Он задумчиво стоял на краю небольшого котлована, глубиной около трех метров. На дне котлована кое-где торчали колышки с номерами.

— Здравствуйте, нам сказали, вы ведете тут раскопки, — обратился к археологу Николай Викторович.

— Да, веду, но сегодня у рабочих выходной день, — сухо ответил тот. — А в чем дело?

— Мы московские туристы, — сказал Николай Викторович. — Хотите, мы вам будем копать?

— Копать? — Лицо археолога ожило. — Если вы желаете потрудиться для науки, пожалуйста!

— Мы собираемся организовать школьный музей, — сказал Николай Викторович, — вы не могли бы…

Археолог нахмурился и замотал головой:

— Нет, я разрешу копать только при условии, что вы все найденные предметы передадите мне.

— А не объясните ли вы нам, что вы ищете? — спросил я.

Археолог, словно нехотя, рассказал нам, что недавно стали копать тут яму для телефонного столба. Один из музейных работников случайно проходил мимо, заглянул и увидел так называемый культурный слой. Археолог протянул палец по направлению котлована. На его дне, возле светло-желтого песка, мы ясно увидели более темные, неправильной формы пятна. Мы узнали, что светлый песок — это естественный грунт, там, разумеется, искать нечего, а темные пятна это и есть культурный слой — весь тот мусор, который за много веков накопился вокруг человеческого жилья. Мы видели перед собой дно когда-то выкопанной тут землянки. Землянка состояла из трех комнат. Археолог показал колышки. Следом за движениями его руки эти неопределенной формы темные пятна превратились в три соединенных между собой прямоугольника с колышками в вершинах углов.

— Подождите, никак не успеваю записывать, — жалобно попросила Лариса Примерная.

Археолог не расслышал мольбы Ларисы и объяснил нам, что по найденным характерным голубовато-зеленым бусам и по немногим черепкам посуды землянку можно отнести к двенадцатому веку. Судя по обнаруженным углям, землянка сгорела, видимо, во время татарского нашествия.

Лопат, спрятанных в кустах, было три. Николай Викторович, Гриша и Миша начали копать осторожно, только там, где виднелся темный грунт — культурный слой, — и каждую вынутую горсть земли передавали на лопате наверх. Остальные ребята тщательно перебирали землю между пальцами, стараясь не пропустить даже самый маленький твердый комочек. С горящими глазами все молча расселись по краям котлована.

Я подошел к археологу и спросил его:

— Скажите, пожалуйста, а берестяные грамоты вам не попадались.

— Разумеется, нет! Какие могут быть грамоты во Владимирской области? — сказал археолог и презрительно пожал плечами.

У меня захватило дыхание.

— Но почему же? Ведь вот в Новгороде…

— В Новгороде совершенно другое дело. Береста в земле сохраняется только в том случае, когда постоянно очень сухо или когда постоянно очень сыро. А здесь, в песке и суглинке, где так близки подпочвенные воды, уровень коих то поднимается, то вновь опускается, конечно, ничего не сохранится.

Я не считал себя побежденным:

— Позвольте, а как же младенцы, погибшие в Успенском соборе? Ведь они были завернуты в бересту.

— Совершенно верно: под полом собора всегда было абсолютно сухо, — начиная раздражаться, ответил археолог. — Да хотя бы эта землянка. Она, несомненно, стояла на деревянных, возможно, даже дубовых столбах. Но, как видите, никаких следов дерева не сохранилось.

— А что вы скажете о библиотеке Константина?

— Библиотека Константина вся сгорела во время одного из многочисленных пожаров. Это очевидная истина, — равнодушно пожал плечами археолог, и вдруг, не окончив фразы, неожиданно заторопился к ребятам, которые, собравшись в кучу и сидя на корточках, что-то разглядывали.

— Дайте сюда! — потребовал археолог.

Девочки протянули ему что-то.

— Иголка! — Желтое лицо археолога просветлело. — Пожалуйста, осторожнее! — предупредил он копавших.

Эта ржавая иголка, пролежавшая в земле восемьсот лет, напоминала прошлогоднюю, полусгнившую сосновую иглу. Даже нельзя было понять, с какого конца было ушко.

«А пожалуй, в стогу сена легче отыскать иголку», — подумал я.

Вскоре Вова передал грязный круглый камешек. Его расчистили; оказалось, он нашел большую зеленоватую бусину.

Ребята искали в земле сосредоточенно и молча, только пальцы их быстро двигались.