Задверье - Нил Гейман

– Прошу вас, только не в больницу. Они меня найдут. Отведите меня в безопасное место. Пожалуйста.

Голос у нее был такой слабый, что Ричарду пришлось наклониться, чтобы разобрать слова.

– У вас кровь идет, – сказал Ричард.

Он оглянулся посмотреть, откуда она пришла, но стена была голой и ровной: ничто не нарушало кирпичной кладки. Он перевел взгляд на неподвижное тело и спросил:

– Почему не надо в больницу?

– Помогите… – попросила она шепотом и закрыла глаза, и он повторил свой вопрос:

– Почему вы не хотите в больницу?

На сей раз ответа не было никакого.

– Когда будешь звонить в «скорую», – сказала Джессика, – не называй своего имени. Иначе тебе, возможно, придется делать какое-то заявление, а я не потерплю, чтобы этот вечер испортили… Ричард? Что ты делаешь?

Ричард подобрал девушку, взял на руки, как ребенка. Она была удивительно легкой.

– Я отнесу ее к себе, Джесс. Нельзя же просто так ее тут оставить. Извинись за меня перед мистером Стоктоном, сошлись на непредвиденные обстоятельства. Уверен, он поймет.

– Ричард Оливер Мейхью, – холодно и внятно произнесла Джессика. – Сейчас же положи это юное создание и пойдем со мной. А не то с сего момента наша помолвка расторгнута. Предупреждаю тебя.

Ричард почувствовал, как его рубашка пропитывается теплой липкой кровью. Иногда просто ничего нельзя поделать.

Он повернулся и пошел той же дорогой, какой они пришли.

Джессика словно вросла в тротуар, глядя, как он уничтожает ее торжественный вечер. Через некоторое время он скрылся из виду, а у нее защипало глаза от слез, и тогда – и только тогда – она громко и внятно произнесла: «Дерьмо!» и что есть силы швырнула сумочку на тротуар, так что из нее выпали и раскатились по асфальту сотовый телефон, помада, ежедневник и десяток тампонов.

А после, поскольку ничего другого ей не оставалось, она все подобрала, сложила назад в сумочку и отправилась в ресторан ждать мистера Стоктона.

Смакуя маленькими глотками белое вино, она пыталась придумать убедительные причины, почему с ней нет жениха, и поймала себя на том, что недоумевает, почему бы просто не объявить, что Ричард умер.

– Это случилось так неожиданно, – мечтательно пробормотала она.

За все время пути Ричард ни на минуту не остановился, чтобы подумать. Все происходило словно помимо его воли. Загнанный на задворки сознания, нормальный, разумный Ричард Оливер Мейхью нашептывал, что он, черт побери, свалял дурака, что ему следовало вызвать полицию или «скорую помощь», что поднимать раненого опасно, что он всерьез расстроил Джессику, что ночь сегодня придется провести на диване, что он портит свой единственный выходной костюм, что от девушки ужасно смердит… Но одновременно ловил себя на том, что ставит одну ногу впереди другой и так снова и снова. А ведь руки у него сводило, спина болела, да еще приходилось делать вид, что не обращаешь внимания на косые взгляды прохожих. Он просто шел. И вот он уже оказался в вестибюле своего дома, а потом, спотыкаясь, поднимался по лестнице, а потом очутился перед дверью своей квартиры… и только тут сообразил, что ключи оставил на столике в коридоре…

Девушка протянула к двери грязную ладошку, и дверь распахнулась.

«Никогда бы не подумал, что так обрадуюсь, обнаружив, что замок не защелкивается как следует», – подумал Ричард, внес девушку внутрь, ногой закрыв за собой дверь, и положил на кровать в спальне. Перед его рубашки насквозь пропитался кровью.

Девушка как будто была без сознания. Веки у нее подрагивали.

Он стащил с нее кожаную куртку. На левом плече и предплечье зияла длинная ножевая рана. Ричард едва не поперхнулся.

– Знаешь, я все-таки вызову врача, – негромко сказал он. – Ты меня слышишь?

Глаза девушки распахнулись, и Ричард увидел, что в них застыл страх.

– Пожалуйста, не надо. Все будет хорошо. Рана не такая страшная, как кажется. Мне просто нужно поспать. Не надо никаких врачей.

– Но твоя рука… плечо…

– Со мной все будет хорошо. Завтра. Пожалуйста? – через силу прошептала она.

– Ну ладно, наверное… – И когда здравый смысл начал брать свое, спросил: – Слушай, можно тебя спросить…

Но она уже уснула.

Достав из шкафа старый шарф, Ричард крепко замотал ей плечо и руку: ему совсем не хотелось, чтобы она истекла кровью у него в кровати прежде, чем он сумеет отвезти ее к врачу. Потом он на цыпочках вышел и закрыл за собой дверь. В гостиной Ричард сел на диван перед телевизором и с ужасом спросил себя, во что же это он ввязался.

Глава вторая

Он был где-то глубоко под землей: в туннеле, быть может, или в забытом и высохшем канализационном стоке. Короткие вспышки света лишь сгущали, а не разгоняли темноту.

Он не один, бок о бок с ним идут еще люди, хотя их лиц он не видит. Только теперь они не идут, а бегут, разбрызгивая ил и грязь. Медленно падают капли воды, кажущейся в сумраке кристально чистой.

Он сворачивает за угол, а Зверь его поджидает.

Зверь огромен. Его туша заполняет все жерло туннеля: голова опущена, из пасти и от ощетинившихся боков валит белесый в стылом воздухе пар. Это какой-то кабан, думает он поначалу, а потом понимает, какая это чушь: таких громадных кабанов не бывает. Чудовище – размером с быка, с тигра, с легковую машину.

Чудовище смотрит на него, и мгновение застывает на сотню лет, пока он заносит копье. Он смотрит на свою сжимающую древко руку и отмечает, что это не его рука: на предплечье темнеют космы шерсти, на месте пальцев – скрюченные когти.

И тут чудовище атакует. Он бросает копье, но уже слишком поздно, и он чувствует, как Зверь пронзает ему бок острыми, как скальпели, бивнями, как жизнь утекает из него в грязь, и понимает, что упал лицом в воду, которая заалеет густыми завитками лишающейся воздуха крови… Он пытается закричать, старается проснуться, но вдохнуть может только ил, воду и кровь, а чувствует одну лишь боль.

— Дурной сон? – спросила девушка.

Хватая ртом воздух, Ричард сел на диване. Шторы были еще задернуты, но по сочащимся в щели блеклым лучам он определил, что за окном утро. Нашарив на диване пульт, который ночью каким-то образом забрался ему под поясницу, он выключил телевизор.

– Ага. Вроде того.

Он потер глаза, чтобы окончательно проснуться, и, произведя себе досмотр, с удовольствием отметил, что, собираясь ложиться, снял пиджак и ботинки. Перед его рубашки стал жестким от грязи и запекшейся крови.