Возлюбленная Немезида - Меган Пол

— Уф!

— Я основываюсь только на тех фактах, которые уже были опубликованы в прессе. — Довольная столь удачным началом, Флоренс глянула на свои руки, затем подняла голову и, встретившись взглядом с Джекобом, пришла в замешательство. Она могла бы поклясться, что он пытается спрятать в глазах обиду. — Я вовсе не стараюсь как-то досадить тебе, — продолжала она, удивляясь себе: ей почему-то хотелось смягчить его боль, спровоцированную ее вопросом.

Это Джекоб Тревельян, напомнила она себе, пока тот обдумывал ответ. Он способен только причинять душевные страдания, а не испытывать их…

Джекоб неожиданно сбросил ноги с дивана и сел. Чуть наклонившись вперед, он уперся локтями в колени и стал изучающе разглядывать свои пальцы. Его поведение озадачило Флоренс. Она терялась в догадках, не понимая, из-за чего может мучиться такой эгоист, как ее так называемый брат.

— Да, я действительно долго сомневался, — наконец заговорил Джекоб. Встретив столь непривычно открытый взгляд его глаз, Флоренс вдруг осознала, что перед ней сидит совершенно иной Джекоб, и ею овладело еще более странное чувство. — Но не потому, что считал эту роль не достойной моих талантов. Напротив. Я боялся, что не справлюсь.

— Как это? — Заинтригованная дотоле неведомой ей стороной его характера, она упорно вызывала в памяти все те многочисленные случаи, когда ей приходилось сталкиваться с его чудовищным себялюбием и вероломством, но сейчас они не находили отклика в ее душе. — Если уж ты сыграл Гамлета в Королевской шекспировской компании, то наверняка роль Неистового Джека мог бы исполнить с закрытыми глазами.

— Неистовый Джек — сложная, многогранная натура, — возразил Джекоб, разводя руками, чтобы очертить масштабность личности своего героя. — К тому же это реальное лицо, и еще живы несколько стариков, которые были с ним знакомы… Что, безусловно, налагает на актера дополнительные обязательства. Я сталкиваюсь с трудностями, которых прежде не знал. Мне ведь в основном доводилось играть отрицательных героев, морально неустойчивых типов, запутавшихся в жизни молодых людей. — Рассуждая на хорошо знакомую ему тему, Джекоб, казалось, даже внешне преобразился: взгляд его потеплел, стал более задумчивым; он будто говорил сам с собой. — В Неистовом Джеке сочетаются сразу все эти типы и еще много-много других. Распутник и одновременно глубоко нравственный человек, аристократ, погибший на фронте, спасая жизнь раненого солдата. По сути, хороший человек, но не образец добродетели… Я хочу изобразить Неистового Джека во всей его сложности и во всем многообразии, как он того заслуживает.

Джекоб замолчал, словно укрощая полет своей фантазии, затем продолжал:

— Существует также литературный аспект. Его эссе, дневники, любовные письма к Оливии Ньюхейвен — все выдает в нем человека с поэтической душой. Но я все это должен как-то передать в его манере говорить, двигаться… — Джекоб удрученно улыбнулся ей. Такой улыбки на его лице Флоренс еще не видела, даже представить не могла, что когда-либо увидит. — Это непросто, — закончил он, пожимая плечами.

А он изменился, думала Флоренс, испытывая легкое головокружение, которое она старалась побороть. Для успешного выполнения порученного дела ей необходимо сохранять ясность мысли.

— Да, я понимаю, что эта роль гораздо более объемная, чем может показаться на первый взгляд, — промолвила она, пытаясь выиграть время. — И все-таки как ты с ней справляешься? Твое мнение? Насколько я понимаю, съемки основных сцен уже закончены. Думаю, ты имеешь представление, что тебе удалось, а что нет?

Джекоб нахмурился.

— Не знаю… Даже не знаю… — Он устало потер лоб. — Иногда я очень доволен собой; кажется, что лучше никогда не играл. А в следующую минуту меня одолевают сомнения. — Он глянул на свои пальцы и досадливо поморщился, увидев, что они измазаны в гриме. — Правда, текущий съемочный материал вроде бы оставляет благоприятное впечатление…

— Мы смотрели у себя в редакции один фрагмент из фильма, и он всем очень понравился, — не задумываясь ляпнула Флоренс. — Сцена погони в Лондоне. Очень… э… энергичная.

Что ты делаешь? — ругала себя Флоренс, отмечая что-то в блокноте. Это же Джекоб Тревельян. А ты пытаешься подбодрить его, успокоить. С какой стати? Зачем ты проявляешь сочувствие к человеку, которого всегда считала антихристом? Разве он когда-либо считался с твоими чувствами?

Но поделать с собой ничего не могла. Позволив себе повнимательнее присмотреться к нему — что было весьма опасно, — она заметила на его лице следы глубокой усталости. Должно быть, он работал на износ несколько недель кряду, и, судя по тому, что он только что ей рассказал, а также по полученной ею предварительной информации, это и вправду трудная роль, требующая от актера полной отдачи сил. А предстоящие съемки сцен из истории Первой мировой войны предполагают еще и исполнение сложных трюков.

— Да, забавная сцена, — согласился Джекоб, переводя взгляд с испачканных пальцев на Флоренс. От его улыбки екнуло сердце. Такой естественной, по-мальчишески озорной улыбки он еще ей не дарил. Флоренс от неожиданности выронила карандаш.

Она и опомниться не успела, как Джекоб уже наклонился и поднял его с пола. Сидя на корточках, он протянул ей карандаш. Она взяла его, случайно соприкоснувшись с ним пальцами, и в то же мгновение его голубые глаза встретились с ее, зелеными. Флоренс невольно охнула и чуть подалась вперед, приоткрывая губы в предвкушении…

— Спасибо! — поблагодарила она, отдергивая руку (саму душу — от края пропасти). До боли в пальцах вжимаясь карандашом в бумагу, она стала сосредоточенно черкать в блокноте какие-то загогулины, словно от этого зависела ее жизнь.

Джекоб встал во весь рост. Она украдкой посмотрела на него. Он улыбался, но не той доброй, открытой улыбкой, которую она видела на его губах минуту назад. Нет, это была ненавистная многозначительная самодовольная ухмылка, преследовавшая ее и днем и ночью на протяжении десяти лет.

Ты — свинья! Я тебя ненавижу! — четко вывела она в своем блокноте. Ничто не изменилось. Ведь Джекоб актер, не так ли? И он только что использовал свое отшлифованное мастерство, чтобы сбить ее с толку. Флоренс не знала, на кого больше она злилась: на своего наглого родственничка или на себя, за свою глупую впечатлительность.

— Эта роль требует от тебя каких-то особых тренировок? — деловито, без тени волнения в голосе поинтересовалась она. — Занимаешься на тренажерах, выполняешь специальные упражнения? — Делаешь маски для кожи, принимаешь солнечные и воздушные ванны, мысленно добавила она, вспомнив, что Энни упоминала эротические сцены. И тут же пожалела об этом. Она же строго-настрого наказывала себе не предаваться подобным воспоминаниям.