Сапиенс , как вирус - Сергей Гатаулин

— Прости! — бросил он. — Навалилось.

— Вселенная меняется! Что-то приходит в неё. Что-то древнее и страшное. Что-то иррациональное! — Потёмкин отчаянно махнул рукой.

Анатолий ощутил себя маленькой букашкой, ползущей по гигантскому картонному глобусу: вселенские катаклизмы — не его уровень.

— Может, двинем к Бейруту с Жорой? — неуверенно предложил он. — Там все и расскажешь.

— А может быть, оно было в ней всегда? — продолжал Дмитрий разговор, теперь уже с самим собой. — А сейчас проснулось. Может это мы разбудили его.

В зале неожиданно громко застонала Маргарита Петровна.

Дмитрий резко повернулся к двери и, склонив голову, прислушался.

— Мама спит, — прошептал он. — Сниться, что-то.

— Вы идите! — успокоил молодого человека Трофим, заметив тревогу во взгляде Потёмкина. — Я присмотрю.

— О чём я говорил? — Дмитрий сжал голову руками, поднялся.

— Ладно, пойдем к хакерам, может они, что дельное предложат?

Дмитрий постучал в перекошенную дверь: звонок не работал. Скрипнув ржавым железом, дверь медленно отворилась, и на пороге появился удивленный Жора.

— Что? Уже?

— Одиннадцать тридцать, хватит дрыхнуть! — воскликнул Анатолий, догоняя Потёмкина, но вдруг резко обернулся к лестнице и весело спросил:

— Я прав Геракл?

— Минута в минуту, — подтвердил, спешащий следом за ними Илья, согласно кивая.

Жора, зевнул, посторонился, пропуская гостей в квартиру.

Потёмкин шагнул за порог и вздрогнул от неожиданности.

— Что здесь произошло? — удивился он, разглядывая обгоревшие стены, покрытые толстым слоем копоти.

— Извержение вулкана? — хохотнул Илья, пиная ногою угольно-черные куски бывшей мебели.

— Коротнуло, пока Бейрут спал, — пояснил Жора. — Меня дома не было.

Дмитрий вдруг почувствовал шевельнувшийся червячок сомнения, проснувшийся в душе.

"Что-то не так, — подумал он. — Не похоже на простой пожар".

Черные, обгорелые, бетонные плиты обиженно смотрели на посетителей, а он все не мог понять, что же, все-таки было не так, в окружающем его мире?

Квартира выгорела дотла. Всё что смогло пережить набег охранников Фортуны, превратилось в чёрную сажу на стенах и выпало в осадок мелкими угольками, неприятно скрипящими под ногами.

Дмитрий прислушался к себе, посмотрел на непонятную дыру в стене.

"Как будто железным тараном лупили… Стоп! Все это уже было, и не однажды, — мелькнула в голове безумная мысль, сменившись ощущением чужого присутствия — мысленного взгляда. — И пепелище, и… эта нереальная стена впереди.

— Бейрут! Я иду? — крикнул он, ныряя вперед головой.

— Чёрт!

Бетонная стена вздрогнула от удара, и в мозгу вспыхнул пожар, обжигая раскаленной болью.

Мир вздрогнул и слегка сместился — сначала на мгновенье, потом на секунду, затем рванулся назад.

Дмитрий, забыл о боли. Стараясь не отставать от убегающего во времени мира, поспешил открыть глаза…

… Огляделся. Он висел в темноте. Впрочем, нет — не висел — летел в темноте, приближаясь к чему-то яркому, светящемуся.

Миллиарды живых светляков слетались со всех сторон. Выныривая из темноты космоса, шустрые плазмоиды прижимались друг к другу боками, сливались в одну сияющую, растущую в объеме сферу, напоминающую гигантский, пылающий ненавистью глаз. Огненное око гневно взирало на едва заметную в пустоте тень, распростершую над Ра-преобразователем свои хищные щупальца.

— Этого не может быть! — воскликнул Дмитрий, обернувшись к Пугачёву. — Для гуорков слияние не естественно.

Вячеслав молча пожал плечами. Не отрывая взгляда от огненной феерии, он мысленно поинтересовался:

"Почему?"

— Уплотнение тела для них, равносильно нашему процессу старения, или сумасшествию, — пояснил Дмитрий.

— Они всю жизнь живут в надежде когда-нибудь разделиться, на две половинки, в этом смысл их существования.

— Не думаю, что все так просто, — возразил Вячеслав.

Плазмоиды, меж тем, продолжали прибывать, слетаясь на пламя, но не сгорали, как бабочки, а падая в огонь, лишь увеличивали светящееся облако.

— Массовое сумасшествие! — восклицал Потемкин, переживая за гуорков, словно сам был одним из них.

Казалось, прибывающим гуоркам не будет конца. Бесчисленные орды горящих капелек заполнили все пространство раскаленной туманности. Падая внутрь раскаленного облака, они теряли индивидуальность, растворяясь во всепожирающем пламени.

Ливень светящихся виноградин не прерывался, ни на секунду: гуорки выскакивали из ниоткуда и падали в пылающую круговерть.

Потемкин не мог спокойно смотреть на массовое самоубийство. Он заметался из стороны в сторону, то исчезая в темном коконе защитника, то появляясь недалеко от разрастающейся живой звезды.

Вячеслав завис в стороне. Пораженный величием жертвенного огня, маленький человек замер, наблюдая.

Новорожденное солнце засияло, касаясь яркими лучами самого края туманности, прячущей застывающий Ра-преобразователь.

Пробиваясь сквозь раскаленную космическую пыль, одинокие лучики юной звезды едва коснулись холодного пришельца, разверзшегося темной бездной под затухающим эллипсоидом.

И бесконечное нечто, вдруг шевельнулось, повернуло в направлении света, один из своих невесомых рукавов обхватывающих преобразователь, потянулось за исчезающими лучами. Мрачная тень неспешно двинулась к горящему алтарю.

Гуорки почувствовали приближение чужака, но не остановили движения. Поток плазмоидов растворяющихся в пламени звезды даже увеличился, создавая вокруг светила непрерывно светящееся гало. Растянувшаяся на сотни тысяч километров уплотняющаяся живая корона вдруг засверкала миллионами бриллиантов. Это космическая пыль, почувствовала притяжение уплотняющегося гиганта.

Миллиарды лет следующие по своей траектории крошечные пылинки, вдруг сдвинулись с привычных орбит и понеслись навстречу родившейся звезде.

И без того перегретые частицы, сталкиваясь друг с другом, дозревали, вспыхивая, при приближении к месту рождения космического катаклизма.

— Они сметут и зверя и Ра-преобразователь! — прошептал Вячеслав, не в силах оторвать взгляда от пылающего великолепия.

Вся туманность засверкала выгнувшей спину радугой, растекающейся от новорожденного светила в направлении приближающейся мертвой черноты.

Дмитрий едва не задохнулся, от охватившего его чувства восторга.

— Боже мой! — воскликнул он.

Картина была настоль величественна, что сдерживать эмоции не хватало сил. Грудь сдавило, на глаза навернулись слезы.