Кадеты Точка Ру - Никос Зервас

– Лучше скажи, где ты украл вот это? – милиционер ткнул красноватым пальцем в сверкающий хронограф. – Сволочь ты, суворовец! Трам-парарам-пам-пам! Ведь это с именной надписью часы!

Он прочитал выгравированную на крышечке надпись:

«За веру и верность. От руководства ФСБ России».

– Признавайся, у кого спёр, гадёныш?

– Это мои часы, – покраснев от злости, сказал мальчик.

– Ты мне кулачки не сжимай, – повысил тон капитан. – Я тебе мигом врублю правду в матку! Селезнёв, а не пора ли нам приковать суворовца наручниками к служебному унитазу, а?

В этот драматический момент за окнами отделения послышался истошный визг тормозов. У подъезда замер чёрный горбатый джип с пугающим номером, и выскочил из джипа плечистый пружинистый человек в чёрном костюме с искоркой. Искристо-чёрный не вошёл, а почти вбежал, едва не оттолкнул автоматчика на проходной – сунул капитану под нос скрипучее краснокожее удостоверение.

Кивнул на мальчика:

– Верните ему вещи и деньги.

Капитан чётко, без промедления выложил на стол американскую рогатку, пятьдесят рублей, офицерский хронометр и дорогущий радиотелефон с нацепкой для уха.

– Это всё? – спросил внезапный гость у мальчика. Тот кивнул.

– Быстро в машину.

Через минуту звероподобный джип увёз задержанного в неизвестном направлении.

– Это что такое было, в натуре? – спросил опешивший сержант.

– Это было с Лубянки, – нервно покашливая, ответил капитан. – Который в костюме, гм … в чине полковника ФСБ.

Сержант затих, захлёстнутый сильными чувствами. Наконец выдохнул:

– А… мальчик-то?

– Уж не знаю, – вздохнул майор. – Видать, совсем важная птица.

– Ёлки-попадалки, да это ж… сын президента! – побледнел сержант. – Я его сразу узнал. Глаза крупные тёмно-голубые, уши прижатые, лоб высокий… Одна кровь, товарищ капитан, я Вам точно говорю!

– Идиот, – укоризненно сказал начальник. – У президента нет сыновей. Единственно дочка имеется.

– А может, тут кремлёвская тайна замешана, а? – жарко прошептал подчинённый, вжимая голову в плечи. – Что если… не только дочка, а? Уж больно, товарищ капитан, мальчонка на президента похож!

– Помолчал бы ты, Задерищев! – вздохнул старший и уныло покосился на экран телевизора. – Сделай погромче, опять про заложников передают.

Глава 5. Широкий Хеллоуин

Уже испытанной уверенностью стала теперь означаться его движения, и в них не могли не быть заметны наклонности будущего вождя.

О том, что пришло утро, Петруша Тихогромов догадался, когда заметил, что сквозь щель под входной дверью пробивается свет. Лучики были неуместно радостными и тёплыми, точно из другой жизни. В зале стало светлее и страшнее. Было больно смотреть на грязных, запуганных людей, ползающих меж рядов. Две девочки, хрипло визжа, катались по полу, сцепившись в борьбе за бутылку с остатками минералки. Модный мальчик с клипсой в ухе пытался забиться под ковровую дорожку. Словесница Вера Кирилловна, бледная как смерть, тихо окоченевала от ужаса неподалёку от Тихогромова. Пожалуй, она давно умерла бы от страха, но рядом оказалась молодая мама с кричащим младенцем. Мама поминутно теряла сознание, и Вере Кирилловне приходилось подхватывать младенчика. Только это и заставляло несчастную держаться на плаву.

Моджахеды тем временем преспокойно делали утреннюю зарядку. Франкенштейн и Людоед отжимались на кулаках и приседали на кривых мускулистых ногах. Самурай долго медитировал, потом вдруг вскочил и начал танцевать, уродливо перекручиваясь и заламывая руки. Потом террористы достали коврики и начали молиться, тыкаясь резиновыми мордами в пол. Телевизор не выключали всю ночь, теперь на экран подавали картинки с четырёх видеокамер, установленных на разных углах здания. Петруша пригляделся: одна из камер глядела во внутренний дворик, вторая – на храм Мартина Исповедника, третья уставилась в сторону главного входа и последняя – на дымящиеся руины младшего корпуса. Неужели… Петруша приметил позади остывающих развалин едва заметный в дыму, крошечный силуэт танка «Т-72», перегородившего неширокий переулок. «Ура! Школа уже оцеплена, – обрадовался кадет. – Скоро наши начнут штурм!»

Около десяти часов утра случилось кое-что важное. Упырь снова говорил с генералом, тот в очередной раз умолял террориста «пойти навстречу», предлагал новые кандидатуры вместо президента. Упырь раздумывал несколько минут, почёсывая антенной  висок и постукивая носком шнурованного ботинка по канистре с водой, которую моджахеды притащили для себя.

– Аи, ты меня надоел, – наконец поморщился главный «дух». – Я вижу, ваш президент такой трусливий, как жэн-щина! Я нэ хачу с ним говорить.

Петруня торжествующе сжал кулаки. Он не расслышал, кого именно «духи» потребовали вместо президента, Упырь назвал его имя слишком тихо. Должно быть, он вызвал министра обороны или известного правозащитника? В конце концов, это не так важно. Главное, что террористы больше не настаивали на невозможных условиях, не требовали к себе президента.

Петруше всё время казалось, что штурм вот-вот начнётся. Иногда ему чудилось, что за стенами актового зала что-то щёлкало и будто слышались быстрые шаги. Но время шло, и никто не проламывал танками стену актового зала, не спускался с потолка на тросах и не забрасывал сцену газовыми гранатами. «Наши хотят подготовиться получше», – успокаивал он Надиньку, совсем обессиленную от страха. Он тихонько объяснил ей на ушко, что людям, которые сейчас готовятся их освободить, нужно разведать оборону террористов, продумать всё так, чтобы заложники не пострадали. Кадет понимал, что нашим, как воздух, необходимы любые сведения о численности, вооружении и местоположении «духов». Тихогромыч терзался, ёрзал на стуле и даже грыз ногти. Ему было стыдно: здоровый кадет, будущий офицер, находится в зале среди заложников, всё видит, всё понимает, располагает ценнейшей информацией о моджахедах и никак не может придумать, как бы сообщить эти сведения своим!

«Морзянка? Вымпелы? Сигнальные ракеты? – Петруша растирал лоб ладонями и тихо стонал от бессилия. – Бросить в унитаз бутылку с шифрограммой?.. Ой, это уже бред. Ну почему я такой тупой? Вот друг Царицын давно придумал бы способ сообщить нашим и про снайперов, и про тыкву с тротилом, и, главное, про Колдуна с пультом в руке! А я только моргаю и губами чмокаю, а сделать ничего не могу…»

Больше всего бедному Тихогромычу хотелось, чтобы Иван Царицын оказался сейчас рядом.