Приключения англичанки в Милане - Филдинг Лиз

– А вам не терпелось скорее сбежать от этого ужасного бело-розового кафе-мороженого.

– Не надо смеяться над ним. Мороженое дало нашей семье средства к существованию. А живопись и дизайн, скажем прямо, никогда не считались надежными профессиями.

– Мы делаем то, что приходится делать.

– Да.

Оставив ее говорить с банком, Данте вернулся на кухню. Если поставить перед ней еду, она, может, и соблазнится. Он вернулся с подносом, где стояли две порции pasta funghi, пара вилок и салфетки. Она сидела и смотрела на огонь.

– Выяснили? – К его удивлению, она улыбнулась. – Что?

– «Выяснили». Вы типичный итальянец, а по-английски говорите, как на родном языке. Это так странно звучит.

– Ничего странного. Моя мать англичанка.

– Тогда понятно.

– Уйдя от отца, она увезла меня в Англию и заявила, что до самой смерти не произнесет ни слова по-итальянски.

– Вам, наверно, пришлось несладко.

Пожав плечами, Данте ничем не выдал то, что чувствовал в первое бесконечное сырое и холодное английское лето, когда его вынудили говорить на чужом языке. Чтобы усмирить его либидо.

Глаза Джели потеплели.

– Сколько вам было лет?

– Двенадцать. Почти тринадцать.

– Сложный возраст.

– А бывает не сложный?

– Думаю, даже если не считать, что вы лишились своего дома и языка, развод родителей тяжелый удар.

– Моя мать была очень зла, обижена. Она узнала, что отец завел роман с женщиной, которую она считала своей лучшей подругой, и предложила мне выбор: уехать с ней или остаться в Италии.

– Вы выбрали ее.

– Ей я был нужен больше, чем ему. Ешьте.

Джели посмотрела на тарелку, будто не понимала, как она там оказалась. Как он и надеялся, воспитание не позволило ей отказаться от еды, которую перед ней поставили.

– Пахнет очень вкусно, – вежливо оценила она и отправила в рот первую порцию.

– Жизнь коротка. Ешь пасту каждый день.

– Должна признать, эта еда идеально подходит для холодного снежного миланского вечера. – Джели снова попыталась улыбнуться, ее глаза, опу шенные густыми темными ресницами, вспыхнули.

Это молнией ударило его в пах, пришлось закинуть ногу на ногу, чтобы она ничего не заметила. Целовать ее было ошибкой. Целовать любую женщину ошибка.

– Весной я могла бы угостить вас фруктовым мороженым «Беллини». То что надо.

– Мороженое «Беллини»?

– Свежий персиковый сок. Отличная штука, обжигает язык, как вспышка, хотя и ледяное. О, я вижу, вы думаете, что мои сестры кладут в мороженое мерзкие растительные жиры.

– Нет, просто не припоминаю, чтобы Англия славилась мороженым.

– В отличие от Италии?

– Вы, кажется, упоминали фургон? Если это наподобие тех, которые колесят по улицам, предлагая что-то купить, в нем нельзя возить «Беллини».

– Вы правы, но Рози не похожа на других. Она ездит на детские праздники, девичники, свадьбы, любые вечеринки, где едят мороженое.

– И на нее есть спрос?

– Огромный. Конечно, тот факт, что она время от времени появляется в популярных телевизионных сериалах, сразу повышает спрос втрое. А еще мы… они… мои сестры… поставляют лед на свадьбы, корпоративные праздники и прочее. Соррел хорошо соображает в бизнесе и открыла сеть кафе-мороженых в американском ретро стиле.

– И вы занимались дизайном интерьера? Радуясь тому, что этот разговор отвлек от мыслей о несуществующей квартире, Джели доела пасту. Данте расспрашивал о том, как идет бизнес, и с интересом разглядывал фотографии оформленных ею интерьеров.

Анжелика очень талантлива.

– Значит, вы дизайнер, изготовитель мороженого и в свободное время спасатель кошек?

– Спасение – улица с двухсторонним движением. Люди считают кошек эгоистичными, но мне кажется, они способны давать своим хозяевам то, чего тем не хватает.

Она взглянула на него из-под тяжелых ресниц. Данте вдруг обнаружил, что в ее истории с котенком не известно, кто кого спас. В ее «бегстве» крылось нечто большее, чем страсть к живописи, дизайну и желанию познакомиться с Италией. Но это глубоко личное, и его не касается.

Возможно, Джели тоже это почувствовала, положила в рот еще порцию пасты.

– Это действительно очень вкусно.

– Вы еще не пробовали Risotto alla Milanese от нашего шеф-повара. Рис «арборио», выращенный в долине реки По, сливочное масло, сухое белое вино, шафран и пармезан. – Еда всегда выручает, если нужна безопасная тема разговора. – Жаль, из-за погоды пришлось закрыться раньше, и Лиза отправила всех по домам.

– Это действительно производит впечатление.

– То, что в такую погоду мы раньше отпускаем персонал?

– Ну, это тоже, хотя я имела в виду ингредиенты ризотто.

– Бабуля мне часто его готовила.

– Бабуля? Это вы про свою бабушку, верно?

– На самом деле, она бабушка Лизы, а мне – двоюродная бабушка, но ее все зовут «Бабуля». Кафе «Роза» принадлежало ей, пока она не сдалась под давлением сына, ушла на покой и уехала к нему в Австралию. В детстве она часто разрешала мне помогать ей на кухне.

– Умилительная картина, но думаю, вы поступили мудро, не заняв ее место у плиты.

– Да? Это почему же?

– Вы забыли про цыплят.

– Что? – Он уловил в ее словах подтекст, но не постиг смысл. – Это имеет значение?

– Имеет, если вы цыпленок.

– Только не говорите, что вы их тоже подбираете и суете в карман, нет, в корзинку велосипеда. А потом отправляете в ванну.

– Я бы не советовала вам проделывать это с цыпленком. Они не умеют летать. Оказавшись в замкнутом пространстве, птица в панике способна наделать много бед.

– Да вы просто кладезь премудростей в том, что связано с животными. Ну и что вы с ними делаете? Если такая ситуация вообще может возникнуть.

– Раненых птиц отношу в местный приют для животных, там о них заботятся, пока не поправятся и их можно будет выпустить на волю.

– Не к ветеринару?

– Однажды я нашла фазана, подстреленного из ружья, он приземлился на нашу изгородь. Я отнесла его к деревенскому ветеринару, полагая, что тот вылечит. Но он даже не удосужился осмотреть птицу. Свернул шею и отдал мне, сказав, чтобы мама дала ему повисеть несколько дней, прежде чем приготовить.

– Perdio! Сколько вам было лет?

– Девять. Мы с бабушкой устроили бедняге пышные похороны в нашем саду.

– Надеюсь, ваша бабушка задала ветеринару перца.

– Нет. Она сказала, что он из поколения старых сельских ветеринаров и думает, что преподал деревенской девочке хороший урок. Никаких сантиментов. – По крайней мере, он поступил честно. А мог бы отправить меня домой, пообещав позаботиться о птице, а потом съел сам.

Представив себе маленькую девочку-сироту, прижимающую к груди мертвого фазана, Данте пожалел, что стал ее расспрашивать. Потом вспомнил фразу про цыплят.

– Анжелика, вы вегетарианка?

– Я не ем мясо.

– Разве это не одно и то же?

– Не ношу мех, хотя ношу кожу и шерсть и использую их в своих изделиях. Я не ем мяса, но ем рыбу, яйца и кашу с молоком. И прекрасно осознаю свое лицемерие.

– Думаю, вы слишком строги к себе. Почему вы не сказали об этом раньше, когда я заказывал вам ризотто?

– Я собиралась, когда началась вся эта катавасия. А паста просто замечательная. Одно из моих самых любимых блюд. Вас что-то смущает?

– Нет, просто удивлен, и все.

– Удивлены? Почему?

– Вы знаете, что одеваетесь, как вампир?

– А-а, вы об этом. – Она усмехнулась уголком рта. – Шон тоже так меня назвал, когда увидел впервые. Тощий вампир.

Шон? Кто такой Шон? Не спрашивай!

– Должно быть, это было давно.

– Мне было шестнадцать. С тех пор я немного поправилась. – Она подняла глаза на Данте и заметила, что он смотрит на ее грудь.

На миг все замерло. Чувствуя, как стучит сердце, он вспомнил вопрос Лизы о том, сколько времени он ни с кем не спал. До сегодняшнего вечера ему было все равно. Но потом в бар вошла Анжелика Эмери, и будто кто-то нажал кнопку «Включить» в той его части, которую, следуя инстинкту самосохранения, он отключил почти год назад и которая могла испытывать радость и гнев, могла чувствовать. В тот миг, когда обернулся и увидел ее, покрытую сверкающими снежинками, Данте понял – стоит протянуть руку, прикоснуться к ней, и жизнь снова хлынет в вены. И вместе с ней, словно кровь в онемевшую руку, вернется боль.

Последние месяцы он погрузился в работу, чтобы создать непроницаемую броню между внешним существованием и пустотой в душе. Пустотой, где никто не услышит твой крик.

– Кто это – Шон? Вы сказали, Шон называл вас тощим вампиром.

– Ах да. Муж моей сестры. У них с Элли три маленьких дочки. – Ее улыбка. Было что-то особенное в том, как та озаряла светом ее лицо. Он не мог не улыбнуться в ответ. – Ассоциация с вампиром всего лишь видимость, Данте. Я не кусаюсь. Во всяком случае, не часто. Так, слегка ущипну кого-нибудь то тут, то там. Не так, как котенок. К тому же я взяла себе за правило не пить кровь.