Испить до дна - Татьяна Дубровина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один день незаметно сменял другой... Они были бесконечно длинными и одинаковыми, словно время пошло навстречу Алениным желаниям «остановить мгновение» и стало неимоверно растягивать каждую секунду...
Лежишь на пляже, уткнувшись носом Алику в плечо, пересыпаешь в ладонях беловатый песок... И текут мгновения, уходят сквозь пальцы... час... второй... А глянешь на часы — пять минут прошло.
Кажется, что давным-давно сбежала Алена из Москвы, от родительской опеки, а посмотришь в календарь — неделя всего...
Жизнь у них была неспешная, монотонная и однообразная... Но другой и не хотелось. Разве счастье может быть «однообразным»? Да и впечатлений, несмотря на кажущуюся монотонность, было столько, что на целую жизнь хватит.
Другие женщины за весь свой бабий век, наверное, не слышали столько нежных слов, сколько Алик шептал Алене в эти нескончаемые летние ночи.
И конечно же другие никогда не знали того упоения, которое охватывало ее, когда его руки будили в ней чувственность, и Алена ощущала себя настоящей женщиной, прекрасной и желанной...
А разве могут так смотреть на своих подруг другие мужчины? Разве сравнивают их с Афродитой, рожденной из пены морской, когда она выходит на берег мокрая, осыпанная солеными брызгами?
Его обожание передавалось и всем окружающим. Поджарые чернявые крымские парни провожали недвусмысленными взглядами белокожую блондиночку, а загорелые местные девчата не находили себе места от зависти — им бы такую прозрачную нежную белизну!
Правда, через несколько дней Аленина кожа набухла красными волдырями и начала лохмотьями сползать с плеч.
Тогда Алик густо намазал ее на ночь сметаной... а потом, дурачась, сам же и слизал «лекарство».
Его язык был горячим и шершавым, а ласка причиняла боль... но странно: на следующее утро от ожогов не осталось и следа.
— Вот что значит грамотно зализывать раны! — смеялся Алик.
И ей казалось, что так будет длиться вечно. Московская жизнь осталась где-то далеко, в другой, выдуманной жизни. А в этой, настоящей, было только море, солнце, ее любимый, да еще рисунки...
Но разве родители могли смириться с тем, что их беспечная семнадцатилетняя дочь наплевала на институт и исчезла в неизвестном направлении?
Ох, плохо Алена знала своего отца...
Егор Иванович напрасно стал адвокатом — ему бы следователем быть.
Это он понял, что звонок был междугородним. Это он отправился в институт и так ловко ухитрился навести справки и расспросить ребят, что постепенно из разрозненных слов и фактиков стала выстраиваться четкая картина: красивый юноша Алик, срезавшийся на экзамене по живописи в день Алениного исчезновения... черноморский загар, запомнившийся всем девочкам... и наконец — кем-то вскользь упомянутый крымский город Феодосия...
Выстроив всю эту информацию в цепочку, Егор Иванович тут же отправился на самолете в Симферополь. Затем он пересел в душный автобус и, трясясь по крымским дорогам, кипел справедливым негодованием.
Он ни секунды не сомневался, что моментально отыщет Алену.
Прямо с автостанции он отправился в милицию, сообщил, что его несовершеннолетнюю дочь обманом увез сюда развратный прохиндей... Далее следовали точные фамилия, имя и отчество Алика... Предъявил Аленин паспорт с фотографией и потребовал объявить общекрымский розыск.
И конечно же столичному адвокату местные власти пошли навстречу.
Судьба до поры до времени оберегала влюбленных. Они очень долго умудрялись не сталкиваться с папашей, хотя и ходили по одним и тем же улицам южного города.
К тому же «подкармливаемый» парой художников пляжный милиционер вообще смотрел сквозь пальцы на какой-то «розыск», а остальные просто не признали бы в пухлощекой девочке с паспортной фотографии похудевшую от счастливых бессонных ночей, покрытую ровным золотистым загаром Алену.
Да, за столь короткое время она стала не похожа сама на себя.
Так ведь и жизнь ее теперь стала совсем другой.
Никогда раньше Алена не рискнула бы надеть такие откровенно короткие шорты и маечку, едва удерживающуюся на тонких бретельках. И никогда прежде ее походка не была такой свободной, нарочито шаркающей, с гулко хлопающими по пыльным пяткам открытыми «сланцами».
Однажды отец увидел ее издали около входа на городской рынок, но... не обратил внимания, пристально вглядываясь в толпу в поисках «своей» Алены.
А похудевшая девчонка с кое-как подоткнутыми под огромное сомбреро патлами ничего общего с его приличной девочкой не имела.
Так что пока невидимый ангел—хранитель разводил их в разные стороны, отводил отцовские глаза от беспечной пары молодых людей, ловко прикрывал эту парочку от пристальных взоров доблестной милиции.
Егор Иванович начал отчаиваться и решил подкрепить поиск дочери некоторой суммой, перекочевавшей в карманы начальства местных стражей порядка. И их рвение усилилось прямо пропорционально количеству купюр.
Наконец-то участковые принялись методично обходить частный сектор и расспрашивать хозяев о постояльцах.
— Это утро было таким ясным... По небу плыли легкие перистые облака, похожие на редкие белые мазки кистью...
И хотя солнце уже вовсю светило в окно летней кухни, просыпаться совсем не хотелось.
Накануне они, как обычно, загулялись за полночь, а потом до самого рассвета ненасытно познавали «науку страсти нежной»... И жесткий деревянный топчан казался им пуховым ложем...
Чьи-то шаги по сухой потрескавшейся земле замерли рядом с их пристанищем. Хлипкая дверь дернулась от мощного удара, и служивший запором железный крючок сорвался с петли...
Спросонья Алена крепко обхватила Алика и прижалась к нему.
Из сладкой эйфории сна ее вырвал громкий, такой знакомый голос:
— Вот они!
Егор Иванович закрывал собой узенький дверной проем. Несмотря на жару, он парился в добротном костюме...
Его дочь, его милая послушная девочка валялась совершенно голая на смятой простыне с каким-то «цыганом»... Она и сама превратилась в цыганку, бродяжку, опустилась, переступила черту...
Егор Иванович испытывал отвращение к этому потному волосатому типу, к этому вору, нагло укравшему у него дочь...
Он шагнул к их ложу и схватил Алену за руку.
Она с ужасом уставилась на него.
Алик открыл глаза и рванул Алену к себе. А в следующую секунду он уже пружинисто вскочил на ноги и с силой пихнул Егора Ивановича в грудь.
— Негодяй! — тоненько вскрикнул тот. — Милиция!
И сейчас же, как по заказу, за его спиной показались два дюжих милиционера, поджидавших во дворе окончания семейной сцены.