Любовь и мафия - Алиса Одинцова

В полицейской академии уравнителям преподаются азы, но, разумеется, не затем, чтобы применять знания на практике. Наша стезя – через Аспект работать с энергетическими потоками, распределять и гасить их, то есть «запечатывать» источники. И, конечно, главный навык полицейского уравнителя – лишать силы, полностью и безвозвратно. Поэтому маги, выбравшие преступный путь, по возможности избегают столкновения один на один, работают группами и нередко бьют исподтишка. К их счастью, нас не так много, всего несколько десятков на весь Сорэйн. Однако же это никак не поможет Ризз-ша, которые должны ответить за смерть Макса. Чувствуя, как внутри снова разгорается знакомый огонь, я усилием воли подавила в себе этот порыв. Нельзя, только не сейчас.

В этот момент что-то произошло. По рукам Лизбет пробежала короткая дрожь и передалась мне как электрический разряд. Подобно короткому замыканию, в голове что-то щелкнуло, мир поплыл перед глазами и неуловимо изменился. Я поняла, что непроизвольно использовала Аспект, когда скорее почувствовала, чем увидела слабую, едва заметную дымку энергии в зеркальном круге. Энергия была не отсюда, нездешняя. В темноте комнаты символы зажглись ядовито-зеленым светом, и у меня волосы зашевелились на затылке. В прошлый раз такого не было.

Потоки клубились, видоизменялись, отталкивались от ограничивающих знаков. Лиза не убирала руки и ни на что не реагировала, словно ничего и не происходит. Может, все это – видение после дурман-травы?

– Лизбет, – приглушенно шепнула я. – Лизбет!

Черт, так и знала, что добром эта затея не кончится! Завершать спиритический сеанс не умею, а разрывать круг без положенной мантры нельзя. И хотя слова знакомы, но в моих устах это всего лишь набор букв.

– Кати, – мое имя прозвучало над ухом тихим шелестом, но я узнала голос. Тугой ком подкатил к горлу. Сцепила зубы, чтобы не зареветь, но слезы уже потекли, оставляя на щеках горячие, мокрые дорожки. Этого просто не может быть!

– Макс? – Мой голос так дрожал, что я едва могла произнести одно короткое, но самое дорогое слово.

– Отпусти меня, – так же тихо попросил брат. Устало. На него совсем не похоже, он у меня звонкий и радостный, как будто ему всегда пятнадцать. А на самом деле вечные двадцать два…

– Я не знаю как! – чистая правда. Не знаю. Ни как завершить сеанс, ни как отпустить Макса из своей жизни.

Расплакалась уже в голос и не могла остановиться. Так невыносимо больно, как не было с похорон. Почему он ответил на зов Лизбет? Или на мой – когда я случайно подумала о нем во время сеанса? Как? Ризз-ша ведь всегда убивают душу и не оставляют ни этому, ни другому миру ничего, кроме пустой оболочки.

– Я не выдержал, – сказал он, отвечая на мой безмолвный вопрос. – Ушел сам.

Мне даже не оставили тела, чтобы патологоанатом мог определить причину смерти. Только значок с его именем и кисть в коробке из-под овсяного печенья. Отправили не в управление полиции или ОСА, а на домашний адрес… Позже врач сказал, что кисть отрезали уже после смерти. Теперь я знаю, что Макс умер сам, не вынес пыток, и Ризз-ша не успели убить душу.

– Кто тебя пытал? – Слезы душили, но я нашла в себе силы задать вопрос, мучивший меня последние месяцы.

– Неважно, – далеким эхом отозвался брат. – Не это важно…

Возвращение было таким резким и таким болезненным, что я на мгновение потеряла сознание и ударилась затылком о паркет. Белое, как у фарфоровой куклы, лицо Лизы склонилось надо мной. Она трясла меня за плечи, что-то говорила, даже кричала, но я видела только движение губ и не слышала звука. А вот хлесткую затрещину очень даже почувствовала.

– Убью, – первое, что сказала, когда очнулась. Не Лизу, разумеется. – Всех их убью.

– Като, слава Богу! Ты как, в норме?

– Похоже, что я в норме? – раздраженно откликнулась я. Звуки наконец вернулись, как и ощущение реальности, невосполнимой утраты и какой-то жуткой, всепоглощающей пустоты. Как будто это мою душу забрали Ризз-ша…

– Что произошло? Я только вошла в транс, когда ты будто отключилась. А потом заплакала.

– Макс приходил повидаться, – глухо произнесла я, все еще не до конца веря своим же словам. Был здесь всего минуту назад – и снова нет его. Я кожей чувствовала присутствие, все мои инстинкты кричали, что это мой брат, совсем-совсем рядом, но все же не дотронуться, не обнять, не утешить. Не попросить прощения за то, что не уберегла.

– Но это невозможно! – воскликнула подруга и тут же осеклась, глядя в мои полные слез глаза. – То есть я думала…

– Я тоже так думала. Но это был он. Макс умер под пытками раньше, чем эти ублюдки успели убить его душу. Хоть что-то осталось от моего брата. Лиза, давай повторим сеанс! Давай повторим прямо сейчас!

– Нет, Като, прости. Только не сейчас, я слишком перепугалась, чтобы снова сосредоточиться. – Лиза неуверенно отвела взгляд.

– Тогда завтра, – настояла, похоже, слишком сильно сжав ее ладонь в своей. – Это важно, я должна узнать хоть что-то.

– Да, конечно, понимаю. Мы сделаем это завтра, обещаю, – заверила Лизбет.

– Завтра, – с какой-то остервенелостью повторила я, словно скрепляя наш уговор.

Ничего не помню до той минуты, как вошла в знакомый бутлегерский бар на Боккард-авеню. Видимо, пообещав Лизе поймать такси, все-таки отправилась домой пешком как была – в черном вечернем платье и пальто – через пять кварталов. По пути ко мне никто не привязался, и на том спасибо.

В небольшом подвальном помещении ни одной знакомой физиономии, кроме бармена Тоби, которому хватило одного взгляда на мое лицо, чтобы без слов поставить на стойку стакан дешевого пойла. Виски обжег горло, позволив немного прийти в себя. Тобиас так же молча плеснул еще. Он знал, что я из полиции и знал, что не сдам его коллегам. В этом состояло наше негласное соглашение: он наливает и не лезет в душу, я пью и иду по своим делам, будто ничего и не было. И так живет вся страна, не только наш прогнивший, преступный от бордюров до самых крыш город.

В углу за круглым столиком сидела компания, которая уже порядком надралась и теперь выкрикивала сальные шуточки в адрес мэра и его молоденькой жены. В последнее время эта тема для подколок никак не могла себя исчерпать. Когда остроты шутников в адрес новобрачных кончились и посыпались бранные словечки в адрес полиции, бармен вежливо велел им заткнуться. Компания послушалась, чему я нисколько не удивилась. Двустволка, хранившаяся под стойкой, внушала подобным типам некоторое уважение. Впрочем, лично мне на происходящее было плевать. Так что Тоби зря опасливо косился в мою сторону, будто ожидая, что в любой момент я встану и начну пьяную потасовку в его баре.