Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

Марыся близко увидела казаков, когда они проезжали мимо родового дворца князей Дольских в Варшаве. Длинные пики, кривые сабли, пистолеты за поясами и в седельных кобурах, мушкеты за плечами... Пыльные жупаны, высокие лохматые шапки с цветными шлыками, широченные шаровары, в ушах серьги, в зубах причудливо изогнутые люльки... Блестящие от пота лица, воинственно торчащие усы, победный блеск в глазах, разинутые в песне рты... Конское ржанье, рев труб, грохот и звон тулумбасов [11] — и песня с присвистом и гиком о том, что славные лыцари-казаченьки не отдадут ридну неньку-Украйну никакому ворогу. Это было так красочно, волнующе, романтично!

— Какая сила! — восхищенно произнесла тетка Ганна, стоящая на балконе дворца рядом с Марысей. — Направить бы ее против врагов настоящего польского короля пана Станислава Лещинского!

— Направить? — удивилась Марыся. — Но разве это не казаки гетмана Мазепы, вашего давнего тайного союзника, тетя? Придет нужный час — и сабли этих казаков обрушатся на головы тех, кого им укажет Мазепа.

— Наивное дитя, — снисходительно улыбнулась тетка. — Казаки прежде всего признают своих выборных полковников, а потом уже царского гетмана. Поэтому их сабли в любой миг готовы обрушиться на головы врагов полковников Апостола и Скоропадского, а на головы врагов гетмана в случае, если его враги будут одновременно и врагами их полковников.

— В таком случае полковников нужно сделать сторонниками гетмана Мазепы, — простодушно посоветовала Марыся. — Тогда послушные своим полковникам казаки станут одинаково послушны и гетману.

— Ты наивна больше, чем я могла предположить! — воскликнула тетка. — Чтобы полковники стали сторонниками гетмана, они должны быть его единомышленниками либо лично заинтересованы в стремлении Мазепы передать свою часть Украины от России Польше.

— Так сделайте их единомышленниками Мазепы или заинтересуйте заманчивой перспективой, которая откроется перед ними в случае возвращения Гетманщины в лоно Речи Посполитой, — невозмутимо произнесла Марыся, любуясь маникюром на своих ухоженных ногтях. — Неужто это сложно? Я еще не встречала ни одного человека, полностью довольного своей жизнью или о чем-то не мечтавшего. Разве паны Апостол и Скоропадский, лучшие казачьи вожди, пребывающие в чинах обычных полковников, не мечтают стать Генеральными старшинами? Почему бы гетману не посулить им новые высокие должности, если они поддержат его в борьбе против царя?

— Вот именно, если они поддержат его в борьбе против царя, — усмехнулась тетка. — Знаешь, как твое предложение называется по-другому, на языке всякого уважающего себя воина-рыцаря, а казаки считают себя таковыми? Это измена своему Государю, именуйся он король, царь, султан, которому казак присягал на верность и клялся защитить его, а не предавать. И не все рыцари способны променять свою воинскую честь на клеймо предателя, если даже им за это посулят большие деньги или заманчивые привилегии.

— Тетя, вы говорите о вещах, которые даже мне, нисколько не интересующейся политикой, кажутся смешными. «Воинская честь», «клеймо предателя» — эти понятия давно канули в Лету, их сегодня чаще повторяют в пустопорожних разговорах, чем руководствуются в реальной жизни. Моего разлюбезного муженька, потомственного аристократа, ротмистра Короны, трижды или четырежды присягавшего на верность королю Августу и столько же раз перебегавшего от него к Лещинскому, на каждом углу кричащего о поруганной славе Речи Посполитой, вы тоже относите к блюстителям какой-либо чести? Кстати, вы не знаете, кому из соперников на польский трон он продал в очередной раз свою... фамильную и воинскую честь?

— Я слышала, что его неделю назад видели под знаменами короля Станислава. Но с тех пор произошло столько событий...

— И каких событий, — улыбнулась Марыся. — Казаки гетмана Мазепы разгромили и разогнали по медвежьим углам спасшихся от их сабель сторонников короля Станислава, в Варшаве появился сильный русский гарнизон, король Карл обошел Варшаву стороной и продолжил движение на восток. Вполне подходящая ситуация, чтобы объявить Станислава Лещинского самозванцем и признать законным польским королем саксонского Августа. Как бы мне не увидеть вскоре его пьяной рожи в своем дворце. Матка бозка, как разило от него лошадиным потом при последнем появлении! Мне кажется, от этой вони он уже не избавится никогда.

— О каких пустяках ты говоришь, Марыся! Поверь, что конский пот покажется тебе ароматом, когда от мужа начнет нести самой дешевой туалетной водой его любовниц простолюдинок, не приведи Господь тебе дожить до такого. Но почему от разговора о казачьих полковниках мы перешли к обсуждению персоны твоего мерзавца-мужа, который действительно несколько раз изменял единственно законному королю Польши пану Лещинскому?

— Потому что его поведение является ярчайшим примером того, что святые прежде для настоящих мужчин понятия «честь», «доблесть» «верность сюзерену» в наши дни превратились в пустые слова, которым теперешние горе-рыцари предпочитают нечто более осязаемое — маетки, золото, чины, придворные звания. А разве полковники Апостол и Скоропадский не такие же люди? Разве им не присущи такие свойства человеческой натуры, как тщеславие, самолюбие, непомерная гордыня... корысть и зависть, наконец? Или они святые, о чем говорит фамилия одного из них?

— Не думаю, что они святые. Однако наряду с перечисленными тобой свойствами человеческой натуры существует нечто более важное и всеобъемлющее, оказывающее решающее влияние на людские поступки — понятие «время». Посмотри на Апостола. Это старик, у которого есть и маетки, и земля, и табуны, и золото, и уважение среди казаков. Что ему нужно еще на краю могилы? Только умчавшуюся молодость, ибо все остальное — суета сует, поскольку на тот свет с собой не возьмешь даже того, что уже имеешь.

— Что нужно пану Апостолу еще? Кажется, я знаю. Посмотри на его неприступный вид, горделивую осанку, надутые от важности щеки. Какое положение определил ему Мазепа в походе? Наказной гетман. То-то его и распирает от собственного величия. Не думаю, чтобы ему было приятно вновь стать обычным полковником, и уверена, что он давно мечтает о чине Генерального есаула или хорунжего. Верно, что маетки, землю и золото не возьмешь с собой в могилу, но память о нем, как Генеральном старшине, надолго переживет его кончину и будет гордостью его потомков. А пан полковник Апостол очень честолюбивый человек, и если при его возрасте и тяжком увечье продолжает исправно нести военную службу, значит, полагает, что еще не достиг зенита своей карьеры и славы. Так помогите ему этого достичь, и благодарный Апостол не останется в долгу.

Тетка внимательно посмотрела на Марысю, улыбнулась какой-то странной, непонятой ею тогда улыбкой.

— А ты неплохо разбираешься в людях, племянница. Полковник Апостол действительно не прочь стать кем-нибудь из Генеральных старшин — есаулом, хорунжим, бунчужным. И гетман Мазепа всеми силами готов помочь ему в этом... естественно, если пан полковник будет его сторонником в борьбе с Россией.

— Вижу, вы смогли подобрать нужный ключик к особе пана походного гетмана. Надеюсь, столь же успешно обстоят ваши дела и с полковником Скоропадским? — предположила Марыся.

— Как ни прискорбно, пан стародубский полковник оказался более крепким орешком, нежели мы думали. Конечно, у него, как у всякого человека, тем более мужчины, есть слабые стороны характера, и они нам известны. Но как сыграть на них... вернее, кому удалось бы успешнее сыграть на них... мы еще не знаем. А нам нужен, нам очень нужен такой человек... — и тетка вновь скользнула по лицу Марыси тем странным, непонятным взглядом, что однажды уже удивил ее.

— Тетя, я вас не совсем понимаю. Если известны уязвимые места в характере полковника, неужели так трудно использовать их в своих интересах? Тем более вам, в мастерстве которой плести интриги нет равных во всем королевстве. Или уязвимое место пана Скоропадского столь необычно, что у вас попросту нет к нему ключика?

— О нет, самое уязвимое место полковника то же, что у большинства мужчин — он очень любит женщин.

— Но ему на вид никак не меньше пятидесяти лет, а в этом возрасте для большинства мужчин женщины уже не самое главное в жизни. Их больше влекут дружеские застолья, карты, охота, путешествия, а на любовниц не хватает ни сил, ни времени.

— Твои рассуждения верны в отношении большинства мужчин, но не всех. Настоящий мужчина в пятьдесят лет — это конь-огонь, и для него по-прежнему женщины стоят на первом месте. Разве твой благоверный моложе? А ведь его постоянно тянет на баб... не в общество приличных, уважающих себя женщин, требующих внимания и должного с собой обхождения, где ему попросту делать нечего, а именно на вульгарных баб, всевозможную уличную и трактирную дрянь, которая встретит его в любом состоянии с распростертыми объятиями и удовлетворит самую гнусную прихоть по первому требованию. Но оставим в покое твоего муженька, он ничем не хуже и не лучше тех, кого мы почему-то зовем красой и цветом сильной половины Речи Посполитой. Возвращаясь к полковнику Скоропадскому, добавлю, что он любит не просто женщин, а красивых, я даже сказала бы... очень красивых женщин.