Публичное разоблачение - Лаура Ван Вормер

Даг заехал за мной на семейной легковушке, что-то бормотал в ответ на вопросы моей матери, которая пыталась его разговорить, но попытка провалилась. И мы с Дагом поехали на обед, но за весь вечер ни разу не взглянули друг на друга. Когда все стали уходить, мы подошли друг к другу, молча вышли на улицу и сели в машину. И тогда он спросил:

– Может… хочешь пива перед танцами?

Я посмотрела на него с интересом. Даг оказался еще более застенчивым, чем я думала. Он привез меня на парковку загородного клуба, где мы купили несколько бутылочек холодного и приятного пива. Мы уже начали пить по второй, когда из клуба вышел администратор и направился прямиком к нам.

Я занервничала, Даг – совершенно спокойно – опустил стекло машины и сказал:

– Привет.

– Вы член этого клуба? – обратился администратор.

– Да, – ответил Даг.

– Ваша фамилия?

– Рентам. Р-Е-Н-Т-А-М.

– Хорошо, но не оставайтесь здесь надолго. И не дай Бог кто-нибудь увидит вас здесь с пивом.

Даг завел машину.

– Я не знала, что ты член этого клуба, – сказала я.

– А я и не член. Но если ведешь себя уверенно, люди тебе верят.

И тогда я подумала, что что-то в этом застенчивом красавчике есть.

Надев шелковый халат, я вернулась в гостиную ждать Дата. Скотта сидел у моих ног, пока я сортировала отпечатанные материалы и делала пометки.

Касск Кохран

Кэтрин Литтлфилд (мать жива)

Генри Литтлфилд (отец умер)

Майкл Кохран (первый муж)

Джексон Даренбрук (второй муж)

Генри Кохран (сын)

Я выпускала копию интервью, которое дала Касси Кохран СМИ, когда Скотти навострил уши, затем вскочил и, лая, подбежал к двери. Я выглянула в дверь, и Скотти, прошмыгнув, исчез в ночи. Ни Дага, ни его машины.

Я позвала Скотти. Он не вернулся, но продолжал яростно лаять. Это не предвещало ничего хорошего. Он преследовал опоссума, или енота, или – о, пожалуйста, только не это – скунса.

– Скотти! – резко позвала его я. – Немедленно домой!

Он все же решил послушно вернуться, и я наградила его «Милк боун».

Дагу понадобилось три месяца, чтобы первый раз поцеловать меня, а через шесть месяцев он попытался перейти от поцелуев к сексу. Таким был Даг. Слишком застенчивым, чтобы залезть мне под блузку, слишком стеснительным, чтобы погладить меня по округлости, обтянутой джинсами, но чересчур возбужденным и потому решившим, что, если он начнет расстегивать ремень на джинсах, это станет для меня сигналом, что он готов.

Я разразилась слезами. Потому что к тому времени с головой влюбилась в Дага, а его застенчивость и вожделенные знаки вызывали во мне ответную страсть. До сих пор он ни на что не решался. Исключением стала та ночь, когда он, как и я, был чрезвычайно возбужден. Мне не хотелось отказывать Дагу, ведь он так долго оставался джентльменом. Сейчас, оглядываясь назад, я так и не могу понять, что входило в его намерения в тот вечер: либо он, все обдумав, решил попытаться, либо у него на уме было совсем другое. Конечно, я давала ему понять, что доступна для него, но никогда не была доступна ни для кого другого. Возможно, поэтому он решился перейти к действиям.

– Я не защищена никаким способом, – рыдала я ему в плечо. – Мне очень жаль, Даг, но мы не можем…

– Все нормально, все нормально, – шептал он, расстроившись.

Затем мы сели и повели, как мне казалось, очень серьезный разговор – односторонний, конечно, – о том, как я пойду в Американскую федерацию планирования семьи и выясню, как избежать нежелательной беременности. (В таком городе, как Каслфорд, весьма тревожное число нежелательных беременностей беспокоило, и моя мать бранилась по этому поводу. Она намекала мне, как легко можно забеременеть, а чтобы избежать такой судьбы, лучше вообще сексом не заниматься. Но если такое случится… Есть место, куда можно пойти… Хотя она предпочитает, чтобы прежде я пришла к ней… Одним словом, мать знала мой характер и понимала, что, если будет постоянно читать мне нотации, дело может кончиться тем, что я просто утаю от нее мою сексуальную жизнь.)

Я пошла в Американскую федерацию планирования семьи в Ныо-Хейвене, получила все необходимые советы, а затем консультант направила меня на гинекологическое обследование. В кабинет вошла доктор средних лет, просмотрела мою карту, чтобы удостовериться, что мне восемнадцать и что я пришла, чтобы узнать, как предохраняться от нежелательной беременности. Она смотрела на меня поверх очков.

– Вы не вступали в половую связь? – спросила она. – Девственница? Это действительно так?

– Разумеется, – прошептала я, не поднимая глаз. Меня била дрожь.

Затем она обследовала меня, и я услышала ее вердикт:

– Так оно и есть. Очень хорошо. Вы меня осчастливили; молодая леди.

Спустя годы я поняла, почему так счастлива была эта женщина: она поняла, что сексуальное образование иногда срабатывает.

Во всяком случае, я выбрала таблетки от зачатия, хотя в клинике их не одобряли. Беспокоило, что они не защищают от венерических заболеваний. Но у меня были все основания полагать, что Даг такой же девственник, как и я, о чем я, заикаясь, сообщила консультанту, и она уставилась на меня точно так же, как смотрела гинеколог.

Меня снабдили таблетками, презервативами и массой полезной информации. Я сказала Дагу, что мне надо выждать, когда у меня пройдут «критические дни», в только потом начать принимать таблетки, а затем ждать еще целых два месяца, прежде чем мы сможем…

Короче, с марта до конца мая мы старались не проводить вдвоем слишком много времени. (Конечно, я имела представление об альтернативе половому акту, но это было настолько стыдно для меня, что не посмела сказать об этом Дату.)

Затем Даг спросил меня, не хочу ли я пообедать с ним в каком-нибудь хорошем ресторане. Я улыбнулась, потому что поняла – он считал дни. Я была на таблетках полных два месяца.

Однако в тот вечер мы не смогли попасть ни в одно из наших привычных мест. Мой дом был полон людей, дом Дата тоже.

Кто-то одолжил мне ключ от школьной аудитории, куда мы обычно проникали, чтобы спрятаться в кладовке за сценой. Покатавшись по городу, после обеда мы оказались на школьной парковке. Нас не засекла ни одна патрульная полицейская машина.

На заднем школьном дворе мы выпили пива. Не целовались, а просто пили пиво и разговаривали бог знает о чем. А затем Даг сказал, что уже десять часов, и я поняла, что время настало. Поэтому согласилась:

– Хорошо.

– Можем расположиться на заднем сиденье, – сказал он. – Я захватил с собой одеяло.

Мы перебрались назад, опустили сиденье и лежали рядом, целуясь. Даже в такой момент он не тронул мою грудь. Всего лишь спросил:

– Хочешь попробовать?

– Да, – ответила я и сняла колготки и трусы.

Он расстегнул на джинсах молнию. Должна сказать, я была очень возбуждена, ведь раньше Даг никогда не терял над собой контроль. Мы сбросили одежду, затем он взгромоздился на меня, поцеловал, и я, почувствовав, как он тыкается в меня сама направила его твердь куда надо.

– Ой! воскликнула я, когда он ринулся в атаку.

– С тобой все в порядке? – тяжело дыша, спросил он. – Больно, – захныкала я.

Не знаю, что нашло на Дага, потому что он, вместо того чтобы слезть с меня, крепко обхватил меня руками и сделал толчок со всей силы. Я снова заорала, а он, не обращая внимания на мой крик, внезапно преодолел сопротивление и оказался внутри меня. Мы оба застыли, не веря тому, что произошло. Затем он двинулся вперед, уже не встречая преград.

К тому времени как я уехала в Лос-Анджелес, а Даг в Ам-херст, мы чувствовали себя сексуальными партнерами, хотя, надо сказать, он так и не научился эротическому стимулированию. Поэтому, когда мы вместе проводили Рождество и он попросил меня сесть верхом на него, я сразу поняла, что он с кем-то переспал. Ничего не сказав ему, я, вернувшись в Калифорнию, решила, что вправе встречаться с кем хочу.

В Ла-Ла-ленде я пользовалась большим успехом. Моей соседкой по комнате была дочь продюсера, фильм которого принес ему сотни миллионов долларов (одним словом, она не дочь почтальона), и ее семья просто обожала меня, потому что в отличие от Морнинг[3] (клянусь, ее именно так и звали; можно себе такое вообразить?) я умела вести себя прилично. Короче говоря, вскоре я стала вхожа в богатое общество. И однако, я не позволяла себе ничего большего, чем поцелуи. Я ничего не пила, кроме пива, отказывалась употреблять кокаин, говоря: «Наверное, вы шутите?»

Мою мать медалью за это надо наградить. Она правильно меня воспитала.

На весенние каникулы я поехала в Миссури, чтобы встретиться с Дагом – на полпути от нас обоих. И Даг отметил, что я очень изменилась. Я сказала, что изменилась не я, а он. Он стал упрямым ослом, твердила я, хотя он скорее стал более уверенным в себе, даже самоуверенным, и это мне совсем не нравилось. Мы провели вместе пять дней, в основном в постели, хотя он меня не слишком беспокоил. И все же я любила Дага. Я доверяла ему, и мы весело провели время. Но его отношение ко мне говорило, что ему хотелось поскорее расправить крылья – одним словом, стать мужчиной.