Война за корону - Ярослав Коваль

— Миру, но что Ирбал сейчас может сделать, сидя в осаждённой школе? — миролюбиво возразил Санджиф. — Выманить Илью за пределы защитной системы? Фантастика. Он же не такой дурак.

— Мало ли что можно придумать! А если в момент нападения у него будет задача напасть на Илью сзади, оглушить и повязать до момента, когда к нему успеют люди лорда? Или там инструмент отобрать…

— Я и без инструмента сумею пользоваться своими способностями Видящего.

— Хочешь попробовать сражаться без инструмента? Отдай мне его на хранение.

— Ну-у нет!

— Вот видишь!

— Даже если Ирбал и затевает что-нибудь эдакое, мы же не можем пойти к директору и объяснить, мол, так и так, дружок Ферранайра может поступить так-то и так-то, поэтому давайте-ка вышвырнем его из школы.

— Значит, надо сделать так, чтоб он сам не выдержал и ушёл отсюда.

— Это как? — не понял Илья.

— Да просто устроим травлю. Если постараться, можно убедить других ребят, что Ирбал — шпион лорда Ингена. Очень даже убедительно.

— Это мерзко! — отрезал Санджиф.

У него потемнели глаза, и взгляд стал таким же, каким сын лорда смотрел на людей самопровозглашённого «императора», явившихся к стенам уинхалльской школы требовать, чтоб госпожа директор допустила их внутрь. Мирним смутилась.

— Но это же необходимо!

— Никакая необходимость не может оправдать недостойный поступок.

— Да, ёлки, что тебе дороже — друг или свои принципы?!

— Я думаю, мой друг не станет требовать от меня совершать мерзости. Потому он мне и друг, — изрёк отпрыск знатного Дома, и Илье снова показалось, будто за спиной его одноклассника на миг призрачно замаячили стяги с родовыми символами Даро и стройные ряды его благороднорождённых предков.

— Ладно, а если я сама сделаю всё? — Мирним топнула ногой.

— Я очень прошу тебя этим не заниматься, — и сказано это было таким тоном, что девушка лишь недовольно умолкла и рассерженно покосилась на Илью.

Тот хранил гордый нейтралитет. Ему нравилась великолепная позиция Санджифа, а доводы подруги казались во многом убедительными, потому что гармонично сочетались с неприязнью, которую юноша испытывал к Ирбалу. Друзья Ферранайра и он сам сейчас уже прочно ассоциировались у него не с теми обидами, которые эти чванливые детки богатых родителей наносили ему в первый год учёбы, а с той нелепой, дурацкой ситуацией, в которую они поставили его позже. Кому нравится чувствовать себя идиотом?

Однако уже через день, присмотревшись к одноклассникам и их отношению к Ирбалу, Илья убедился, что восстанавливать кого-либо против Ферранайрова дружка нет необходимости. На него недовольно косились, его сторонились, а кое-кто, например всё тот же Сергей, не скупились на «напутствования». Многие из этих замечаний звучали довольно-таки зло, Ирбал краснел, бледнел и делал вид, что не слышит.

А буквально через пару дней обнаружилось, что и он сам далеко не всем по вкусу.

Уроков теперь почти не было, лишь непременная энергоразвивающая гимнастика, медитации и кое-что из общеобразовательных предметов, причём не по расписанию, а когда придётся. Уже не раз и не два прямо посреди урока приходилось выскакивать из класса, потому что следящие системы подавали сигнал тревоги, и старшеклассники разбегались по местам, а потом обнаруживалось, что если атака и имела место, то такая хиленькая, что её гасили даже внешние защитные оболочки.

— Прощупывают, — проворчал Фёдор. — Вот гады!..

— Ладно, давайте обратно по местам, — предложил Илья, соображая, что надо бы как-то скоординировать действия большой группы одноклассников в работе над той частью атакующей системы, которую им поручили, и делать это должен именно он, потому что ему проводить линию связи новой системы с будущим источником энергии.

— Я вот одного не понимаю — тебя кто наделил правами тут распоряжаться? — внезапно осведомился Сергей, набычиваясь. — Что-то я не слышал, чтоб тут у нас новый учитель появился.

— А для тебя новость, что я умею и знаю кое-что такое, что не знаешь ты? — огрызнулся петербуржец. Тон бывшего друга показался ему оскорбительным. — Директор мне доверяет.

— Да уже понял! Понтов у тебя предостаточно, на любого благородного хватит, вот тебя к ним и тянет, как муху к дерьму! Только мне в упор непонятно, какого хрена мы тут все должны корячиться, а потом, видимо, ещё и помирать, чтоб отстоять твою драгоценную особу? Ты нас втравил в эту войну, сам и расхлёбывай, придурок.

— Я вас втравил в эту войну?!

— Интересно, а кто ещё? Это же у тебя, блин, такие способности, видите ли! Это вокруг тебя пляшут школьные учителя, и теперь, получается, ещё и мы тоже должны? Ты тут уже себя хозяином вообразил, я вижу!

— Ты бредишь?

— Это я-то брежу? Интересное дело… То, что, если б не ты, школа наша никого бы не заинтересовала, и мы бы вообще остались в стороне от войны — это факт.

— Ваша школа?! А я, получается, уже к ней и отношения не имею?!

— Ты — один, — зло ответил Сергей. — Нас — много.

Редкий, но уверенный гул в группе школьников звучал как одобрение его словам. Конечно, не все одноклассники в этот миг поддерживали Сергея, и не все они потянулись к нему, но ошеломлённому происходящим Илье показалось, что против него единодушно встал весь класс. Правда, за его спиной сразу возникли нахмуренный Санджиф и, конечно, Мирним, и ещё пара одноклассников, в их числе Беджар Гломер, смотрели на Сергея со смесью недоумения и укоризны. Но в этой напряжённой ситуации подобные мелочи как-то прошли мимо сознания юноши — он буквально захлебнулся обидой.

— И что же ты мне предлагаешь — пойти и сдаться Ингену?

— А меня это как-то не колышет, знаешь ли. Был бы ты нормальным человеком с признаками совести, убрался бы отсюда и сам бы решал свои проблемы, не впутывал бы в них всю школу. Но совесть у тебя и не ночевала, это понятно. Поэтому мы тут все вынуждены корячиться…

— Ну и не корячься. Право слово, уж без твоей-то помощи мы отлично обойдёмся, — взбесился Илья. И уже не важно было, что сказать, — лишь бы уколоть побольнее в ответ, ответить недругу в той же мере, в какой он сейчас оскорбил тебя.

Сергей побагровел — несмотря на всё своё внешнее равнодушие к посредственным успехам в школе, в глубине души он всё-таки хотел быть лучшим, смущался, что не дотягивает до уровня лучших, и потому в глубине души относился к отличникам с большим недоверием. На какую-то долю это была лёгкая зависть, на какую-то — подозрение, что отличник на самом деле такой же зануда, как те отличники, которые раньше попадались Сергею на жизненном пути.