Дежа вю - Юлия Туманова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей вдруг стало смешно.
Она представила, что звонит одному из них и бормочет в трубку: «У меня тут такое! Представляешь, заказчик внезапно улетел в Сибирь, и мне пришлось мчаться за ним, и уже на месте я вдруг вспомнила, что родилась здесь, да-да, родилась и жила!
Ну, не совсем в Новосибирске, но сюда я приезжала на выходные, гуляла в Академгородке, собиралась поступать в НГУ, каталась на метро — я ведь здесь впервые увидела метро, а никак не в Москве! И сейчас я не знаю, что делать, потому что в голову не лезет никакая работа, и я даже забыла, как выглядит этот самый заказчик, потому что снег летит в лицо, потому что здесь невероятно холодно, а небо такое, что хочется взлететь! И еще в этом городе я… ты знаешь, что такое предательство?.. Я узнала тринадцать лет назад… Я думала, мне уже не больно, но… Мне не надо было приезжать сюда! Но я должна была, я всегда делаю то, что должна, и это правильно, да? Так и надо, ведь правда?»
На том конце провода, по меньшей мере, решат, что она напилась, и уже через пару часов вся тусовка будет в курсе — Тина Чупицкая время от времени впадает в запой и начинает нести галиматью. Так что вы того… поосторожней с ней.
Она рассмеялась тихо и горько. Все было бы именно так. Собственный монолог и ей самой показался нелепицей, бредом. Разве она способна на такое? Неужели и вправду она чувствует что-то подобное, думает такими вот словами, по-настоящему переживает из-за того, что произошло здесь тринадцать лет назад?
Конечно, нет! Просто очень давно она не смотрела в небо и не замерзала, как сейчас. Все-таки это Сибирь, где зима совсем не похожа на свою московскую родственницу — чахлую старуху с вечно сопливым носом, невпопад разбрасывающую снежные крошки дрожащими, рассеянными руками.
Кажется, про смену климата Тина уже думала. И это вполне устроило ее в качестве причины внезапного умопомешательства. Иначе нынешнее состояние назвать было нельзя. Он умела признавать свои слабости, вот только до сей поры считала, что ностальгия — не из их числа. Ностальгия могучая, всеобъемлющая, и потому похожая на безумие, которому нет дела до всего остального.
Но она должна работать. Она прилетела за этим, а вовсе не для того, чтобы открыть в себе способность страдать из-за воспоминаний.
Тина запихнула новенький сотовый в карман и вернулась в гостиницу, твердо решив, что выйдет из нее только затем, чтобы найти заказчика. Все остальное время она проведет в тишине и одиночестве номера, крепко-накрепко занавесив шторы в чужой, студеный город.
ГЛАВА 6
Кажется, все. Точка. Он снял очки и несколько секунд ожесточенно тер переносицу, откинувшись в кресле.
— Между прочим, кофе остыл! — в который раз донеслось с первого этажа.
Бесполезно объяснять, что он любит холодный кофе, и не любит, когда его отвлекают. Хорошо, что выходные кончатся и Маша уедет к себе. Тут он вспомнил, что и сам уедет тоже, и поморщился даже — так не хотелось покидать дом, собирать вещи, садиться в поезд, разговаривать с кем-то, кто займет соседнюю койку, а спустя пару суток еще и выставлять себя на всеобщее обозрение. Ко всему прочему придется каждый день бриться!
Эта мысль, а точнее собственный ужас при ее появлении, внезапно его развеселили.
Можно подумать, тебя на самом деле пугает бритва, упрекнул он свое смутное отражение в погасшем мониторе. Признайся уж, что просто ненавидишь людей. Толпу, тут же поправился он. Отдельные личности в малых количествах ему очень даже нравились. Например, Маша. Она была беззаботной, как и он, и умела наслаждаться жизнью, не усложняя ее себе и другим. Вот только кофе — священный напиток! — не позволяла пить холодным! Иногда он любил смотреть, как она колдует над джезвой, что-то бормочет, помогая себе сосредоточиться, а рыжие кудри всполохами огня взлетают над плечами.
Но все равно кофе он пил только холодным.
В остальном они прекрасно ладят, с удовольствием резюмировал он, выскочив из кресла.
— Неужели? — Маша обернулась на его шаги. — Наконец-то мой кофе удостоится чести быть выпитым!
— Принесла бы наверх, — улыбнулся он, — глядишь, дело пошло бы быстрей.
— Я не хотела тебя отвлекать.
Вот она, женская логика! Он рассмеялся, точно не зная, восхищает его это или только забавляет. Значит, дозываться его к столу целый час можно, а подняться, чтобы принести поднос с кофе, нельзя.
— Машунь, ты прелесть!
— Твои комплименты меня нервируют.
— Почему? — удивился он.
— Потому что непонятно, чем они вызваны.
Она стояла у лестницы, смотрела на него снизу вверх, и запрокинутое лицо казалось по-детски беззащитным, хотя взгляд был вызывающе дерзок. Он знал это выражение, и каждый раз поражался, как могут сочетаться наивность и зрелая сила в глазах, отвага и робость, смущенно порозовевшие щеки и сладострастие на губах, изогнутых в кокетливой улыбке. Обычным женским актерством Маша владела не слишком уверенно, уж он-то знал. Она была слишком импульсивна для этого. Однако ее противоречивость завораживала его, как завораживала в других женщинах, во всех — без исключения. Он не пытался разгадать эту загадку, просто наслаждался ею, сторонним наблюдателем взирая на чудо природы, засыпающее в одной постели с ним, но далекое, неизведанное, странное.
— О чем ты думаешь? — спросила она нетерпеливо, потому что он не двигался с места, застыв на ступенях.
— О книге, конечно, — легко соврал он. — Кажется, я закончил главу не так хорошо, как мог бы.
— Давай я почитаю и оценю.
На этот раз они рассмеялись вместе. Оба прекрасно знали, что он дает читать свои книги только в напечатанном виде, а ее интерес к ним даже в таком обличье равен нулю. Маша не читала ничего кроме театральных программок. И этого в ней он тоже не понимал — как можно наслаждаться спектаклем и ни в малейшей степени не интересоваться литературой?
— Буквы меня пугают, — то ли в шутку, то ли всерьез объясняла она, — а люди на сцене завораживают.
Он не уставал удивляться, сколько парадоксов таит в себе человек. Он не искал их специально, эти интересные, подчас абсурдные свойства — фишки? изюминки? Черты характера или природную данность? Люди на самом деле не слишком занимали его, ему было скучно и лень вникать хоть немного в их жизнь, и каждое новое знакомство вызывало даже некоторый страх. А вдруг сложится так, что проблемы и радости этого человека станут и твоими собственными, невольно, постепенно, незаметно окружив тебя со всех сторон?
В известной степени он плыл по течению, но если была возможность выбрать берег, поднимался на тот, откуда ему не махали руками. Маша, как кто-то до нее, оказалась вместе с ним случайно, и он мог бы снова сигануть в воду до следующей удачной волны, которая принесла бы его к другому пустынному острову. Но это уже было бы сопротивление обстоятельствам, а ему не хотелось сопротивляться. Лучше смириться, подождать, приглядеться: а может, не слишком уж и обременительным выйдет новое знакомство? С Машей ему повезло, такого давненько не бывало. Может быть, никогда раньше. С тех самых пор, когда он перестал бессмысленно лупить руками по воде, противясь бурным течениям, и успокоился, признав в себе философа, которому все равно, что творится вокруг, лишь бы внутри было покойно.