Запад-81 (СИ) - Александр Викторович Горохов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю я это всё. И ваш замполит-историк должен знать.
— Разрешите обратиться, товарищ гвардии майор? — подал голос кто-то из взводных, и, дождавшись кивка, продолжил. — Насколько я по книгам помню, патроны для КПВТ уже должны выпускаться. И к «Шилкам», кажется, тоже. Их в авиапушках к Ил-2 использовали. Ну, и к пулемётам калибра 7,62 их навалом. Если это не РПК.
— В общем, так, товарищи офицеры, — Валянский решил прервать в зародыше начинающуюся дискуссию. — Для решения вопросов по обеспечению боеприпасами и топливом в полку существуют соответствующие службы. Наша же задача не хвастаться тем, как браво мы собираемся защищать Родину от немецко-фашистских захватчиков. Наша задача — подготовить материальную часть и, самое главное, личный состав к тому, чтобы люди без колебаний встали на защиту Страны Советов. Ведь многие из солдат и сержантов не хуже нас знают, что происходило в июне 1941 года. Поэтому вам, товарищи замполиты, товарищи командиры рот и взводов, следует последовательно доносить до личного состава то, что наша задача — предотвратить эту трагедию. Или хотя бы уменьшить её масштабы. И возможности для этого у нас имеются. Ограниченные, но имеются.
— А сталинские репрессии? — подал голос мой коллега из первой роты, старший лейтенант Пинчук. — Многие ведь о них тоже слышали.
— Да что вы вцепились в эти репрессии? Не было уже никаких репрессий после начала войны. За исключением тех, что были направлены против откровенных предателей и саботажников, вроде нынешнего командующего Западным особым военным округом, — вдруг взорвался я.
Видимо, на меня подействовала жуткая новость о том, что родные мне люди остались в далёком будущем, и я, может быть, никогда больше их не увижу. Очень не хотелось в это верить, но ведь вот оно, по-летнему рано взобравшееся на небосвод солнце, слова командиров, которым в армии положено верить. Нужно всё-таки взять из тумбочки в палатке купленный накануне учений приёмник «Альпинист-417» и самому поймать московское радио.
— Я это не хуже вас знаю, товарищ Лукашенко. Но всё равно у нас могут возникнуть очень большие проблемы с органами НКВД. Мы же все поголовно в погонах, а для них это признак принадлежности к самым лютым врагам, к белогвардейцам. И у них нет офицеров, у них есть красные командиры. Форма отличается, оружие отличается, техника отличается.
— Я думаю, командование это знает также хорошо, как и вы. Среди выживших руководителей учений маршал Советского Союза Устинов, который был наркомом уже в это время, и генерал армии Ивашутин, сам служивший в НКВД, — объявил Валянский.
Значит, всё-таки жертвы среди генералов и маршалов есть, и слухи не врут. А ведь в полку никто даже к медикам не обращался. Очнулись, и, если судить по рассказам, буквально через минуту чувствовали себя прекрасно. А кто-то, как я, например, и вовсе ничего не почувствовал.
Приёмник я всё-таки включил перед тем, как идти к людям. Долго крутил настройку, пробегая мимо «вражеских голосов», вещающих на иностранных языках, пока, наконец, не наткнулся на диктора, говорящего по-русски. Рассказывал о партии, о Ленине, о мудром руководстве большевиков и лично товарища Сталина в укреплении могущества Советского Союза…
Значит, всё-таки правда!
Прода от 08.12.22
Майор Игорь Старовойтов, аэродром Витебск-Северный (Журжево), 19 июня 1941 г. 9:40
Очнулся сам и обнаружил себя лежащим на полу гостиничного номера. Никакого тумана ни в комнате, ни на улице. Померещилось, что ли? Ничего не болело, лишь чувствовалась лёгкая слабость. Впрочем, прошедшая всего за несколько секунд. А мой сосед, замкомэска Ваня Клименко, дрыхнет, как ни в чём не бывало. Взглянул на часы, лежащие на тумбочке. Оказывается, с момента моей отключки прошло чуть больше минуты.
А чего вы удивляетесь? Летая на Миг-21, начинаешь очень чётко ощущать время. Едва ли не каждую секунду. И я отлично знаю, что с момента, когда я глядел на «котлы» перед тем, как пойти курить к окошку, и моментом отключения сознания прошло шесть с половиной минут. Плюс-минус десять секунд.
Столь неожиданный и беспричинный обморок очень меня насторожил. Утром обязательно пойду «сдаваться» врачам, хоть и не хочется. Минута беспамятства в воздухе — это верная смерть. Даже не в бою, даже при полёте по прямой. Достаточно отклонить ручку управления, и…
Расстроился неимоверно, но ворочался недолго. Опять заснул и продрых до половины пятого утра, когда нас подняли по тревоге.
Поразило то, что уже всходило солнце. Я даже приложил к уху часы, чтобы убедиться, что они идут. Нет, с «хренометром» (а как иначе окрестить отечественную «Ракету», которую приходится раз в два-три дня подводить перед просмотром программы «Время») всё в порядке.
Всё по местам расставил комполка. Оказывается, не я один стал «обморочником» в эту ночь. Сознание потеряли буквально все бодрствующие, от дежурной смены на радиостанции до вахтёра лётчицкого общежития. И даже караул, охраняющий периметр лётного поля. И не только на нашем аэродроме. Связывали это с виденным мной странным светящимся туманом.
В разгар собрание раздался телефонный звонок.
— Час от часу не легче! — выслушав возбуждённый доклад по телефону, произнёс полковник. — С вышки руководства полётами сообщают об изменившемся вокруг аэродрома ландшафте. Витебск на вид тоже очень сильно изменился: стал очень маленьким, исчезли современные здания, а вместо них появились какие-то деревенские халупы. Всё, товарищи, начинаем подготовку к боевым вылетам, приказ о которых может поступить в любое время. «Обморочники», вам проходить медкомиссию в последнюю очередь.
Ну, и хрен с ним! В последнюю очередь, так в последнюю очередь. У меня, как у комэска, и без того хлопот в подобной ситуации хватает.
Встревожило то, что зачем-то пригнали несколько «шишиг» с прицепленными двуствольными зенитками. Судя по погонам солдат — явно взятых у какого-то мотострелкового подразделения. Зенитки расставили по периметру аэродрома и принялись втыкать вокруг них срубленные молодые деревца. Однако, маскировка называется, если перефразировать анекдот о представителях малочисленных народов Севера.
А следом аэродром облетело совершенно сумасбродное, но всё объясняющее сообщение: мы не в 1981, а в 1941 году. Конкретно — 19 июня. Вот этим и объясняются все «нескладухи» со временем подъёма солнца, изменившимся ландшафтом и суетой зенитчиков. Все, конечно, охренели, но мы — люди военные, нам дан
