Записки наемника - Виктор Гончаров

Но это оказался Алексей, вернее, то, что от него осталось. Максимова стошнило.

Странно, почему Алексей не воспользовался огнестрельным оружием? Почему он ушел из жизни не как солдат? Надо всем этим Юрий долго думал, стоя возле трупа бывшего друга, но так и не пришел к однозначному ответу.

– Мне надо в Москву, – хриплые слова Максимова вывели Язубца из оцепенения.

– Можешь отваливать хоть к чертовой матери!

– Но тут ведь… милиция. А нас видели вдвоем…

– Проваливай! – неожиданно заорал Юрий, но Максимов ушел во двор, сел на бревно и беззвучно заплакал. Зачем ему плакать? Какой в этом смысл?

Тело Алексея в морге ему не выдали.

– Только ближайшим родственникам, а вы вообще гражданин другой страны. Вы иностранец, как вы не понимаете?

Юрий с Максимовым сгрузили гроб, отпустили машину и Максимов уехал за сестрой жены Алексея.

Так в чем была разгадка Алексея? Юрий мучился этим вопросом. Он понимал, что пытается решить сложную задачу. Он не был настолько силен в психологии. Разгадка была именно в ней. В запутанности характера Алексея. Там крылись корни того, почему с такой легкостью его товарищ, друг убивал людей. Если Юрий сможет разгадать эту загадку, то значительно проще будет совладать с собой.

Всякое убийство, к которому причастен он сам либо Алексей, это не дешевый детективный аттракцион, но реальные события и реальные трупы. Их слишком много, чтобы об этом забыть. Есть множество преступлений, о которых не говорит закон, или которые находятся на грани закона. Может, в этом и есть разгадка?

Максимов и молодая женщина появились через два Часа. Максимов ушел искать машину, а Юрий остался наедине с женщиной. Ей было лет двадцать пять, может, немного больше. Юрий поинтересовался, с кем она оставила ребенка.

– Какая разница? – ответила женщина, не глядя на спрашивавшего.

«Тоже добрая цаца», – подумал Юрий. Женщина была статной, но не очень высокого роста. Одета в кожаное пальто явно с чужого плеча и спортивные ярко-зеленые брюки. Голова не покрыта. Прическа неопределенной формы. Волосы как волосы. Причесалась – и все, чего мудрить. И какая разница, с кем ребенок?! Единственное, что выделяло женщину, так это черные брови; она была скорее блондинка, чем шатенка.

– Меня зовут Юрием, – представился Юрий, – я товарищ Алексея.

Женщина помолчала с минуту, бросила как милостыню:

– Оля.

Хоронили Алексея в Завьялово. Откуда ни возьмись собралась толпа народа. Все молчали. Похоронили уж очень быстро. Закопали – и все. Юрий сказал пару ничего не значащих слов над гробом, Максимов смахнул набежавшую слезу, а Оля заплакала по-настоящему, и лицо ее сделалось страшно некрасивым.

Когда все вышли за ограду кладбища, то не расходились, поглядывая на Юрия и Максимова.

– Черти, – беззлобно сказала Оля, – им бы все пить… У вас есть деньги на ящик водки? Я потом отдам, дома…

Максимов на машине, которая только что везла гроб, укатил к магазину за водкой.

Покуда ждали Максимова, часть людей разошлась. Остались человек восемь. Покойника помянули без закуски.

На машине доехали к дому Ольги. Женщина предложила зайти в комнаты.

– Я, пожалуй, поеду, – отказался Максимов, – и так задержался. Весь бизнес к чертям…

Юрий распрощался с Максимовым, взяв его минский адрес, и пошел за Олей.

– Только, чур, уговор, ни слова об Алексее. Эти разговоры у меня вот где сидят! – постучала рукой в грудь.

Юрий понял, что только то, что он увидит в доме, может хоть как-то помочь в разгадке и смерти Алексея, и внутреннего мира самого Алексея. Юрий должен превратиться в профессионального сыщика, по былинке определить обстоятельства гибели друга.

В доме чувствовался достаток. Однако ни одной вещи, которая напоминала бы об Алексее, Юрий не увидел. Это неприятно поразило. Человек здесь жил несколько лет, а о его пребывании здесь не осталось ни следа.

Оля сходила за ребенком к соседке. Ребенок Алексея оказался двухлетней девочкой, интересной и миленькой, как все дети в таком возрасте.

Оля накрыла на стол, Юрий откупорил бутылку водки, которая осталась от поминок на кладбище.

Юрий выпил, почувствовал сильный голод. Ел медленно. Хозяйка дома тоже выпила, и не стесняясь гостя ужинала с ним.

– Вы извините, что вот в таких обстоятельствах…

– Ничего. Все помрем. У нас такая смертность: на каждого человека всего один смертный случай, – сказала Оля, наливая Алексею. – Выпейте и поспите. Последний автобус в одиннадцать. Можете вообще переночевать. Куда в Москву, на ночь глядя?!

Женщина провела Юрия в зал, положила к боковому валику на диване подушку.

– Отдохните… – сказала она, но сама села на табурет возле теплой печки. На полу, на ковре, возилась с игрушками девочка.

– Как там, в Белоруссии?

– Проблем хватает, тоже власть все делят…

– Наш Боря все поделил, а жить так хуже и хуже…

– А кем вы работаете? – неожиданно для самого себя спросил Юрий. Оля внимательно посмотрела на него. Их взгляды встретились.

– По образованию я технолог, в фирме работала, пока вот ребенок… – Оля глазами показала на девочку.

Она держала руки за спиной, спиной прислонившись к печке. Была осень, но печку топили, поскольку в доме был ребенок. Оля была в кофте сиреневого цвета, пушистой, объемной. Юрию захотелось обнять именно эту кофту, человека в такой кофте. Пришлось закрыть глаза и расслабиться.

Юрий проснулся от собственного крика. Оля стояла рядом и держала за плечо.

– Что, я кричал? – всполошился Юрий.

Оля ничего не ответила. Печальная улыбка блуждала по ее лицу.

– Эх, мужики, мужики. Попортили вы себя этой войной… Война в тебе, Юра, кричала!

Юрий глянул на часы. Вскочил.

На кухне он увидел по-новому накрытый стол, а вместо почти выпитой бутылки стояла непочатая.

Юрий быстро повязал галстук. Есть ему не хотелось. Но он сел за стол. Оля тоже села. Она была какая-то обмякшая. Если раньше ее ноги были тесно прижаты одна к одной, даже закручены одна за другую, то теперь были расслабленными, а руки тяжелым грузом лежали на коленях.

– Может ты… вы сегодня не уедете? – Она помолчала. – Страшно так…

– Ну, если страшно, то будем пить водку, – бодро сказал Юрий.

Ночью она к нему пришла.

Они занимались любовью, а в перерывах она рассказывала об Алексее.

Когда Юрий держал всю ее нагую в сильных своих руках, он думал только о смерти. Жизнь и смерть соседствовали. Плакал ребенок, и Оля уходила к нему, а потом возвращалась. И снова мужчина любил женщину и чувствовал страх, волнение догадки, радость узнавания.

Утром она просила его остаться, остаться навсегда, но он печально улыбался и молчал.

– Ты не такой, как Алексей! – говорила Оля. – Ты совершенно другой…

Юрий почувствовал, что эти слова неприятно поразили его. В конце концов, он столько сил приложил, чтобы походить на своего учителя. Он уже стал таким профессионалом, как и Алексей.

– Он верил, что его простит Бог. Он уже обращался к Богу… Я тебе покажу его книги… Там только о Боге, о религии. Он хотел уйти в монастырь, но вот не успел…

Юрий обнял женщину, прижал к себе. Много слов нужно было сказать, ласковых, нежных, чтобы утешить женщину. Эти слова можно говорить всю жизнь, и женщина будет с благодарным вниманием слушать мужчину до скончания века. Такова жизнь. Ибо весь закон в одной фразе заключается: «Люби ближнего своего, как самого себя».

Юрий убивал «ближнего своего», а значит, поступал так, как хотел поступить с самим собой. Вот в чем разгадка!

Оля не спасет его. Она отравит себе жизнь чужими мучениями.

– Ольга, прости меня. Если хочешь, я останусь. Но беда в том, что я точно такой, а может, еще и хуже, чем Алексей. Я отравленный жизнью человек…

– Я не верю, что ты такой, как Алексей… Миленький, дорогой, я тебя спасу, я помогу тебе… Ведь если семь раз согрешить на дню, и сказать «каюсь», то простится ведь, так, Юра?!

Юрий знал, что он предпримет. Он перехитрит Алексея. Он не пойдет дорогой своего учителя. Женщина ему не поможет. Надо напрямую обращаться к Богу.

Оля не удерживала его. Она плакала, пока не проснулся ребенок и не потребовал к себе внимания. Жизнь продолжалась.

На прощание они обнялись и долго стояли, чувствуя, что за короткий промежуток времени успели сблизиться, породниться.

– Если что – приезжай, я тебя буду ждать…

Юрий ушел, зная, что никогда сюда не придет. Он чувствовал, что его тянет на самоубийство. Впервые боялся смерти.

Почему же Алексей это сделал? Неужели он был не в состоянии изменить свою жизнь?

Юрий потер заледенелый от холодного окна лоб, вернулся к кровати. Ему кажется, что он отнюдь не за монастырскими стенами в Жировичах, а в каком-то кишлаке, и они вместе с Алексеем ждут, когда прилетит «вертушка». И вот она прилетела, а мотор не заводится, а по ним начинают стрелять. Юрий молился тогда Богу, не зная, что предпринять. А Алексей отстреливался, матерясь и время от времени потрясая кулаком. Наконец, лопасти легко завертелись, вертолет оторвался от земли, взмыл в небо, а Алексей еще долго стрелял вниз, в черную пустоту.