Румия - Виктор Владимирович Муратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сашка еще тогда, в детприемнике, твердо решил увести за собой в ремесленное Борьку. Для Цобы ремесленное — новое дело. А душа его ко всему новому открыта.
Как теперь удержать Борьку в училище? Ведь за такую штуку…
Сашка — староста, а сам, как телок, — за Цобой.
— Качан, что ты там уставился в окно? — разозлился Цоба.
— Может, не пойдем? Ну их, эти шкеры, — робко предложил Сашка. — Наверно, и базара сегодня нет, слякоть такая…
— Да чего там! Было бы барахло, а покупатели найдутся. Айда! — решил Цоба.
— Без спроса? — удивился Сашка.
— Струсил? Можешь оставаться!
«Поссорится со мной и вовсе уйдет из училища, — подумал Сашка. — Может, удастся с ним потом поговорить откровенно?»
— Да я так только…
Возле училища ребята встретили плотника дядю Терентия. За рыжую бороду ему дали прозвище — Дед Мазай.
— О, соколики! — тряхнул он бородой.
— Здравствуйте, дядя Терентий, — разом поклонились ребята.
— Куда цэ вы снарядились, хлопцы? — полюбопытствовал тот.
— К тете, — не моргнув, соврал Цоба.
— А это шо? — ткнул Терентий в свертки.
— Вещи, — поддержал друга Сашка, — м-м… нам разрешили отнести их к тетке. Она у меня такая одинокая, мужа нет, детей тоже.
— Цэ вирно: одному человеку с тоски помереть можно, дюже погано, — вздохнул Терентий. — Шагайте, шагайте, развеселите старушку. Вон як вас вырядили, покажитесь ей.
— Хорошо, хоть никто другой не наскочил, а то бы погорели. Деда Мазая обвели, как рыбу, — хихикал Цоба, ускоряя шаг.
До самой толкучки ребята то и дело поглядывали по сторонам. Сашка волновался: как-никак, староста.
— Тирасполь — городок маленький, а форма у нас заметная. Враз погореть можно, — тревожно шептал он.
— Не погорим, — успокаивал его повеселевший Цоба. — Я здесь дороги знаю. Махнем через балку и сразу выйдем на Казарменный, а там до толкучки рукой подать.
Цоба оказался прав. Несмотря на сырую погоду, покупатели нашлись сразу. Борька деловито пересчитал деньги и предложил:
— Я хорошее местечко знаю, идем.
Поплутав по переулкам, друзья оказались около разбитого здания.
— Вот, — указал Борька.
Над дверью, чудом уцелевшей среди развалин, висела вывеска. «Густэрь — закусочная», — прочел Сашка.
К их удаче, у стойки посетителей не было. Тучная буфетчица налила в стеклянные банки виноградного, цвета фиолетовых чернил, вина.
— У нас в Молдавии, Качан, и свиньи пьяные ходят, — закусывая соленой брынзой, рассказывал Цоба.
— Ну, уж это свист над Волгой раздается, — не поверил Сашка.
— А ты не разговаривай. Тяни винцо — оно полезное, — подбадривал друга Цоба.
Но Сашка, обхватив обеими руками банку, рассматривал этикетку «Икра кабачковая» и никак не решался приложить к банке губы. А когда наконец хлебнул, скривился и торопливо засунул в рот кусок брынзы.
— Ты лучше хлопни разом, потом хлеб понюхаешь, и все, — поучал Цоба.
Сашка приложился губами к банке и, задыхаясь, выпил все до дна.
— Вот это настоящий пацан! — искренне обрадовался Цоба. — Ты, Качан, не веришь, что свиньи бывают пьяные? А я правду говорю. До войны у нас виноградник был, давили вино и выжимками кормили свиней. Они нажрутся и давай по двору выбрыкивать. Один поросенок два дня пьяный ходил. Отрезвеет, напьется воды — и снова пошел спотыкаться.
— Хи-хи-хи… Пьяный… поросенок, — смеялся начинающий хмелеть Сашка.
Выйдя из буфета, друзья закурили. Сашка затянулся, опять закашлялся и принялся плеваться.
— Ты дым не глотай, — подсказывал ему Цоба. — Вдохни и выдохни, не спеши. Тоже мне моряк — курить не умеет.
Сашка сделал глубокую затяжку, еще больше закашлялся и, не выдержав, бросил папиросу в грязь.
— Эх ты — тюлька! — заорал Цоба. — Давай-ка сюда папиросы. Мне что пить, что курить — дело привычное!
По правде сказать, такой дозы вина Сашка в своей жизни еще не принимал. Хмель быстро ударил ему в голову. В одурманенном мозгу завертелись бешеные чертенята. Он уже забыл о том, что собирался поговорить с Цобой откровенно, подсказать ему, как жить дальше. Сейчас он и сам не знал, как жить. Ему вдруг захотелось петь, кричать, сделать Цобе что-нибудь приятное в благодарность за такой удачный план. Ну, хотя бы вот разбить фонарь на столбе.
— Думаешь, не попаду? Попаду!.. Вни-ма-ни-е!
Сашка поднял из грязи камень и запустил им в фонарь. Матовый шар, оглушительно хлопнув, разбился вдребезги.
— Видал? И еще могу! — совсем разошелся Сашка.
— Ай да Качан! — одобрил Борька. — Вот какой у меня корешок. Что хочешь для друга сделает. Качан, а ну, цыганочку отколи…
Хлопнув ладонями, Сашка начал выделывать какие-то вензеля. Подпрыгнув, он попытался пуститься вприсядку, но не устоял на ногах и плюхнулся в грязь. Цоба с хохотом помог ему подняться. Друзья обнялись и, горланя песни, двинулись дальше.
В спальню они предусмотрительно пробрались через окно. Но едва Сашка, не раздеваясь, упал на постель, ему стало невыносимо плохо. Казалось, что все внутренности вот-вот вывернутся наружу. Он поднялся с кровати и тем же путем, через окно, кое-как вылез во двор. Помочил голову водой из лужи. Стало немного легче. Только очень хотелось пить. Сашка с трудом вскарабкался на подоконник, зацепился карманом за раму и, ругаясь, полетел на чью-то кровать. Хозяин койки вскочил и испуганно уставился на буяна.
— Что это? Кто тут?
— А тебе какое дело? Дрыхни, не квакай, а то как дам! — замахнулся Сашка.
— Ну, ты! Давака.
Наклонившись, Сашка, разглядел в полутьме знакомое лицо.
— А, это ты, Игорь? — сразу охладел он.
— Чего бродишь, лунатик?
— Да так, знаешь, душно тут, — пытался соврать Сашка.
— Дверей нет? По окнам лазишь. Э, да ты пьян, свинья!
— Цыц ты, гвардеец. А то дам такую свинью, что сам захрюкаешь! — пригрозил ему Сашка.
— Кто здесь буянит? — Из темноты спальни выплыла фигура дежурного по училищу. — Качанов?! Староста! Да ты, кажется, пьян?! Вот так сюрприз. Пойдем-ка со мной. Только без шума.
А Сашка совсем не испугался. Ха! Он им еще всем покажет!
Дежурил в ту ночь Степан Петрович Кольцов — комсорг училища. Левая рука у комсорга не разгибалась в локте, на розовой искореженной кисти было всего три пальца.
Все знали, что служил Степан Петрович во флоте. Потому, наверное, и звали его за глаза Полундрой
