Изверг - Olesse Reznikova
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сколько можно продолжать эту игру? Когда тебе наконец надоест издеваться надо мной? Выбери себе любую другую жертву и отстань наконец от меня! — я отчаянно смотрела на него, пытаясь разглядеть в его глазах хоть что-то человеческое. Но кроме стали, ничего не видела. Серая радужка была настолько светлой, что казалась прозрачной. Он задумался, подошёл ко мне и прошептал:
— Никогда, — он улыбнулся — это была не улыбка обычного человека — так улыбаются психи, и судя по всему, он мог стать одним из них. — Повторяю твои слова, не замечаешь? — он отошёл от меня и щёлкнул пальцами — руки его друзей отпустили меня, и я рухнула на землю.
— Да пошел ты, — прошипела я, глотая слёзы.
— Хотела переложить свою ответственность на кого-то другого? Не получится. Только ты достойна этого, остальные не заслуживают этого как ты, — мне кажется, я ослышалась.
— Что ты такое говоришь? — я подняла глаза. Его лицо выражало злобу, он жестоко глядел на меня сверху. Я встала, отряхнув коленки, разбитые в кровь, и подошла к нему, схватившись за его рубашку. — О чем ты говоришь? — спросила я, злясь на саму себя за этот жест. В моем голосе слышался гнев.
— Это не твоё дело, — отмахнулся он, грубо убрав мои руки, и пошел к дороге, его одноклассники направились за ним. А я так и осталась стоять посреди переулка, и как на зло начался проклятый дождь. Собрав все испорченные принадлежности, поковыляла к выходу. Домой я, конечно, вернулась промокшая по ниточки, и с мамой предстоял серьёзный разговор. Так как такое она заставала не первый раз.
Можно ли ненавидеть человека просто так? Думаю, нет. Но если между вами произошло что-то очень плохое, что отразилось на ком-то из вас, не ненавидеть не получится. Между мной и Кириллом произошло непростительное событие, любой на моём месте бы возненавидел его за это, и я не стану это отрицать. «Сначала вы дружите не разлей вода, дальше один из вас взрослеет, меняется, отдаляется, а потом и вовсе поражает тебя, обратившись с тобой как с ничтожеством».
Я шла домой, пиная камни около дороги, прибывая в ярости. Дождь лил с неимоверной силой — моё платье тут же промокло, волосы спутались, тушь растеклась, а белые кроссовки превратились в выброшенную художником палитру после рисования. Четыре часа. Я должна была вернуться домой три часа назад, но заявлюсь только сейчас в таком виде. Как бы мне не хотелось застать там маму, уже поджидавшую меня у порога — одного хотения было недостаточно.
Она стояла в коридоре и смотрела на меня, пока я снимала кроссовки, отжимая волосы и скидывая портфель на ковер, который мне знатно подпортили. Мама молча прошла на кухню и села за стол, я плюхнулась на стул напротив, нервно разглаживая невидимые складки на платье.
— Мне спросить или ты сама скажешь? — начала она, и в её голосе не было и намека на доброту. Её дочь пришла с разбитыми коленками, промокшая, на три часа позже обычного, молча зашла и даже не стала говорить как ей плохо. Такую картину она замечала не в первый раз.
— Сама.
— Я слушаю, — сказала мама, подперев подбородок.
— Я задержалась после школы… б-была на танцах, а когда пошла домой, на улице уже лил дождь, — проговорила я. Врать мне не хотелось, но и выкладывать правду не меньше. Поэтому от маленькой лжи ещё никто не страдал, причем во благо.
— А дальше? — прищурилась мама.
— Я поскользнулась и упала, — выпалила я сразу же.
Она вздохнула, встала из-за стола и продолжила готовить. Вот всё — никаких «надо быть аккуратнее» или успокоительных слов по поводу моего падения, разодранных в кровь коленок и испорченных вещей. Мама всегда была такой — сдержанной, до боли самоуверенной, гордой женщиной. И этим она мне не нравилась. «Жалеть кого-то — не уважать себя» — говорила она, но я до сих пор не понимала смысл этих слов. Каждый на моем месте хотел бы поговорить о мальчиках, бегающих за тобой, сколько раз ты целовалась, есть ли у тебя ухажер, любые темы для разговора между матерью и дочерью. Но для меня это было невозможно. Мама могла говорить со мной только об институте, в который я собиралась поступать. Какую профессию я выбрала и сколько денег буду получать. Такое чувство, что её волновало не моё будущее, а сколько денег я смогу нагрести домой в первый отпуск на работе программистом или премьер-министром.
Я молча встала и пошлепала со своим рюкзаком в комнату. Как только закрылась дверь, я почувствовала как лёгкие наконец дали возможность впустить в себя кислород. И вздохнула. Подойдя к кровати, я рухнула на неё прямо в мокрой одежде. «Возможно, завтра будет лучше…» — пронеслось у меня в голове.
3. Я не удивлена
Ещё одно паршивое утро, похожее на предыдущее. Я опять просыпаюсь в ужасным настроением и опять с надеждой. Иронично, кажется если сегодня что-то пойдет не по плану, завтра я снова буду надеяться на лучшее. И так будет продолжаться ещё очень долго. Но что-то мне подсказывало, что сегодня всё точно должно измениться. Может, и в худшую сторону…
Поднявшись с кровати, я поплелась на кухню, шаркая ногами по ламинату. Но как ни странно, мамы там не обнаружила, возьми обычный день, она бы сидела и наблюдала за мной, доказывая вчерашнюю ложь, но вместо этого на столе лишь лежала записка.
«Тамара, я ушла гулять с подругами по работе, ты тогда ещё букет покупала, помнишь? Буду поздно, а может останусь ночевать в ресторане, тут на втором этаже отель. Так что, к ужину не жди.»
Я ещё раз прочитала записку, убедившись в сотый раз в том, что слава богу, мама уже забыла про вчерашний разговор, а может и нет. Она смирилась с тем, что я справляюсь сама, и перестала докучать меня расспросами про школу и отношение одноклассников ко мне. А уж на разговоры по поводу Кирилла вообще стояло табу.
Выбирая одежду на сегодня, я думала о словах Вики. Почему она так резко захотела узнать, что произошло
