Золотые рыбки - Реймонд Чандлер

Там были длинные стройные рыбки в форме золотых стрелок, японские вуалехвосты с фантастически развевающимися хвостами, индийские рыбки, прозрачные, как цветное стекло, маленькие рыбки «павлиний глаз», пятнистые рыбки калико и большие сонные китайские вуалехвосты, с лягушачьими мордочками и глазами-телескопами, передвигавшиеся в зеленой воде неуклюже, как толстяки, идущие завтракать. Главным источником света было большое окно в наклонной крыше. Под ним у деревянного стола стоял высокий худой мужчина; в левой руке он держал бьющуюся красную рыбку, а в правой у него было бритвенное лезвие, с одной стороны обмотанное изоляционной лентой.

Он посмотрел на меня исподлобья. У него были кустистые седые брови и глубоко посаженные мутные бесцветные глаза. Я подошел ближе и взглянул на рыбку.

— Грибок? — спросил я его.

Он медленно кивнул головой.

— Белый грибок. — Он положил рыбку на стол и осторожно расправил спинной плавник.

Плавник был расщеплен и неровен, на краю был белый налет.

— Белый грибок, — продолжал он, — не слишком опасен. Я немного почищу этого малыша, и он будет здоров, как бык. Чем могу служить?

Я усмехнулся, разминая в пальцах сигарету.

— Как люди, — произнес я. — Я о рыбах. Они тоже иногда болеют.

Он слегка прижал рыбку к столу и отрезал расщепленный кусочек плавника, потом распрямил хвостик и тоже немного обрезал его. Рыбка перестала биться.

— Иногда их удается вылечить, но не всегда. Например, ничего нельзя поделать с болезнью плавательного пузыря. — Он поднял на меня глаза. — Им совсем не больно, не беспокойтесь. Рыбку можно смертельно напугать, но ей нельзя сделать так больно, как человеку.

Он положил бритву на стол, смочил комочек ваты в какой-то красной жидкости и смазал ею надрезы. Затем опустил палец в баночку с вазелином, покрыл им ранки и выпустил рыбку в небольшой аквариум, стоящий в углу. Она поплыла спокойно, как будто была совсем здорова.

Мужчина вытер руки, присел на краешек скамьи и вперил в меня свой мертвый взгляд. Когда-то давно он, наверное, был красив.

— Вы интересуетесь рыбками? — спросил он вполголоса. Так переговариваются заключенные в камерах и на прогулках.

— Не очень, — ответил я, отрицательно покачав головой. — Это был лишь предлог. Я приехал к вам издалека, мистер Сип.

Не отрывая от меня взгляда, он облизнул губы. Когда он снова заговорил, голос был вежливый и усталый.

— Моя фамилия Уоллес, мистер.

— Для моих целей лучше, чтобы она была Сип.

Он наклонился и, опустив руки между колен, сплел пальцы. Большие узловатые руки, привыкшие к тяжелой работе. Он слегка приподнял голову, глаза его холодно смотрели на меня из-под кустистых бровей. Но голос был все еще мягок.

— Уже целый год я не видел сыщиков. То есть не разговаривал ни с одним. В чем дело?

— Угадай, — бросил я.

Его голос стал еще мягче:

— Послушай, легавый, у нас здесь милый, спокойный дом. Никто меня уже не трогает, никто не имеет на это права. Я получил акт о помиловании прямо из Белого дома. Здесь у меня для забавы есть рыбки, через какое-то время начинаешь любить существа, о которых заботишься. Я никому не должен ни гроша. Заплатил и все. У моей жены денег достаточно, чтобы прожить вдвоем. Мне важно одно — чтобы меня никто не трогал. — Он на секунду остановился и покачал головой. — И я никому больше не позволю себя преследовать.

Я не ответил, наблюдая за ним с легкой усмешкой.

— Никто не может меня тронуть. Я получил документ о помиловании прямо из кабинета президента и хочу, чтобы меня наконец оставили в покое.

Я покачал головой, продолжая наблюдать за ним:

— Это как раз то, чего у тебя никогда не будет, пока не скажешь всю правду.

— Послушай, — сказал он мягко. — Возможно, ты недавно занимаешься этим делом, считаешь его чем-то новым, хочешь, чтобы о тебе хорошо думали. А я имею с этим дело уже двадцать лет. Так же, как и многие другие, иногда очень умные люди. Они знают, что у меня нет ничего, что не было бы моей собственностью, и никогда ничего не было. Это, должно быть, находится у кого-то другого.

— Наверное, у того охранника, что сопровождал почту?

— Послушай, — продолжал он мягко. — Я свое отсидел. Я не наивен. Я знаю, что они всегда будут хотеть узнать правду, до тех пор, пока жив кто-нибудь, кто помнит об этом деле. Я знаю, что время от времени ко мне будут присылать какого-нибудь фраера, просто так, чтобы немного побеспокоить. Ладно. Я не в претензии. Ну что я могу сделать, чтобы ты вернулся домой?

Я покачал головой и посмотрел через его плечо на рыбок, плавающих в больших тихих аквариумах. Чувствовалась усталость. Тишина этого дома вызывала в моем воображении видения прошлого. Я видел мчащийся в ночи поезд, бандита, спрятавшегося в почтовом вагоне, блеск выстрела, тело охранника на полу, человека, тайком вылезающего из вагона во время остановки поезда у водокачки. Человека, который сумел промолчать пятнадцать лет, но не до конца.

— Ты сделал одну ошибку, — медленно сказал я. — Помнишь парня по имени Пилер Мурдо?

Он поднял голову, роясь в памяти. Мне показалось, что фамилия эта ничего ему не говорит.

— Это тип, с которым ты познакомился в Ливенпорте, — сказал я. — Коротышка, который сидел за подделку двадцатидолларовых банкнот.

— Да-а, начинаю вспоминать.

— Ты сказал ему, что жемчужины у тебя.

Я видел, что он мне не верит.

— Я его обманывал, — сказал он медленно и равнодушно.

— Может быть. Но дело выглядит так: недавно он был в ваших краях вместе с приятелем, которого звали Сансет. Они где-то тебя видели, и Пилер тебя узнал и стал подумывать, как заработать немного денег. Но он был наркоманом, разговаривал во сне. Об этом узнала одна девица, а потом еще одна и адвокат. Они прижгли Пилеру пятки, и он умер.

Сип смотрел прямо на меня. Морщины в уголках его рта стали глубже.

— Мы не знаем, много ли он наболтал, — продолжал я, помахивая сигаретой. — Но этот адвокат и девица сейчас в Олимпии. Сансет тоже там, только мертвый. Они убили его. Я не знаю, известно им, где ты, или нет. Но в конце концов они узнают, а не они, так кто-нибудь другой в том же роде. Может быть, тебе удастся избавиться от полиции, если не найдут жемчужин, а ты не попробуешь их продать. Может быть, люди из страховой компании и почтовые агенты тоже откажутся от этого.

Сип сидел совершенно неподвижно. Его большие узловатые ладони, сплетенные меж колен, даже не дрогнули. Он смотрел на меня равнодушными, лишенными выражения глазами.

— Но от шантажистов ты никогда не избавишься, — продолжал я. — Эти не откажутся никогда. Всегда найдутся люди, у которых будет время и деньги, а также жадность, чтобы захотеть тебя преследовать. Они придумают способ узнать то, что их интересует. Похитят твою жену, тебя самого вывезут в лес и прижмут как следует. И ты им все выложишь... У меня есть к тебе солидное, честное предложение...

— Кого ты представляешь? — внезапно спросил Сип. — Мне показалось, что ты детектив, но теперь я не совсем уверен.

— Страховую компанию, — ответил я. — Вот мое предложение: награда составляет в сумме двадцать пять кусков. Пять — для девушки, которая передала мне информацию. Это порядочная девушка, ей полагается доля. Десять кусков мне — я провернул всю работу и смотрел в стволы всех револьверов. Десять — тебе, при моем посредничестве. Сам ты не получил бы ни гроша. Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, мысль отличная, — мягко сказал Сип. — Но только жемчужин у меня нет.

Я глядел на него с яростью. Я выложил уже все козыри. Больше сказать мне было нечего. Выпрямившись, я бросил окурок на деревянный пол и раздавил его каблуком. Потом повернулся к двери. Сип встал и вытянул руку в моем направлении:

— Подожди секунду, — сказал он серьезно. — Я докажу тебе, что говорю правду.

Он прошел мимо меня и исчез за дверью. Покусывая губы, я рассматривал рыбок. Вдалеке послышался шум автомобиля. До меня донесся звук открываемого и закрываемого ящика, наверное, в соседней комнате.

Дверь отворилась, и в комнату с аквариумами возвратился Сип. Его худая рука сжимала блестящий кольт сорок пятого калибра. Ствол, казалось, был длиной с эту руку.

— Жемчужины у меня здесь, шесть штук, — сказал он, направляя оружие на меня. — Свинцовые. Я бью в муху с пятидесяти метров. Ты никакой не детектив. Вставай и убирайся! И скажи своим чокнутым приятелям, что я перестреляю их, как уток, если только они здесь появятся.

Я стоял неподвижно. В мертвом взгляде Сипа было сумасшествие. Я не решался сдвинуться с места.

— Это блеф, — медленно сказал я. — Могу доказать, что я сыщик. Ты сидел в тюрьме. Тебе запрещено иметь оружие. Положи его, и поговорим спокойно.

Автомобиль, шум которого я услышал раньше, остановился у дома. Скрипнули тормоза. На лестнице раздались шаги, затем громкие голоса, чей-то приглушенный крик.