Соперницы - Ольга Покровская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В темном гулком коридоре пахло пирогами из кухни и натертым мастикой паркетом. Света выбежала из комнаты, увлекая рослую неповоротливую девчонку за собой, пронеслась мимо двери в папин кабинет и заволокла спутницу в темный закуток перед ванной, где висели на крючках пахнущие нафталином тяжелые пальто. Девчонка испуганно шарахнулась от упавшей сверху ей на голову старой шляпы. А Светка расхохоталась, впервые за день разглядывая незнакомую гостью. «Какая некрасивая, – решила она. – Нос широкий и короткий, утиный… И эти огромные щеки. За ними и глаз почти не видно. И волосы такие прямые и сыпучие, как макаронины. Очень уж похожа на обиженного бурундука».
– Как тебя зовут, я не расслышала? – спросила она.
– Тата, – шепотом сказала девчонка.
– Тата… А сколько тебе лет?
– Девять.
– Ого! А мне только семь с половиной. Ты, Тата, стихов наизусть не знаешь, да? Ты не стесняйся, подумаешь, стихи. Я тебя сейчас научу, никто и не поймет ничего. Хочешь?
– Хочу!
– Ну, повторяй за мной: «Как повяжешь галстук, береги его!»
Послушно повторяя звучные строчки, некрасивая Тата с обожанием смотрела на бойкую девочку в розовом платье. Этот вечер, казавшийся настоящим наказанием, вечер, который она просидела в углу, чувствуя себя чужой, никому не нужной среди этих чистеньких избалованных деток, среди всего этого опасного великолепия, вдруг словно озарился засиявшими только для нее быстрыми лукавыми глазами незнакомой чудесной девочки – хозяйки дома. Она первая заинтересовалась ею, первая обратила на нее внимание, и Тата старалась быть как можно понятливее, запоминать стихотворение как можно быстрее, чтобы только понравиться Свете. «Умная, добрая, смелая, красивая, – думала Тата. – Она хочет со мной дружить. Мы станем подругами! Просто не верится!»
– Ну вот, вроде ничего, – одобрила наконец Света исполненные Татой стихи. – Пойдем, расскажешь, и мама тебе тоже вручит подарок.
Девочки вернулись в комнату, и Тата, прочитав стихи и сорвав жидкие аплодисменты, получила набор цветных карандашей. А Свету мать обняла и горячо расцеловала в обе щеки. Праздник шел своим чередом. Дети, собравшись вокруг пианино, спели несколько песен под веселый аккомпанемент Елены, попили чаю с пирогами, поиграли в фанты. Тата больше не сидела в углу, а тоже участвовала в общих развлечениях. Правда, все еще была скованна, хмуро косилась на других детей и держалась поближе к Светланке. Той же это пристальное внимание к собственной особе постепенно стало надоедать. За чаем она специально попросила переставить ее чашку на другой конец стола, напротив Таты, а после угощения уселась на диване в обнимку с одноклассницей Марусей и о чем-то шепталась с ней, поминутно заливаясь смехом. Тата исподлобья следила за девочками с другого конца комнаты.
– А давайте в прятки! В прятки! – предложил Сережа.
– Ура! В прятки! – захлопала в ладоши белокурая Маруся.
Сережа отвернулся к стене и принялся считать до ста, в коридоре застучали башмаки – дети с визгом и хохотом разбегались по квартире. Все приглашенные уже не раз бывали в гостях у Полетаевых и быстро находили себе укрытия. Тата же, попавшая в дом впервые, не знала, где можно спрятаться, и прибежала в единственное известное ей место – в закуток напротив ванной, где хозяйская дочка разучивала с ней стихи. Из ниши доносился быстрый шепот и хихиканье, а нырнув за темное драповое пальто, Тата вдруг наткнулась на кого-то в темноте.
– Ты зачем сюда приперлась? Здесь мы с Марусей прячемся! – со злостью прошипел кто-то, и Тата разглядела в темноте быстрые Светины глаза.
Из-за ее плеча выглядывала хорошенькая Маруся.
– А я не знала, – растерянно пробормотала Тата и осторожно спросила: – А можно и я с вами?
– Тут места на троих нет, – заявила Света.
А Маруся добавила противным тонким голоском:
– Чего пристала как банный лист? Дуй отсюда! Не видишь, тут занято.
И она обеими руками вытолкнула Тату из укрытия. По коридору уже шествовал Сережка, он громко окликнул растерявшуюся девочку:
– Эй ты, дылда, я тебя нашел! Чего выставилась посреди прохода? Думаешь, тебя не видно?
– Заткнись, жирдяй! – грубо бросила Тата.
Она локтем больно отпихнула мальчишку и, стараясь отделаться от щипавших в горле злых слез, быстро пошла по коридору в сторону кухни, туда, где грохотала кастрюлями и противнями ее приемная мать, и повторяла про себя: «Я все равно, все равно буду с ней дружить! Она научит меня быть такой же красивой и смелой, как она. И я… я стану такой же! Такой же, как она!»
6
Утро ломилось в каюту, надувая ветром огрызок застиранной занавески над крохотным окном. Снаружи неслись отрывистые корабельные команды, прогудел низкий бархатный гудок. Кажется, теплоход причаливал к пристани, уже слышен был шум города – клаксоны автомобилей, звонкая перекличка торговцев на речном вокзале.
Я, наскоро перекусив, торопилась наверх – синьора-хозяйка потребовала явиться к одиннадцати, чтобы получить от нее особо ценные указания по поводу ваяния будущей нетленки. В коридоре встретился сосед – несчастный муж «блистательной Натали», бог весть почему повергнувшей вчера Стефанию в шоковое состояние. Мужчина – кажется, толстуха с косами называла его Женей, – между прочим, был вполне еще ничего себе: высокий, подтянутый, легкий, с тонкими чертами лица, резкими скулами, выразительными глазами, отливающими на солнце зеленью, чуть длинноватыми, осветленными сединой волосами. Этакий постаревший прекрасный принц, по ошибке женившийся на Бабе-яге.
– Доброе утро, – поздоровался он со мной. – К Угличу подъезжаем, сейчас остановка будет. Пойдете в город?
– Вряд ли, – покачала головой я. – Я здесь на работе, не могу надолго отлучаться.
– Жаль, – улыбнулся он. – А я слышал, тут можно на интересные места посмотреть.
Обменявшись бессмысленным набором добрососедских любезностей, мы разошлись в разные стороны, и я поспешила к месту службы.
Дверь люкса оказалась не заперта, я для начала постучала, но, не дождавшись ответа, решила самовольно проникнуть в обитель избранных. Ничего себе, однако, оформляют тут номера – сплошная фальшивая позолота, темно-красный бархат, розовый мрамор, настенные бра со свисающими хрустальными подвесками. Голубчик вроде бы не производит впечатления любителя этакой сусальной роскоши, должно быть, оформители проявили фантазию. А впрочем, пипл, как говорится, хавает, значит, все верно.
На маленьком столике стыла едва начатая чашка кофе. На полу, прямо посреди комнаты, валялся, раззявив широкую пасть, дорожный чемодан, поперек него растрепались несколько платьев. А за дверями смежной комнаты, похоже, бушевал скандал.
– Я вообще не хотела сюда ехать! – гневно гремела Стефания. – Если бы не Эд со своим вечным «я хочу побывать на родине, я ее совсем не помню», ноги бы моей здесь не было. Вся эта ностальгическая чушь не для меня, я слишком много денег потратила в свое время на психоаналитиков, чтобы избавиться от совковых воспоминаний.
– Но раз уж ты согласилась, раз все равно приехала, – увещевал Голубчик, – что вдруг на тебя нашло? Почему обязательно надо именно сейчас все бросить и свалить обратно?
– Неважно. Просто я поняла, что не могу. И не хочу! Мне все здесь противно, даже воздух! Я схожу в этом порту, и точка.
– Это нечестно! Ты не имеешь права! – взвился вдруг невидимый Эд.
Хотел, наверно, проявить характер, но возглас получился надсадный, мальчишеский.
– Что-о?
– Ты не имеешь права решать это одна, ничего не объясняя, – продолжал Эд. – Мне надоело быть привязанным к твоей юбке. Ты мне не даешь устроиться на работу, жить отдельно, хочешь все время держать меня при себе. Мне двадцать лет, я взрослый мужчина, понимаешь? Я все время пляшу под твою дудку, сколько можно? Мне здесь нравится, и я не собираюсь возвращаться.
– Эдвард, милый… – сбавила обороты мадам.
– Я отсюда никуда не двинусь, и точка, – перебил он. – И что ты мне сделаешь? Выкрадешь паспорт и оставишь здесь без денег? Насильно заберешь с собой?
– Дорогой мой, – вкрадчиво произнесла Стефания, – поверь, у меня есть веские причины…
– Какие?
– В самом деле, Свет, – поддержал Голубчик. – Ты как-то слишком уж авторитарно принимаешь решения. Парень действительно уже взрослый и имеет право на свое мнение. Что касается меня… Хочу напомнить, что мы кое о чем с тобой договорились…
– И что? Ты теперь будешь требовать с меня неустойку? – надменно поинтересовалась она.
– Разумеется, нет. Но нарушать договор, хотя бы и устный, без объяснения причин… Так не делается, тебе это прекрасно известно.
– Господи, если бы ты только знал, к чему ты меня принуждаешь! – патетически воскликнула Стефания.
– Так объясни мне, в конце концов, – рассвирепел Голубчик. – Хватит играть втемную, скажи, что за привидение посетило тебя вчера в ресторане.