Торжествующий дух - Монах Лазарь (Афанасьев)

Тебе, тебе, мой ангел нежный,

Я посвящаю этот труд;

О, пусть любовно и прилежно

Твои глаза его прочтут.

Ты мне внушила эти строки,

Они тобой вдохновлены:

Пускай же будут в край далекий

Они к тебе унесены.

И если грудь заноет больно

Тоской по нашей стороне,

Пускай тогда они невольно

Тебе напомнят обо мне.

И пусть хоть тем тебе поможет

Тот, кто всегда и всюду твой,

Кто позабыть тебя не может

И чья душа полна тобой.

Часть первая

1В Риме праздник. Рыщут колесницы,Топот, стук колес по мостовой,Ржанье, свист бича и крик возницыВ гул слилися. К форуму толпойПовалил народ. Снуют носилки,Пыль клубится облаком густым;Фыркает, храпит и рвется пылкийКонь под всадником лихим.

2В честь богини зеленью, цветамиУбран был Венеры пышный храм;От курильниц синими клубамиВозносился легкий фимиам.В наготе божественного тела,Фидия рукою создана,В благовонном сумраке белелаОлимпийская жена.

3Совершая жертвоприношенье,Цезарь сам стоял пред алтарем,И жрецы в немом благоговеньеС утварью теснилися кругом.Все во прах повергнулись толпою.Преклонился сам Максимиан, —Не поник отважной головоюЛишь один Севастиан.

4Засверкали цезаревы очиИ зловещим вспыхнули огнем,Вне себя он стал мрачнее ночиИскаженным яростью лицом:«Ты ль не хочешь чтить моей святыни,Возмущая наше торжество?Ты ль, трибун мой, дерзкою гордынейОскорбляешь божество?»

5И бесстрашно, твердо и спокойноОтвечал ему Севастиан:«Человеку, цезарь, недостойноПочитать бездушный истукан.Правды нет в твоей безумной вере,Ваши боги – лживая мечта,Не могу я кланяться Венере,Исповедуя Христа!

6Он – мой Бог! Его святою кровьюГрешный мир искуплен и спасен;Лишь Ему с надеждой и любовьюЯ молюсь коленопреклонен.Небеса Он создал, создал землю,Создал все, что дышит и живет.Лишь Его велениям я внемлю,Он мне помощь и оплот!

7Неподвижно, в трепетном молчанье,Царедворцы робкою толпойРоковое слушали признанье,Изумляясь дерзости такой.Обезумел цезарь, злобы полный,Ярый гнев уста его сковал,И смятенным ликторам безмолвноОн трибуна указал.

8Вмиг вокруг него живой стеноюИх сомкнулись тесные ряды;Повлекли они его с собоюВ гору, в Палатинские сады.Нумидийской цезаревой стражейСдали там с рук на руки его…И покорно стал от злобы вражьейОн конца ждать своего.

9Гаснет алый запад, догораяВ небесах багряною зарей;Быстро тень надвинулась густая,И звезда зажглася за звездой.Уж померкло небо голубое,Тихо все… Уснул великий Рим;И в немом, задумчивом покоеНочь спустилася над ним.

10Уж во власти тихого Морфея,Под его чарующим крыломВсе, в дремоте сладкой цепенея,Позабылось безмятежным сном.Лишь, к стволу привязан кипариса,Молодой трибун-христианинТам, в саду цветущем Адониса,В эту ночь не спит один.

11А кругом, на храмы, на чертоги,Налегла таинственная тьма;Сторожат изваянные богиРощи Палатинского холма;Сладко в них цветы благоухают,Водометы плещут и журчатИ росою свежей орошаютМрамор царственных палат.

12Полночь дышит влажною прохладой…У стены на каменном полуСтража крепко спит под колоннадой.Догорев, костер дымит в углу;Пламя, вспыхнув, озарит пороюТо карниз, то вазу, то плиту,И, кружася, искры над золоюС треском гаснут на лету.

13И задумчив узник одинокий,Кротких глаз не сводит он с костра:Скоро мрак рассеется глубокий,Минет ночь, – недолго до утра.Заблестит восток воспламененный,Брызнут солнца первые лучиИ разбудят этот город сонный,И проснутся палачи.

14На него они наложат руки,Истерзают молодую грудь,И настанет час предсмертной муки,И окончен будет жизни путь.Словно искра, в мраке исчезая,Там, над этим тлеющим костром,Жизнь его, как утро, молодаяВ миг один угаснет в нем.

15Но ни жизни, полной юной силы,Ни даров земных ему не жаль,Не страшит его порог могилы;Отчего ж его гнетет печаль?Отчего заныла грудь тоскою?Отчего смутилось сердце в нем?Иль ослаб он бодрою душоюПред мучительным концом?

16Не его ли пламенным желаньемБыло встретить доблестный конец,Радость вечную купить страданьемИ стяжать мучения венец?Не мечтал ли дни он молодыеПоложить к подножию КрестаИ, как те избранники святые,Пасть за Господа Христа?

17Но они не ведали печали:Не в тиши безмолвной и глухой,Посреди арены умиралиПред ликующей они толпой.Нет, в душе их не было кручины,Погибать отрадней было им:В Колизее славной их кончиныБыл свидетель целый Рим.

18Может быть, звучали в утешеньеИм слова-напутствия друзей,Их молитвы, их благословенья,Может быть, меж сотнями очейВзор они знакомый различалиИль привет шептавшие уста;Мужества, дивясь, им придавалиСами недруги Христа.

19А ему досталась доля злаяПозабытым здесь, в глуши немой,Одиноко, в муках замирая,Изнывать предсмертною тоской.Никого в последнее мгновеньеНе увидит он, кто сердцу мил,Кто б его из мира слез и тленьяВзором в вечность проводил.

20А меж тем над спящею столицей,Совершая путь обычный свой,Безмятежно месяц бледнолицыйУж плывет по выси голубой.Просияла полночь; мрак редеет,Всюду розлит серебристый свет,И земля волшебным блеском рдеетНебу чистому в ответ.

21Там белеет храм Капитолийский,Древний форум стелется под ним;Здесь колонны, арки, обелискиОблиты сияньем голубым;Колизей возносится безмолвный,А вдали извилистой каймойТибра мутные струятся волныЗа Тарпейскою скалой.

22И, любуясь дивною картиной,Позабылся узник молодой;Уж теперь не горем, не кручинойСердце полно – сладкой тишиной.Приутихло жгучее страданье,И в душе сомненье улеглось:Этой ночи кроткое сияньеСловно в грудь ему влилось.

23Примиренный с темною судьбою,Вспоминает он былые дни:Беззаботной, ясной чередоюПронеслись на севере они.Видит он зеленые равнины,Где блестят сквозь утренний туманАльп далеких снежные вершины,Видит свой Медиолан.

24Видит дом родной с тенистым садом,Рощи, гладь прозрачную озерИ себя, ребенком малым, рядомС матерью; ее он видит взор,На него так нежно устремленный…Как у ней был счастлив он тогда,Этим милым взором осененный,В те беспечные года!

25От нее услышал он впервыеПро Того, Кто в мир тоски и слезНам любви учения святыеИ грехов прощение принес;Кто под знойным небом ГалилеиПретерпел и скорбь, и нищетуИ Кого Пилат и фарисеиПригвоздили ко кресту.

26Но года промчалися стрелою…Детства дней счастливых не вернуть!Он расстался с домом и семьею,Перед ним иной открылся путь:Он, покорный долгу, в легионыПод знамена бранные вступилИ свой меч, отвагой закаленный,Вражьей кровью обагрил.

27Бой кипел на западе далеком:Там с врагами Рима воевалЮный вождь. Ревнивым цезарь окомНа победный лавр его взирал.Против франков, в войске Константина,Острых стрел и копий не страшась,Севастьян и с ним его дружинаХрабро билися не раз.

28Но и в грозный час кровавой битвы,Поминая матери завет,Благодатной силою молитвыСоблюдал он в сердце мир и свет.Бодрый дух его не устрашалиЗной и стужа, раны и нужда;Он сносил без жалоб, без печалиТягость ратного труда.

29И, властям всегда во всем послушный,Он жалел подвластных и щадил;С ними он, доступный, благодушный,И печаль, и радости делил.Кто был горем лютым, иль несчастьем,Или злой невзгодой удручен,Шел к нему, и всякого с участьемПринимал центурион.

30И за то с любовью беспримернойПодчинялись воины ему,Зная, что своей дружины вернойОн не даст в обиду никому,И везде, из всех центурий стана,И в бою, и в пору мирных днейОтличалась сотня СевастьянаРатной доблестью своей.

31И привязан был он к этой сотнеВсеми силами души своей;В ней последним ратником охотнейБыл бы он, чем первым из вождейВсех когорт и легионов Рима.Не желал он участи иной,Не была душа его палимаВластолюбия мечтой.

32В бранном стане, в Галлии далекойСкромный дорог был ему удел,И его на блеск и сан высокийПроменять бы он не захотел.Почесть с властью, или роскошь с силой,Или все сокровища землиНикогда ему той сотни милойЗаменить бы не могли.

33Что людьми зовется верхом счастья,То считал тяжелым игом он.Но увы! непрошеною властьюСлишком рано был он облечен!О, какою горькою кручинойСердце в нем исполось, когдаС этой храброй, доблестной дружинойОн расстался навсегда.

34Никогда доселе сердцем юнымНи тщеславен не был он, ни горд;У преторианцев став трибуном,Во главе блестящих их когорт.Он остался воином смиренным,Ни наград не ждавшим, ни похвал,И, горя усердьем неизменным,Честно долг свой исполнял.

35Но душе его прямой и нежнойЧужд был этот гордый, пышный Рим,Этот Рим порочный и мятежный,С ханжеством, с безверием своимУтопавший в неге сладострастной,Пресыщенный праздной суетой,Этот душный Рим с подобострастнойРазвращенною толпой.

36Здесь, в тревожной суетной столице,Окружен неправдою и злом,Как в глухой, удушливой темнице,Изнывал он сердцем и умом.Полн отваги, мужества и рвенья,До конца готовый претерпеть,Жаждал он скорей принять мученьяИ за веру умереть.

37И пришла пора освобожденья:Только ночь прожить еще одну,И настанет час успокоенья.С упованьем глядя в вышину,Он привет читает в блеске ночи:Звезд лучи, пронизывая тьму,С голубых небес, как Божьи очи,Светят радостно ему.

38Небо залито лазурью нежной,Закатился месяц в облака;Медленно, неслышно, безмятежноУплывает ночь. Вот ветеркаПредрассветная прохлада веет,Край небес, светлея и горя,Заалел с востока… Тьма редеет,И зарделася заря.

39Узник видит утра пробужденье,Светом солнца обдало его,И за день последнего мученьяОн прославил Бога своего.Пробудились стражи. ОбступилиСевастьяна шумною толпой,Молодое тело обнажили;Высоко над головой

40Подняли беспомощные руки,Притянули к дереву плотней…Лютые принять готовый муки,В ожиданье участи своей,Он стоял живой пред ними цельюВ алом блеске утренних лучей,Не внимая дикому весельюНумидийских палачей.

41В этот час предсмертного томленьяВсе земное мученик забыл;Полн восторга, в сладком упоенье,В небесах мечтою он парил.Перед ним отверзлись двери рая;Озарен сияньем неземным,Звал его, венец ему сплетая,Лучезарный серафим.

42И не видел узник нумидийцаС длинным луком, с стрелами его;В забытьи не видел, как убийцаДолго, долго целился в него,Тетива как дрогнула тугая,Не видал, как спущена былаИ примчалась, воздух рассекая,Смертоносная стрела.

43Лишь когда отточенное жалоГлубоко в нагую грудь впилось,В ней от боли сердце задрожало,И очнулся он от светлых грез.Шумный говор, крики, взрывы смехаУслыхал он, мукою томим:Зверская, кровавая потехаПо душе пришлася им.

44Чередуясь, каждый в нетерпеньеВ грудь стрелу спешил ему послать,Чтобы силу, ловкость и уменьеНад бессильной жертвой показать.И стрела вонзалась за стрелою…Он терпел с молитвой на устах;Кровь из жгучих ран лилась струею,И мутилося в глазах.

45Уж сознанье гасло и бледнело,И молитв мешалися слова;На руках без чувств повисло тело,И на грудь склонилась голова;Подкосились слабые колени…В область тьмы, забвения и снаПогрузился дух… Земных мученийЧашу он испил до дна.

46А честное мученика тело,Брошено руками палачей,Скоро б, незарытое, истлелоПод огнем полуденных лучей,Где-нибудь во рву иль яме смрадной,Где бы хищный зверь, в ночную тьму,Оглодал его, где б коршун жадныйОчи выклевал ему.

47Уж его от дерева поспешноОтвязать мучители хотят…Той порою, плача неутешно,Две жены прокрались тайно в сад.Но мольбы напрасны; тщетно слезыИзобильно льются из очей:Им в ответ звучат одни угрозыС бранью злобной палачей.

48Жены им дрожащими рукамиСыплют деньги… Шумный спор возник,Зазвенело злато… Меж стрелкамиЗавязалась драка; слышен крик…А они страдальца тихо взяли,Дорогой обвили пеленойИ, глубокой полные печали,Унесли его с собой…

Часть вторая