Ничья - Александра Лимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но манипуляция мимо, потому что в бархате глаз ярость и посмотрел на меня и улыбнулся:
— Ностальгия накатила в машине, значит? — Я, не заметив как перехватило дыхание и я невольно отступила, слабо кивнула, не узнавая его вообще. А он, с заметным усилием подавив оскал, снова практически выцедил, — когда я тебя целую, ты всегда меня обнимаешь. Подхожу ли со спины, или на коленях ты у меня лежишь, мимоходом ли поцелую, ты всегда меня обнимаешь. Это что же за ностальгия такая, когда человека в себя втискивают, а он застывает и не шевелится? Что было дальше после этой «ностальгии»? М, Сонь? — улыбка вроде, а из-за того что в глазах, как гримасса ощерившегося дикого животного, и просто цепенеешь под этим взглядом. — Что-то, что рушит лживый антураж, что все там взаимно и по доброй воле, верно? — Он смотрел на меня пристально, не моргая, а меня начала бить мелкая дрожь от внутреннего слома где отчаяние и облегчение скрутили внутренности в болезненную спираль, а он улыбнулся, кивая, — верно, блядь.
Прострелом хаос внутри, хлыстом по эмоциональному вихрю и молниеносный поиск вариантов. Сжала кисть, снова прерывая его от движения в сторону входа. Стиснула и, глядя в глаза, жестко произнесла:
— Да, по доброй воле. Ты парней притащил, потому что бабу поцеловали? Блять, Мар, очнись!
— Мы приехали поздравить владельца с открытием. — Раздраженно отнял руку из моих пальцев и, повернувшись, снова было ко входу, бросив через плечо, — можешь подождать в машине.
— Пожалуйста, не надо. — Дрогнувшим голосом искренне попросила я, вновь касаясь локтя, умоляюще глядя в лицо, когда он повернул голову в профиль, — пожалуйста, Мар.
— Я, кажется, говорил однажды как я отношусь к насилию. — Улыбнулся уголком губ и лицо снова непроницаемо. — Оно меня не устраивает в любой своей форме, вот даже в такой, которая была в том Лексусе. Тем более, блядь, в такой.
— Ничего не было, я сразу вышла из машины и уехала домой.
Разумеется, снова никакого воздействия — направился ко входу. Сдавив саднящие виски на секунду, глубоко вдохнув и выдохнув, пошла вслед за ним.
Внутренне убранство ресторана выказывало открытую претензию на соперничество с кафешкой Некрашевича, с той лишь разницей, что баснословные суммы ощущались не из-за кричащего пафоса обстановки, а из-за стильного оформления.
В связи с открытием яблоку негде было упасть. Эдемову. Другое и не могло здесь падать в связи со статусностью гостей. Пересекая помещение вслед за Маром, направляющимся к середине зала, к уже оккупированному его тусой большому круглому столу, я физически ощущала насколько кричаще они здесь выглядели. Среди бомонда придерживающегося дресс-кода, а они все в кэжале. В том числе и я в джинсах и расстегнутой рубашке поверх топа, очень органично вписывающаяся в компанию Мара. Уже заказавшей алкоголь и вошедшей в режим похуизма, когда они что-то громко обсуждали перебивая друг друга и смеясь, и им было плевать на изумленные взгляды и ропот за спинами.
Усаживаясь между Маром и Аминой, кратким взглядом окинув пространство, почти сразу нашла Рэма. Он со своей свитой и Викой под бочком сидели очень близко — чуть наискось в нескольких метрах. И краткий блеск насмешки в его глазах, когда мы с ним встретились взглядами, вопреки ожиданиям, вопреки совсем недавней выраженной ненависти и злости, что я к нему испытывала после вскрытого спектакля, сейчас вызвал только мороз по коже.
Родион, сидящий напротив Мара, пихнул локтем в бок Тёму, заставив того, чокающегося бокалом с усмехнувшимся Валерой едва не пролить коньяк, и указал ему рукой в сторону стола позади нас:
— О, смотри, как удачно! Вон там Веник, наш с тобой заклятый дружбан. — Родион широко улыбнувшись, помахал кому-то позади нас. — А девочка-то у него какая, м-м…
Я оглянулась, чтобы узреть в нескольких метрах так же заполненный стол. Все примерно их возраста, с той лишь разницей, что соответствовали обстановке и вели себя согласно этикету. Почти. Вероятно, скуластый темноволосый тип, что нехорошо прищурившись смотрел за меня на Родиона и согласно гоготнувшего Тёму, и был неким Веником, рядом с которым действительно сидела впечатляющая юная нимфа.
Я повернулась обратно когда Богдан, беззастенчиво притянувший к себе стул с Аминой, чтобы положить подбородок ей на плечо, завершал какую-то шутку, смех гремел за столом, а Тёма, откровенно пошло ухмыльнувшись, глядя за меня и явно не на Веника, выдал первую провокацию. Подхваченной Родионом, глядящим в том же направлении и достаточно громко принёсшим «кис-кис!».
Сердцебиение участилось, потому что провоцировали они очень нагло и откровенно. Валера, развалившись на стуле, закурил прямо за столом, громко споря с Анваром и его приятелями о каких-то боях. Амина, Лёха и Богдан перекидывались троллингом спорящих, а Тёма и Родион с его друзьями, так же, по ходу, находящимися в наркотическом опьянении, в упор смотрели на Веника и его компанию. Оттуда началось прорываться бесполезное: «может начнете вести себя цивилизованнее?» и в том же духе, сначала просто во взглядах, затем и в словесной форме. К столу уже направлялись сесурити, потому что просьбы официанта не курить были проигнорированы Валерой. Я, чувствуя в крови нехилый адреналин, повернула лицо к Мару. Глядящему в глаза Рэма. Как долго они друг на друга смотрели я, растерявшая фокус внимания под нагнетающейся атмосферой, не знала. Вероятно, немало, потому что Мар, как только мы пришли, принимал участие в провокационной вакханалии только поначалу.
— Мар, — очень тихо, так, чтобы слышал только он, позвала я.
Не среагировал. Не реагировал и на то, что Анвар и его приятели поднялись с места, когда к столу подошли сесурити и Анвар абсолютно серьёзно их предупредил:
— Ребят, не надо. Мы все понимаем, это ваша работа, но не надо.
Валера, затушив сигарету, поднялся одновременно с Родей его дружками, Тёмой, Лёхой и Богданом, когда Веник не выдержал и в агрессивной форме поинтересовался, с какой целью они так смотрят и предложил поговорить.
«Разговор» начался прямо в помещении и начался жестко, с вовлечением «собеседников» из других столов, когда на них налетали сцепившиеся в несловесной беседе. Побоище могло начать приобретать массовый характер, но не приобретало, потому что светская тусовка любила мордобои обсуждать, а не участвовать. Анвар и его команда сначала просто сдерживали охрану, потом что-то у них пошло не так и тоже завязался мордобой с вовлечением зрителей, разделившихся в симпатиях к противоборствующим сторонам из-за изрядной дозы алкоголя в крови.