Удар гильотины - Павел Амнуэль

– Меня пропустили? – удивился Манн.

– Манн, вас там знают! Известно, что вы работаете по делу Веерке – по моему, в частности, разрешению.

– Я пробыл в палате меньше минуты, – повторил Манн, пытаясь из слов Мейдена представить последовательность событий, происходивших в больнице. – Потом?

– Надеюсь, что вы мне об этом расскажете, – укоризненно сказал Мейден. – Медицинская сестра, дежурившая в коридоре, позвонила врачу, и тот поспешил в палату, чтобы попросить вас удалиться. Когда он подошел, вы уже направлялись к лифту. Прошли мимо него с отсутствующим видом…

– Вероятно, потому, что я там действительно отсутствовал… – пробормотал Манн.

– Что вы сказали? – переспросил Мейден, но Манн лишь покачал головой.

– Врач вошел в палату и обнаружил, что аппаратура отключена от сети. Естественно, первым делом он вновь подключил кабели, на это ушло секунд пятнадцать, вызвал медсестер, поскольку больной не подавал признаков жизни, приборы показывали отсутствие жизненных функций. Начали процедуру реанимации, которая продолжалась около полутора часов. К сожалению, запустить сердце не удалось даже после прямого массажа. В девятнадцать сорок три констатировали смерть мозга. После этого палатный врач позвонил мне и, в частности, сообщил о вашем посещении. Вы хотите что-то сказать?

– Я не был в больнице, – сказал Манн, прекрасно понимая, что его слова ничего не значат по сравнению с наверняка уже подписанными показаниями врачей и медицинского персонала. – Я не поднимался на седьмой этаж и не отключал аппаратуру. Зачем мне это было нужно, черт возьми?

– Об этом мы поговорим в моем кабинете, – сказал Мейден и пошел к выходу, предполагая, что Манн не станет устраивать сцен и двинется следом. Выход загораживала Кристина, она и не подумала отойти в сторону, и Мейдену пришлось остановиться.

– К вам, – сказал он, – у меня тоже осталось несколько вопросов. Но уже не сегодня…

– Это я, – сказала Кристина, глядя в пространство поверх головы Мейдена. – Это я опустила раму окна на голову Густава.

– Не исключено, – кивнул Мейден. – Но не вы убили Веерке. Позвольте, пожалуйста, пройти. Жду вас у себя завтра утром, в девять, если вам удобно.

– А меня? – неожиданно подал голос Ритвелд. – Когда вы ждете меня?

– У вас есть что сказать? – осведомился Мейден.

– Я хочу признаться, – широко улыбнулся художник. – Признаюсь, что я опустил раму на башку этого негодяя.

– Пожалуйста, – поморщился Мейден. – Не паясничайте, Ритвелд, не усложняйте жизнь ни себе, ни мне.

– Но я это сделал!

– После признания госпожи Ван дер Мей ваше признание, Ритвелд, гроша ломаного не стоит. Успокойтесь.

– Знаете, старший инспектор, – Манн попытался засунуть руки в карманы, но цепочка мешала, он чувствовал себя очень неудобно, как неопытный актер, не знающий, куда деть руки, – на вашем месте я бы сейчас срочно опросил всех свидетелей – Магду, Ван Хоффена, Казаратту, Панфилло… Каждый признается, что именно он опустил эту проклятую раму.

Мейден стоял, переводя взгляд с Манна на Ритвелда.

– Я еще буду говорить с каждым, – сказал он, наконец, – с целью окончательного уточнения показаний. Идемте, Манн.

Внизу, перед домом, стояли три полицейские машины, у входа дежурили двое, еще двое – на углу, будто Мейден ожидал встретить ожесточенное сопротивление, бегство и, возможно, даже стрельбу на поражение.

– В какую машину садиться? – спросил Манн.

– В первую, – буркнул Мейден и добавил: – В доме два черных хода…

– А, – усмехнулся Манн. – Понятно.

На заднем сидении уже расположился сержант, Манн оказался крепко зажатым между ним и старшим инспектором, в дороге молчали, мобильный телефон Мейден у Манна отобрал, держал в руке и время от времени посматривал на дисплей.

В управлении Мейден направился почему-то не в свой кабинет, а этажом выше, где располагались комнаты лаборатории судебно-медицинской экспертизы, он шел впереди, быстрым шагом, не оглядываясь, а замыкал группу все тот же сержант, оставшийся в коридоре, когда, открыв одну из дверей, старший инспектор пропустил задержанного вперед и вошел следом. Дверь закрылась с тихим шелестом.

Манн удивленно огляделся. Он ни разу не был на третьем этаже управления и мог лишь предполагать, что расположенные здесь лаборатории оснащены самым современным оборудованием, хотя основные тесты и исследования – в частности, патологоанатомические – проводились в другом месте, в Институте судебной медицины. Комната оказалась совершенно пустой, видимо, здесь недавно провели ремонт – на полу можно было увидеть следы не до конца оттертой краски. Стояли два стула, у стены – повернутая тыльной стороной картина в раме, окна, выходившие на улицу, были зашторены.

– Дайте руки, Манн, – сказал Мейден и снял с детектива наручники.

– Спасибо, – пробормотал Манн, разминая запястья.

– Не за что, – буркнул Мейден, сел на один из стульев, взглядом показал Манну на второй.

– Не хочу, чтобы нам мешали, – объяснил старший инспектор, когда Манн опустился на стул, сложил на коленях руки и поднял на визави вопросительный взгляд. – Ради всего святого, Манн, объясните, за каким чертом вы это сделали. Погубили карьеру, да и жизнь, можно сказать… Ради чего?

– Пока мы сюда ехали, – медленно проговорил Манн, – я пытался вспомнить, делал я это или нет. Веерке умер, и теперь фильм должен идти последовательно, кадр за кадром, в соответствии с моим, а не чьим-то еще, выбором. Окончательная раскадровка установилась, когда врачи зафиксировали смерть мозга и температура начала быстро снижаться. Энергия перестала выделяться…

– О чем вы, Манн? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Мейден. – Мы здесь вдвоем, я не веду протокол, просто хочу знать… для начала… Зачем вы это сделали, черт возьми?

– Он перетасовал кадры и не успел установить тот порядок, какой, возможно, хотел, – продолжал рассуждать Манн. – А может, вообще не хотел ничего, он был в коме, кадры менял непроизвольно, хаотически, случайный выбор эпизодов… Да, скорее всего, именно случайный… Ничего от Веерке не зависело, он не понимал… Наверняка существует природный механизм, который сводит кадры в систему… ту или иную… Вроде статистических законов или второго начала термодинамики… Однородные действия оказываются на одной ленте…

– Хватит! – рявкнул Мейден. – Не делайте из меня идиота, Манн! Не хотите по-человечески, пойдем вниз и поговорим, как я это обычно делаю.

– Извините, старший инспектор, – сказал Манн, у него не было желания ссориться, не было причин ссориться с этим человеком, не понимавшим произошедшего, но сделавшего все от него зависящее, чтобы это произошло. – Извините, я просто размышлял вслух…