Инь-ян 4 - Евгений Щепетнов

Закончив, Занда вернулась к другому трупу, и начала кромсать его точно так же, истово, яростно, будто от этого зависели ее жизнь и свобода.

Закончив, повернулась к трибунам и каким-то чутьем нашла взглядом своего хозяина, вцепившегося руками в деревянный барьер и привставшего с места. И тогда она метнула меч — изо всей силы, целясь прямо в его морщинистую, оскаленную физиономию, мерзкую физиономию!

Нет, Занда не сумела добросить до цели. Меч вонзился в барьер чуть ниже того места, где стоял Главный, и даже если бы сумел долететь, его легко отбили бы телохранители, всегда настороже на охране телес своего господина.

— Убить! Убить ее! — прохрипел Главный, и тут же осекся, глядя на бушующие трибуны — Стой! Выпустить вторую девку и этого…парня…забыл, как его!

— Ресонга, ваша милость! Ресонг, и Морна! — подсказали сзади.

— Ресонга и Морну! И пусть бьются! — каркнул Главный, усаживаясь поудобнее и оскаливаясь, как зверь — Вина мне! Больше вина! Белого дай, идиот!

Морна вышла из темного коридора, щурясь на свет фонарей, тут же проморгалась и нахмурилась, увидев возле стены подозрительно знакомую фигуру. Быстро подошла, вспотрелась в окровавленное лицо под спутанными золотыми волосами:

— Занда?! Девочка! Что они с тобой сделали?!

— Все сделали, что могли… — мертво сказала Занда, как-то странно кривя губы — Я убила.

— Кого убила? — не поняла Морна, и только потом заметила груду мяса, в которой не сразу угадывались обрубки человеческих тел — Ты?! Это ты сделала?!

Занда посмотрела на Морну, и та невольно содрогнулась — от нежной невинной девочки не осталось ничего, кроме этих голубых глаз, золотых волос и фигуры, достойной увековечивания в мраморе. Такой взгляд может быть только у тех, кто дошел до последней черты.

— Они прислали тебя меня убить? — бесстрастно спросила Занда, и легонько кивнула — Хорошо. Лучше, чем от чьей-то другой руки. Жалко, не увижу, как умрет эта тварь…

— Кто? — не поняла Морна, оглядываясь туда, куда посмотрела Занда, и тут же осеклась — поняла. Поняла, но ничего не сказала — сердце сжалось тоской: она увидела Ресонга. Тот вышел из двери и направлялся к ней, улыбаясь, и беззаботно что-то насвистывая. Подошел, остановился, тихо сказал:

— Привет, милая. Наконец-то я тебя увидел!

Ресонг обнял Морну, она прижала его к себе могучими руками так, что у него чуть не хрустнули кости, тихо шепнула в ухо:

— Прости…

— Да ладно…чего ты? — пискнул придушенный Рес — Мы еще повоюем! А помрем — так значит время пришло! Забудь. Я тебя люблю, и это главное. А кто это у нас тут?! Малышка Занда! Красотка! Можете тебе тоже набедренку снять, милая? Глянь, как Занде хорошо! Хе хе…

У Морны вдруг защипало глаза, она вытерла слезу запястьем и тихо покачала головой:

— Рес…если бы можно было все изменить…

— Хватит! Не о том сейчас надо думать. Не о том. Глянь, нам уже собеседников выпускают!

Трибуны ревели, бушевали, а из десятка дверей, что вели на арену, выходили люди — их было человек двадцать, не меньше. Кого там только не было! Покрытые татуировками мужчины — молодые, и старые. Женщины всех возрастов — от молодых девиц, до взрослых женщин — тоже татуированные, беззубые, покрытые язвами и синими пятнами. Здесь были все, когда сумели наскрести в запасниках этой Ямы. Главный хотел, чтобы этот день запомнился жителям города навсегда. Еще никогда и никто не уничтожал на арене за один раз больше двух десятков своих бойцов! Эпическое зрелище! Достойное пера сказителя и кисти художника!

Прозвучали трубы, снова вышел глашатай:

— В честь праздника Первой высадки, и в честь дня рождения нашего властителя, он устраивает самые великие игры, которые только были на памяти людей в нашем городе! Сегодня все сражаются против всех! Останется в живых только один, самый сильный, самый могучий, самый удачливый! Он будет отпущен на волю, и получит сто золотых награды! Закон гласит — сколько бы человек не вошло на арену — выходит только один! Да славится повелитель! Славься! Славься! Славься!

Едва замолк глашатай, тут же закричали-завопили "бегунки", принимающие ставки:

— Ставки! Ставки! Ставки! На что угодно — ставки! Кто победит, кто дольше продержится, ставки! Ставки!

— Рес, слева. Занда — прикрываешь спину. Я впереди. Не высовываться, пусть себе дерутся. Добьем оставшихся.

— А потом? — Ресонг облизнул пересохшие губы.

— А потом…суп с пататОм! — усмехнулась Морна — Потанцуем? Мечи есть, нас трое — будем выходить! Или умирать. Занда, ты как? Готова танцевать?

— Готова — голос Занды был мертвее мертвого, спокоен, как надгробная плита — Кого смогу — убью. Не боспокойся.

— Ну а я всегда с тобой, милая! — беззаботно рассмеялся Ресонг — Похоже, что это наш последний танец! Пусть запомнят, твари!

— Пусть запомнят, твари! — вдруг с ненавистью повторила Занда, и оскалилась. Морна бросила на нее взгляд, глубоко вздохнула. Показала взглядом на нее Ресонгу, тот понимающе поджал губы, мол, вижу.

— Досталось тебе, девочка… — сочувственно кивнула Морна — Понимаю…

— Не понимаешь! — отрезала Занда — Никто не поймет! Жаль, я не могу их всех убить! Всех! Всех! Всех!

Морна снова покосилась на Занду, протянула ей меч, который подобрала с арены:

— Держи.

Повернулась к Ресонгу:

— Рес, не беги за мечом. У тебя есть, а я возьму сама. Не подходите к толпе. Пусть они друг друга порежут.

Уаааа! Уаааа!

Сигналы трубы прозвучали, как погребальная мелодия. На арену выкинули мечи, и люди бросились к ним, оттаскивая друг друга, хватая все подряд клинки. Возникло несколько потасовок, но как ни странно — без особого кровопролития. Так, несколько разбитых морд, да один порезанный бок — и то случайно, в давке.

Вооружившись, толпа устремилась в троице, стоявшей у противоположного края арена. Мола, без криков, медленно, как стая волков, скрадывающая добычу.

— Им приказ дали… — мрачно отметил Ресонг, взвешивая на руке меч — В первую очередь нас гасить, уверен! Возьми мой меч. А мне потом добудем.

— Я сказала, а ты выполняй! — процедила Морна, глядя на то, как толпа ускоряет шаг. Позади — три здоровенные татуированные бабы, жирные, плечистые. Впереди — пятеро молодых парней, широкоплечие, разрисованные цветными рисунками. В середине — все остальные, те, кто поумнее — пусть себе молодые получают плюхи! А мы потом! А мы знаем, как надо!

Они уже бежали. Вперед вырвался парень со шрамом на лбу, он что-то кричал, но непонятно что — долетало только: "Уаоооо!" Переполненые трибуны ревели, будто водопад, или штормовое море. Даже разговаривая между собой, на расстоянии вытянутой руки приходилось напрягать голос.