Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

Выкрикнув это, Ракши-младший взвился в воздух и ринулся на Лабастьера.

— Мятеж на Безмятежной, — ошарашено бросил Лаан и рванулся вперед, закрывая собой друга. Ведь по традиции на поясе короля, кроме небольшого фамильного кинжала, нет никакого оружия.

Ракши-младший оказался не слишком опасным противником. Он был силен и ловок, и, возможно, среди односельчан он и слыл первоклассным бойцом. Но его техника фехтования оставляла желать лучшего, и рядом с Лааном, обучавшимся этому искусству при дворе, он выглядел сущей личинкой.

Лабастьер не вмешивался в их бой: во-первых, это было бы нечестно, во-вторых, оценив силы соперников, он был спокоен за друга, наконец, в-третьих, он знал точно, что и тот не прольет кровь вздорного сельчанина без особой на это нужды, хотя тот и ведет себя далеко не самым верноподданническим образом.

Через пару минут точным приемом Лаана шпага Ракши-младшего была выбита из рук последнего и полетела на землю. Сложив крылья, тот рухнул за ней, но Лаан, готовый к этому, опередил его. Еще через миг они оба стояли на земле друг против друга. Правой ногой Лаан наступил на шпагу противника, а острием своей сабли уперся ему в грудь.

— Вот так-то, — сказал он и опустил саблю. Правилами боевого этикета победа была определена.

Но, похоже, этому настырному юноше не были знакомы ни этикет, ни страх. Издав обиженный рык, он с голыми руками ринулся на Лаана. Тот, отпрыгнув, снова поднял саблю.

— Эй, эй! — растерянно выкрикнул он, — еще шаг, и я тебя прирежу!

Не дожидаясь кровопролития, Лабастьер упал на плечи Ракши-младшего сверху, зажав его голову между ног. Тот не удержался на ногах, и они покатились по мху.

Лаан поспешил на помощь, и вскоре он и Лабастьер, навалившись всей тяжестью своих тел и безжалостно смяв крылья поверженного противника, сидели на его спине. Лаан выдернутым из его же шальвар ремешком стягивал пленнику руки.

— Трусы! Трусы!!! — ревел тот, выгибая шею и отплевываясь. Пару раз он что есть силы дернулся всем телом, пытаясь освободиться. Но не тут-то было. — Двое на одного! Король — трус! — только и оставалось рычать ему.

Напоминать ему, кто из них первым нарушил правила чести, явно не имело никакого смысла.

На хутор они въезжали втроем: связанный по рукам и ногам, но не желавший ничего объяснять мятежник лежал поперек спины сороконога, между Лабастьером и Лааном, крепко прикрученный к их седлам. Не переставая костерить его самыми отборными словами, Лаан тщетно пытался очистить грязь со своего изрядно измятого берета.

Как и большинство простых жителей Безмятежной, хуторяне использовали в качестве домов светло-коричневые и розовые сферические раковины «воздушного коралла». Их в изобилии находят на берегах пресных водоемов, вычищают от съедобной, кстати, мякоти и катят к месту обитания. Размеры раковин и прочность стенок превращают их в отличные жилища. Одна семья использует обычно до десятка таких раковин, плотно подогнав их друг к другу, скрепив флуоном, прорубив отверстия переходов из одной «комнаты» в другую и оборудовав выходы наружу.

Вот и здесь Лабастьер увидел несколько домов из сложенных пирамидками сфер. Ни на земле, ни в воздухе не было видно ни одной бабочки: уже основательно смеркалось, и жители, по всей видимости, готовились ко сну.

— Эй! Есть тут кто-нибудь?! — громко выкрикнул Лаан, когда их Умник добрался до небольшой площади, явно — центрального места хутора, и остановился.

Заскрипели створки дверец, раздались тихие голоса… И вскоре короля, его спутника и их необычную ношу окружили подошедшие и подлетевшие маака и махаоны. Их было десятка два. Большинство из них выглядели доброжелательно, но на некоторых лицах Лабастьер прочел и озабоченность. Он догадался, что причиной ее, скорее всего, служит вид их связанного соплеменника. Не теряя времени, он спрыгнул на землю и обратился к собравшимся:

— Мир и покой вам, подданные. Я — ваш король, Лабастьер Шестой. Я правлю вами по закону и совести.

Хуторяне нестройно отозвались на приветствие.

— Есть ли среди вас кто-то, — продолжал он, — с кем я мог бы поговорить как с главным?

Вперед выступил пожилой самец-маака, выглядевший как раз не очень-то дружелюбно. На дворянское звание предпоследней Шестой гильдии указывал синий цвет его берета.

— Я — староста этой деревни, Ракши-старший, — начал он, вопреки традиции не поклонившись. — Мы — мирные жители и рады были бы встретить своего, известного добротой и справедливостью, правителя со всеми положенными случаю почестями. Но не мы первыми нарушили законы гостеприимства, — одновременно и растерянно, и грозно закончил он, указывая на связанного.

— Да?! — язвительно вскричал Лаан и хлопнул пленника по спине. — Хороша деревня! Если тебя звать Ракши-старший, значит, это твой сынок разбойничает на лесных тропах?! Хорош староста!

В этот миг, перепорхнув через толпу, возле Лабастьера оказалась юная светловолосая самка-маака. Лишь коснувшись ногами земли, она тотчас рухнула перед королем на колени и, схватив его ладонь, осыпала ее поцелуями. Лабастьер инстинктивно отдернул руку.

— Прости его! Прости, наш господин! — взмолилась девушка.

— Кого из них простить-то, старшего или младшего? — сварливо поинтересовался Лаан, беззастенчиво рассматривая прелестную самку.

— Встань, — скорее попросил, чем приказал Лабастьер. — Встань и все нам объясни.

— Ракши — мой возлюбленный, — ответила та, продолжая стоять на коленях. Лабастьер заметил, что при этих ее словах на лице старосты промелькнуло удивление. — Мы поклялись друг другу в верности, несмотря на то, что наши родители ничего об этом не знают. — Ее прекрасные серые глаза были полны слез.

— А мы-то тут при чем? — спросил Лаан, спрыгнув наземь и подавая девушке руку. — Давай-ка, поднимайся, это тебе все-таки король приказал. Экие вы тут строптивые.

— И представься, — добавил Лабастьер. — Как тебя звать?

— Мариэль, — отозвалась та наконец, вставая. — Простите его, — повторила она. — Мы любим друг друга.

— Вот что, — притворно рассердился Лабастьер, — ты объяснишь нам в конце концов, с какой стати твой возлюбленный пытался убить своего короля?! Если нет, я немедленно поступлю с ним так, как того требует закон.

— Он испугался. Он очень боялся, — заговорила та торопливо. — Все знают, что молодому королю пришла пора жениться, и все ждали глашатаев, которые объявят смотрины. Ракши вбил себе в голову, что вы, мой король, выберете именно меня… — Лицо девушки залил румянец.

— А между прочим, он не так уж глуп, — вполголоса сказал Лабастьеру Лаан. — Может, наше путешествие закончилось?

— Лентяй, — бросил ему Лабастьер так же тихо. — Мы его еще и не начали.

А девушка продолжала:

— Он уже много дней пропадает в чаще, чтобы перехватить глашатаев и заставить их обойти нашу деревню стороной. Я отговаривала его, но он не хотел и слушать…

Лаан тем временем отвязал пленника от седла, тот мешком рухнул в пыль и завозился, пытаясь подняться.

— А почему вы скрыли от родителей свою привязанность друг к другу? — спросил Лабастьер.

— Потому что… Потому… — Мариэль замешкалась. Но тут голос подал Ракши-младший, ухитрившийся подняться на связанных ногах:

— Потому что ее родители только и ждали объявления королевских смотрин, чтобы отправить ее во дворец.

— Вот как, — усмехнулся Лабастьер. — А что, в этой деревне не действует закон свободы выбора супруга, объявленный еще моим прадедом Лабастьером Вторым, Мудрым?

— Мы — верные подданные Вашего Величества, — вмешался Ракши-старший, — но сильны и семейные традиции. Хорошая дочь не пойдет против родительской воли.

— Идти против родителей плохо, а убивать королей — нормально! — возмутился Лаан и, легонько пнув связанного, обратился к нему. — Что же ты, герой, не уговорил ее? Женился бы сначала, а потом бы уж и уладил все как-нибудь…

Ракши-младший неприязненно блеснул на него глазами:

— В нашей деревни нет ни одной молодой пары махаон, — процедил он сквозь зубы, а затем, повернувшись к Лабастьеру, пояснил более спокойно: — Ведь не могли же мы преступить закон «семейного квадрата». Отправиться на поиски диагонали и оставить Мариэль тут я не мог. Не мог я и взять ее с собой, она так хрупка, а в пути встречается слишком много опасностей…

— Мы заметили, — не преминул съязвить Лаан.

— Я не ожидал, что приедет сам король, я ждал простых глашатаев, — огрызнулся связанный.

— Что ж, теперь мне все ясно, — кивнул ему Лабастьер и, обернувшись к Мариэль, испытующе вгляделся в ее пепельные глаза. — Скажи мне, а если бы все обернулось именно так, как опасался твой возлюбленный, ты бы согласилась стать моей женой?

— Воля короля, воля моих родителей — закон для меня, — ответила та дрожащим голосом и вдруг разрыдалась, говоря: — Но люблю я только его!