Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

— В таком темпе до ближайшего селения мы доберемся не раньше заката, — вздохнул Лаан, отпуская берет. — Скоротаем путь рассказами?.. Ты знаешь, брат-маака, как я люблю слушать о твоем прадеде…

Молодой король, конечно же, не был знаком со своим великим предком. Но на мочке его уха, на серебристой цепочке, красовалась бесценная реликвия рода — серый полупрозрачный камешек неизвестной породы, серьга Лабастьера Второго. И потомок знал множество семейных легенд.

— Хорошо, — согласился он. — Приготовься слушать. Я расскажу тебе о том, как мой прадед впервые ступил на землю Безмятежной.

Махаон удовлетворенно кивнул, но, не желая терять времени даром, извлек из ножен костяную саблю и принялся в такт поскрипыванию чешуек сороконога натирать ее лезвие укрепляющей мастикой.

— Когда прадед Лабастьер Второй и возлюбленная жена его Дипт-Наан спустились с небес и вышли из Золотого Храма… — начал маака, но Лаан, на миг прекратив свое занятие, перебил его:

— Ну это-то, положим, сказки. Подумай сам, какая сила может поднять такую махину?

— Может быть, и сказки, — согласился Лабастьер Шестой. — Но когда мама рассказывала эту легенду, я тоже спросил ее: разве может летать по небу целая скала? И знаешь, что она ответила? «Летать не может, но она может падать…»

— Хм, — скептически покачал головой Лаан и продолжил полировку лезвия. — Ладно, давай дальше.

— Они огляделись, и мой прадед сказал: «Этот мир прекрасен. Он создан для любви и покоя, а значит, он создан для нас с тобой. И мы должны научиться жить в нем так, чтобы не нарушить его первобытной гармонии…»

…— Тридцать тысяч личинок! — порхая над равниной невдалеке от разведывательного антиграва, Наан впервые осознала, какая ответственность ложится на их плечи. — Ты только представь себе, сколько им понадобится пищи! А мы не знаем даже, есть ли тут что-нибудь съедобное.

— Обязательно есть, — с деланной убежденностью заявил Лабастьер. — Зондирование показало, что состав воздуха и почвы тут практически идентичен земным, а это значит, что метаболизм местных живых форм тоже подобен нашим.

На самом деле он вовсе не был уверен в сказанном. Уже то, что широколистные травы, которыми была покрыта простирающаяся под ними долина, имели не зеленый, а ядовито-фиолетовый цвет, наводило на подозрение о непригодности местной флоры в пищу.

— Состав воздуха и почвы ничего не значат, — безжалостно возразила Наан. — Разве мало и на Земле несъедобных растений? А животных тут что-то и вовсе не наблюдается.

— Пока не наблюдается, — отозвался Лабастьер с нажимом на первое слово. — Что можно разглядеть с такого расстояния? Так что не спеши прятать плазмобой… Что касается съедобности… ОН предусмотрел, что перед колонистами неминуемо встанет эта задача. Браслет на моей руке — это анализатор химического состава как раз на этот предмет. Нам не придется, рискуя жизнью, экспериментировать на собственных желудках. И что-то подсказывает мне, что результаты анализов не разочаруют нас.

— Так чего же мы ждем? — нахмурилась Наан. — Надо спускаться вниз и приниматься за работу.

— Ты права, — согласился Лабастьер. — Но как мы все-таки эту планету назовем?

— Ты ведь уже решил назвать ее «Безмятежная», — удивилась Наан. — С таким названием она просто не способна будет строить нам козни. Ты что, передумал?

— Да нет, — пожал плечами Лабастьер, и они, подобно падающим листам клена, стали кругами планировать вниз. — Надеюсь, ты окажешься права. Но у меня появилась новая идея: почему бы не назвать ее «Наан»?

— Ну уж нет! Возможно, для кого-то это и будет нормально, но только не для меня. Представь, ты скажешь: «Как я люблю тебя, прекрасная Наан…», а я буду гадать, обращаешься ты ко мне, или это у тебя приступ местного патриотизма.

— Ты как всегда права, о возлюбленная жена моя, — усмехнулся Лабастьер. — Пожалуй, не стоит называть планету твоим именем, ведь вместе с именем она может перенять и твой нрав. Не выживем…

…В этом месте рассказа Лаан засмеялся и вновь перебил молодого короля вопросом:

— Как ты думаешь, зачем нашим предкам понадобилось сочинять все эти небылицы? Как ты назвал браслет твоего прадеде? «А-на-ли-за-тор?» Какое дурацкое словечко. Ты можешь себе представить, чтобы такой волшебный предмет существовал на самом деле? И кто этот таинственный ОН, о котором говорил Лабастьер Второй? И где находится эта пресловутая Земля?..

Молодой король сокрушенно вздохнул:

— Я не могу ответить ни на один из твоих вопросов. Сам я думаю, что на самом деле какая-то болезнь, война или иное стихийное бедствие унесло однажды жизни всего взрослого населения планеты, кроме моих предков. Они остались одни с тысячами куколок, и им пришлось начинать этот мир заново. А все эти легенды они придумали для того, чтобы мы не повторили гибельных ошибок наших предшественников.

— Но это не объясняет, зачем они придумали все эти приспособления — «анализаторы», «плазмобои», о которых я слышу с детства. Не твой ли прадед завещал нам не создавать никаких орудий сложнее ножа и сабли?

— Да, сплошные неувязки, — задумчиво согласился Лабастьер Шестой. — Мама уверяет, что ответы на все свои вопросы я получу сразу после рождения первенца… Говорит, так заведено в королевской семье… Но она не объясняет, каким образом это случится. Похоже, она и сама этого не знает, ведь отец погиб, когда я был еще гусеницей…

— Или вот еще, — продолжал разглагольствовать Лаан. — Всегда говорят «Лабастьер Второй и его возлюбленная жена Наан»… Почему?! Он — маака, она — махаон, у каждого из них была своя пара в диагонали, но их имен мы даже не помним!

— Я-то помню, — пожав плечами, возразил король. — Но в целом ты прав…

— И все-таки правильно твой прадед завещал, — перескочил на прежнюю тему Лаан, любуясь своим, сверкающим в лучах закатного солнца, начищенным клинком. — Только глянь, какая красота! Зачем нам что-то сложнее?! — Он размахнулся и точным ударом перерубил проносящийся над ними стебель. Вспугнув очередную стаю птиц-пузырей, на этот раз покрытых спиралеобразным узором, позади них рухнул огромный травяной лист. — Красота… — повторил он удовлетворенно.

— Мыслитель, — усмехнулся Лабастьер Шестой. — Кстати, заросли редеют. Мы движемся по тропе. Похоже, мы приближаемся к селению.

Лаан вернул саблю в ножны и, покопавшись в поясной сумке, извлек из нее кусок туго скрученной флуоновой ткани.

— Карта, — пояснил он. — Это тебе, брат-маака, все равно, куда крыла свои направить, а я все-таки желал бы иногда и уточнить, где мы находимся. — Распустив тесемку, он развернул флуон и вгляделся в выдавленный на нем рисунок. (В местах сильного нажатия флуон, прессуясь, становится прозрачным, и изображение видно достаточно отчетливо, особенно если свиток расстелить на чем-нибудь темном.) — «Селение» — громко сказано, — сообщил Лаан. — Скорее, хутор. Семей десять, пятнадцать, не больше. Думаю, не стоило бы туда и заглядывать, но не мешает отдохнуть…

В этот миг Умник внезапно остановился, как вкопанный, и наездники, не удержавшись в седлах, вылетели из них, зависнув в воздухе. Тело сороконога издавало терпкий запах испуга.

Прямо перед ним, уперев клинок шпаги ему в лоб, стоял молодой хмурый самец-маака с грубоватыми чертами лица. Зверь, осторожно перебирая лапами, подался чуть назад.

— Эй, ты кто такой?! — первым оправился Лаан. — Чего тебе надо?!

— Я — Ракши-младший, — заявил тот, — а вы — королевские глашатаи, кем же вам еще быть.

— Допустим, — сказал Лабастьер, повернув голову так, чтобы незнакомец не заметил серьгу. — И что из этого следует?

— Убирайтесь отсюда! — выкрикнул назвавшийся «Ракши-младшим», не опуская клинок. — Обойдите стороной это место, и тогда я не трону вас. Ничего интересного тут для вас нет. А не послушаетесь, живыми отсюда не уйдете!

— Фу-ты, ну-ты! — поморщился Лаан, снова доставая саблю. — Дайте-ка, мой господин, я поговорю с этим невежей, как подобает самцу.

Он вылетел чуть вперед, но Лабастьер поймал его за руку:

— Подожди. И чем же тебе не угодили королевские глашатаи? — обратился он к незнакомцу, поворачиваясь под его пристальным взглядом анфас. И тот, наконец, заметил драгоценный амулет.

— Еще того не легче, — пробурчал он. — Никак, само Королевское Величество к нам пожаловали… — Он немного помолчал, размышляя, затем почесал свободной рукой затылок и, встряхнувшись, решительно заявил: — Оно и к лучшему. Покончим с этим раз и навсегда. Защищайтесь!

Выкрикнув это, Ракши-младший взвился в воздух и ринулся на Лабастьера.

— Мятеж на Безмятежной, — ошарашено бросил Лаан и рванулся вперед, закрывая собой друга. Ведь по традиции на поясе короля, кроме небольшого фамильного кинжала, нет никакого оружия.