Вампир Арман - Энн Райс

Рикардо слышно не было. Но потом, когда наши стражи ненадолго прекратили побои, я услышал Рикардо.

Он затянул речитативом псалом по-латыни, хриплым, отчаянным шепотом.

– Славься, Господь…

Остальные быстро подхватили:

– Славься, имя твое.

Так и продолжались молитвы, голоса постепенно слабли с тишине, и в конце концов молиться остался один Рикардо. Я не отвечал.

Но и теперь, когда его подопечные погрузились в милосердный сон, он продолжал молиться, чтобы обрести успокоение, или же просто во славу Бога. Он перешел от псалма к «Pater Noster», а дальше – к утешительным вековечным словам «Ave Maria», которые он повторял вновь и вновь в полном одиночестве, лежа в темнице на дне корабля.

Я не обращался к нему. Я даже не дал ему знать, что я рядом. Я не мог спасти его. Я не мог его утешить. Я даже не мог объяснить, что за ужасная судьба обрушилась на нас. И прежде всего я не мог открыть ему, что я видел: что наш господин погиб, что нашего господина поглотил простой и вечный огненный взрыв.

Я погрузился в состояние шока, близкое к отчаянию. Я позволил себе мысленно восстановить в памяти вид горящего Мариуса, Мариуса, превратившегося в живой факел, поворачивающегося и извивающегося в огне, его пальцев, тянущихся к небу, как пауки в оранжевом пламени. Мариус умер; Мариус сгорел. Для Мариуса их было слишком много. Я знал, что он сказал бы, приди он ко мне утешающим призраком. «Их было просто слишком много, Амадео, слишком много. Я не смог их остановить, но я пытался.»

Я погрузился в мучительные сны. Корабль продвигался через ночь, унося меня далеко от Венеции, от руин всего, во что я верил, всего, что было мне дорого.

Я проснулся от звуков песнопений и запаха земли, но это была не русская земля.

Мы уже не плыли по морю. Нас содержали на земле. Опутанный сетью, я слушал, как глухие сверхъестественные голоса поют со злодейским энтузиазмом жуткий гимн Dies Irae – «День Гнева».

Низкий барабанный бой задавал энергичный ритм, как будто это был не столько ужасный плач Последних дней, сколько аккомпанемент для танцев. Не смолкали латинские слова о дне, когда весь мир обернется пеплом, когда великие трубы Господа возвестят об открытии могил. Содрогнутся как природа, так и сама смерть. Все души соберутся в одном месте, ни одна их них не сможет больше скрывать ничего от Бога. Из его книги вслух будет зачитан каждый грех. На каждого падет кара. Кто же защитит нас, если не сам Судья, наш величественный Господь? Наша единственная надежда – жалость нашего Господа, Господа, страдавшего за нас на кресте, он не допустит, чтобы его жертва пропала напрасно.

Да, прекрасные древние слова, но они вылетали из дурного рта, рта того, кто даже не понимал их смысла, кто радостно бил в барабан, словно готовясь к пиршеству.

Прошла уже целая ночь. Мы находились в заточении, а теперь нас освобождали под песню жуткого голоса, аккомпанирующего себе на резвом барабане.

Я услышал перешептывания мальчиков постарше, старавшихся успокоить маленьких, и ровный голос Рикардо, уверяющий их всех, что скоро они, несомненно, узнают, что нужно этим существам, и, может быть, их отпустят на свободу.

Один я слышал повсюду шелестящий, дьявольский смех. Только я знал, сколько скрывается вокруг нас сверхъестественных монстров, пока нас выносили к свету чудовищного костра.

С меня сорвали сеть. Я перевернулся, цепляясь за траву. Я поднял голову и увидел, что мы находимся на огромной поляне под высокими и безразличными звездами. Летний воздух; нас окружали громадные, похожие на башни зеленые деревья. Но все искажали порывы бушующего огня. Мальчики, скованные друг с другом цепью, в рваной одежде, с поцарапанными, перепачканными кровью лицами, отчаянно закричали, увидев меня, но меня оттащила от них и удерживала, ухватив за обе руки, стая маленьких демонов в капюшонах.

– Я не могу вам помочь! – крикнул я. Это было эгоистично и жестоко. Это породила моя гордость. Я только посеял среди них панику.

Я увидел Рикардо, избитого не меньше остальных, он поворачивался слева направо, стараясь их успокоить, его руки были связаны спереди, а камзол практически сорван со спины.

Он бросил взгляд на меня, и мы вместе огляделись по сторонам, осматривая огромное кольцо окруживших нас черных фигур. Видит ли он, какие у них белые лица и руки? Знает ли он на инстинктивном уровне, кто они такие?

– Если вы намерены убить нас, давайте быстрее! – выкрикнул он. – Мы ничего не сделали. Мы не знаем, кто вы, не знаем, почему вы нас похитили. Мы невиновны, каждый из нас.

Меня тронула его храбрость, и я постарался собраться с мыслями. Нужно прекратить в ужасе шарахаться от последнего воспоминания о господине, нужно представить себе, что он жив, и подумать, что он велел бы мне сделать.

Они, несомненно, превосходили нас численно, и я смог определить улыбки на лицах фигур в капюшонах, которые, хотя и скрывали глаза в тени, обнажали длинные перекошенные рты.

– Кто здесь главный? – спросил я, повышая голос его до нечеловеческой громкости. – Конечно, вы видите, что эти мальчики – простые смертные. Вы должны все обсудить со мной!

Услышав эти слова, длинная цепочка фигур в черных одеяниях отступила, перешептываясь и вполголоса обмениваясь какими-то фразами. Те, кто сгрудился у группы скованных цепями мальчиков, уплотнили свои ряды. И когда остальные, кого я с трудом мог разглядеть, начали подкидывать в костер новые дрова и подливать смолы, стало ясно, что враг готовится к действиям.

Перед учениками, которые за своими слезами и криками, казалось, не осознавали, что все это значит, выросли две пары черных фигур. Я же сразу все понял.

– Нет, вы должны поговорить со мной, поговорить со мной разумно! – заорал я, вырываясь от тех, кто меня удерживал. К моему ужасу, они только засмеялись.

Внезапно снова загрохотали барабаны, раз в сто громче, чем раньше, словно нас – и шипящий, потрескивающий костер – окружило целое кольцо барабанщиков. Они подхватили ровный ритм гимна Dies Irae, и внезапно все собравшиеся в круг фигуры выпрямились и сцепили руки. Они начали распевать латинские слова о страшном горестном дне. Каждая фигура начала насмешливо покачиваться, поднимая в насмешливом марше колени под аккомпанемент сотни голосов, шипящих текст в ритме танца. Получалась отвратительная насмешка над благочестивыми словами.

К барабанам присоединились пронзительный визг труб и монотонные хлопки в бубен, и внезапно весь круг танцоров, держась за руки, задвигался, тела от пояса раскачивались из стороны в сторону, головы болтались, рты ухмылялись. "Дииии-еееес иииии-реее, дииии-еееес иииии-реее!» – пели они.

Я поддался панике. Но я не мог освободиться от тех, кто вцепился мне в руки. Я закричал. Одна пара фигур в длинных свободных одеяниях, стоящая перед мальчиками, оторвала от остальных первого из тех, кому предстояла пытка, и подбросила его сопротивляющееся тело высоко в воздух. Вторая пара фигур подхватила его и сильным сверхъестественным толчком швырнула беспомощного ребенка в огромный костер.