Знак судьбы - Виктория Холт

— А зачем тебе этим заниматься?

— Я знала всех этих людей и уверена в невиновности доктора.

— Но если это так, кто же тогда убил миссис Марлин?

— В этом-то и загадка. Возможно, это было самоубийство, но я не могу в это поверить. Однако Харриман Блейкмор выдвинул эту версию. А Дороти Эммерсон когда-то писала Джефферсону Крейгу, и у нее остался его адрес. Поэтому я написала Китти на адрес Крейга, и она сразу же получила мое письмо, потому что она — его жена. В результате мы встретились в Кенсингтон-Гарденс, чтобы поговорить. Я нашла укромный уголок, где в десять утра не бывает людей.

Лусиан недоверчиво смотрел на меня, и я добавила:

— Вот и все. Теперь я еду к ним в гости.

— Не понимаю…

— Думаешь, мне не следовало этого делать?

— Наверное, когда такое случается, лучше держаться от всего этого подальше. Я думаю, тебе следует выбросить случившееся из головы.

— Есть вещи, которые невозможно забыть, как ни старайся.

— И что же рассказала тебе Китти?

— Рассказала, как она страдала. У нее есть дочь. Джефферсон Крейг женился на Китти, чтобы ребенок носил его имя. Он, кажется, просто замечательный человек. И Харриман тоже. Как повезло Китти и моей матери! Бедная Китти! Ей столько пришлось пережить!

Лусиан смотрел прямо перед собой.

— Да, они обе нашли себе хороших мужей.

— Китти и сама понимает, что ей очень повезло в этом отношении. Но она боится, что, хотя ее малышка и носит фамилию Крейг, кто-нибудь может узнать, что она дочь Эдварда Марлина. Китти говорит, что эта угроза всегда будет висеть над ней.

— Вряд ли, — заметил Лусиан.

— Да, она это знает, но вероятность все-таки есть. Лусиан, такое ведь возможно?

— Думаю, да.

— Итак, я еду к ней. Я встречусь с Джефферсоном Крейгом! Дороти Эммерсон просто потрясена. Она говорит, что он очень умный человек.

Лусиан помолчал. Я догадалась, что он думает, будто мой интерес к этому сомнительному делу нездоровый и довольно глупый. И в то же время он выглядел встревоженным, когда я говорила об угрозе, которая нависла, по словам Китти, над ее дочерью.

Он переменил тему, и мы заговорили о других вещах — о возвращении Герти, о моем следующем визите в Грандж, который состоится сразу по возвращении от Китти. Потом мама хотела, чтобы я приехала в Замок Фолли; она сказала, что ей будет очень приятно, если Лусиан составит мне компанию.

Но радость от нашей встречи как-то померкла, и я сильнее, чем обычно, чувствовала невидимую стену между нами.

В тот же вечер я очень удивилась, когда получила записку, которую мне принесли. Ее просто сунули в наш почтовый ящик. Я удивилась еще больше, когда узнала почерк Лусиана. Я с волнением открыла ее и прочла:

«Моя дорогая Кармел!

Мне необходимо увидеться с тобой завтра. Это очень важно. Мне нужно кое-что тебе сказать. Мы должны поговорить наедине, где нас никто не побеспокоит. Ты рассказывала, что встречалась с Китти Карсон в Кенсингтон-Гарденс и там почти никого не было в десять утра. Ты можешь встретиться со мной завтра в это время? Я буду ждать тебя у мемориала. Я приду в любом случае.

Дорогая, это очень важно.

Я люблю тебя.

Лусиан».

Я перечитывала записку. Он назвал меня своей дорогой, написал: «Я люблю тебя». Это меня обрадовало, но загадочная спешка немного тревожила.

Я почти не спала в ту ночь и в десять утра была у мемориала. Лусиан уже ждал меня.

— Лусиан! — воскликнула я. — Что случилось?

Он взял меня за руку.

— Давай сядем в том тихом уголке, о котором ты говорила.

Мы поспешили туда. Лицо Лусиана было напряженным и очень серьезным. Как только мы сели, он произнес:

— Это касается дела Марлина.

Я была потрясена.

— Я слушаю, — горячо подхватила я.

— Ты убеждена, что Эдвард Марлин не совершал того убийства. Я думаю, что знаю, кто это сделал.

— Лусиан! Кто?

Он смотрел прямо перед собой. Он колебался, словно ему трудно было говорить. Потом медленно произнес:

— Думаю… это сделал я.

— Ты? Что ты имеешь в виду?

— Боюсь, это я виноват в смерти Грейс Марлин.

— Это невозможно! Тебя там не было!

— Кармел, я думаю, что могу быть повинен в этом, — повторил он. — Я имею в виду, что она могла умереть из-за меня. Эта мысль уже давно меня преследует. Я пытаюсь не вспоминать об этом, но иногда просыпаюсь среди ночи с ужасным чувством вины, и думаю, что человека повесили, возможно, из-за меня. Я думаю о гувернантке… а теперь и о ее дочери… и о тени, которая будет омрачать их жизнь… возможно, по моей вине.

— Но какое ты мог иметь отношение ко всему этому? Ты почти не встречался с этой женщиной. Тебя там не было.

— Я был там, — возразил Лусиан. — Ты помнишь, что было в день ее смерти? Я никогда его не забуду.

— Помню, — сказала я. — Вы с Камиллой приходили на чай.

— Да. Мы были в гостиной на первом этаже, потому что миссис Марлин была в саду и мы не могли ей помешать, если бы стали шуметь. Мы говорили об опалах. Ты помнишь это?

Я кивнула.

— Камилла сказала, что у нашей матери есть прекрасный опал, а Эстелла, а может быть, Генри, ответил, что у их матери тоже есть кольцо с опалом. Он хотел показать его мне.

Мне отчетливо вспомнился тот теплый день. Том Ярдли катит коляску миссис Марлин по дорожке сада. А мы сидим в гостиной, смеемся, и нам не нужно беспокоиться, что мы слишком шумим — она ведь в саду, далеко от нас. Потом я расстроилась, потому что Лусиан с Генри куда-то уехали, оставив нас, девочек, одних.

— Генри хотел показать мне кольцо миссис Марлин, — продолжал Лусиан, — потому что он был уверен: оно ничуть не хуже, чем украшение моей матери. И мне очень хотелось на него взглянуть. «Идем в ее комнату, — сказал Генри. — Не бойся, она в саду. Я знаю, где она его хранит». Мы на цыпочках проскользнули в ее комнату. Миссис Марлин была в саду, в тени дуба. Генри нашел опал. «Смотри!» — воскликнул он. Именно в этот момент все и произошло. Когда я шел, чтобы взять украшение, я толкнул столик у ее кровати. Там стояли бутылочки с лекарствами. Они не были закрыты как следует, и пилюли рассыпались по полу. Я растерялся, а Генри сказал: «Ничего, мы сейчас их соберем. Ты только взгляни! Посмотри, как сверкает камень. Я знаю, что этот опал великолепен… один из лучших!» Я уже собирался провозгласить, что опалы моей матери гораздо лучше, когда услышал, как миссис Марлин что-то сказала Тому Ярдли и как заскрипели колеса ее кресла-каталки. Генри быстро положил опал на место, а я стал подбирать с пола рассыпавшиеся лекарства. В голове вертелась только одна мысль: нас не должны здесь застать. Я собрал все пилюли и положил их в пузырьки. Потом поставил пузырьки на место, на столик — и мы, хихикая, выбежали из комнаты — как раз вовремя. Кармел, я вспомнил об этом позже… намного позже. Однажды утром я проснулся очень рано. Меня вдруг осенило. А что, если я перепутал пилюли? Они были разные, я в этом уверен. Что, если миссис Марлин приняла не те лекарства?