Черный оазис - Михаил Сельдемешев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно, — вздохнул Левченко.
— Рано вешаешь нос, Эдуардович, — усмехнулся Геннадий. — На эти номера вешали еще кое-что, уже без ведома их владельцев.
— Неужели записывали все разговоры? — оживился Левченко.
— Угадал, — подтвердил Шухман. — Поначалу на каждой АТС сидели офицеры КГБ, в задачу которых входила своевременная замена магнитофонных кассет, их учет и перевозка в архив комитета. Но, на наше счастье, технический прогресс постепенно упростил всем задачу. На телефонных станциях поставили аппаратуру, распознающую речь и записывающую ее в обычном текстовом виде, который практически не занимает места на носителях. Тексты шифровались специальным образом, а какой-нибудь инженер, работающий на АТС, обязан был по мере накопления переписывать их на дискеты, которые фээсбэшники время от времени приезжали и забирали.
— Время от времени?
— Ну да, — кивнул Шухман. — Перестройка внесла полную неразбериху в органы безопасности. Ранее упорядоченная система стала хаотичной и разовой. То есть сами телефонные станции перестали следить за регламентом фээсбэшной аппаратуры и копить дискеты, хотя железки, изготовленные по оборонной технологии, трудятся и по сей день. Изредка безопасники наведываются и получают то, что им нужно, но, как правило, тексты разговоров за последние годы просто копятся мертвым грузом…
— Уж не клонишь ли ты к тому, что разговоры полковника Архипова тоже где-то хранятся? — Левченко остановился.
— Пара бутылок водки главному инженеру сто двенадцатой АТС да пара часов на расшифровку. — Шухман, ухмыляясь, вынул из внутреннего кармана свернутую рулончиком бумагу. — Последние разговоры твоего Архинова заканчиваются прошлым годом.
— Я тебя сейчас прибью, Гена, — хлопнул себя по бокам Левченко. — Чего же ты так долго кота за хвост тянул?
— И это вместо благодарности?
— Извини, какая водка была выдана инженеру? Я возмещу… — Левченко бережно принял рулон бумаги и развернул на несколько сантиметров.
— Да брось, это я из любви к искусству проделал тряхнул стариной, — улыбнулся Шухман. — Я привел распечатку в понятную для любого мента форму: вот это, — ткнул он пальцем в бумагу, — дата и время звонка; это — номер звонившего; ну, а дальше следует собственно текст беседы.
— А крестики что такое — цензура? — поинтересовался Левченко.
— Не обязательно, — усмехнулся Геннадий. — Это слова, которые фээсбэшная программа не смогла распознать. Что поделаешь — искусственный разум еще долго будет далек от совершенства.
— Я уже по гроб жизни тебе обязан, Гена, — искренне сказал Левченко.
— Перестань, не люблю, когда мне кто-то чем-то обязан. Чувствую, что после прочтения этого бестселлера, — Шухман указал на рулон с распечаткой, — тебе снова потребуется мой дружеский совет.
— Уж не обессудь, — согласился Левченко, засовывая бумагу поглубже во внутренний карман.
Придя домой, Александр Эдуардович сразу прошел к себе в кабинет, включил настольную лампу и погрузился в телефонную жизнь семейства Архиповых.
Уже перед рассветом его организм сдался и Левченко уснул, уронив голову на стол, прямо на распечатку, фрагмент текста которой он перед этим несколько раз обвел ручкой:
7270315: здравствуйте это квартира архиповых
1129641: да
7270315: петр васильевич
1129641: хххххх верно а с кем я говорю простите
7270315: мое имя ни о чем вам не ххххххх но его отлично знал ваш отец с которым мы вместе работали это был один из лучших
1129641: понятно и что вам угодно
7270315: я буду хххххх краток слушайте и не перебивайте
1129641: откуда вы звоните
7270315: я знаю что вы хххххх отследить звонок но не будем терять времени мне уже все равно
1129641: хорошо говорите
7270315: я стоял у истоков вашей сегодняшней хххххх это тупик ничего кроме неприятностей у вас еще есть шанс все бросить и уехать из страны
1129641: не понимаю о чем вы
7270315: понадобилось столько лет чтобы это понять хххххх серьезные люди к счастью решили положить этому конец хххххх берите семью и уезжайте пока решение о вашей судьбе проходит через бюрократические хххххх
1129641: постойте это все не телефонный разговор хххххх встретимся
7270315: хххххх не могу больше говорить хххххх я стар а вы еще молоды у вас семья уезжайте хххххх предупреждаю исключительно в память о вашем отце
1129641: не вешайте трубку
Дата разговора была всего на неделю раньше даты смерти полковника Архипова в аварии.
Лечебница с особым режимом содержания разительно отличалась от предыдущей психушки. Доктор Бабешко был прав: нормальным людям, то есть психам, здесь приходилось несладко. Поначалу Горину понадобилось время, чтобы приспособиться к новым атакующим волнам чужого болезненного сознания, но в этот раз всё прошло гораздо легче, организм уже был подготовлен к этому предыдущим опытом, хотя здешний контингент и оказался не в пример серьезнее.
Режим оказался довольно жестким. Камеры здесь были сугубо индивидуальными. На ночь всех клиентов пристегивали к кроватям. Днем освобождали только тех, кто хорошо себя вел, остальных — только на время многочисленных процедур, в кои, помимо усиленных доз препаратов, входила электросудорожная терапия и прочие гадости. В качестве отдушины для пациентов существовала одна-единственная традиция: после обеда на два часа всех запускали в просторный зал, где разрешалось общаться, рисовать, писать и смотреть специально подобранные видеопрограммы. Все происходило под чутким надзором санитаров. Особо неадекватные клиенты были пристегнуты к креслам. Совсем буйных до подобного мероприятия вовсе не допускали, но таковых было мало: хотя почти все здесь и были законченными психами, но упускать возможность пусть ненадолго, но отвлечься от собственных воспоминаний, страхов и комплексов, никому не хотелось. Поэтому во время общего мероприятия все старались вести себя так, как этого хотелось бы врачам и санитарам. Даже собака может рано или поздно понять, чего от нее ждут, и приспособиться. Чего уж говорить о человеке разумном, пусть и не совсем…
Горина допустили до послеобеденной сиесты не сразу. Поначалу его интенсивно обрабатывали электричеством и огромными дозами сильнодействующих медикаментов. Крокодилий организм успешно защищал его ото всего этого дерьма. Примерно через месяц его начали вывозить «в народ», пристегнутым к инвалидной коляске. Артем внимательно разглядывал своих «коллег», а для наблюдающих врачей делал вид, что углублялся в чтение или просмотр научно-популярных фильмов. За примерное поведение свободные прогулки были позволены ему уже через три недели. За все это время Катаев ни разу так и не появился на послеобеденном рандеву. Оставался шанс, что он входит в число тех, кого выпускать боятся. «Да он еще страшнее меня!» — пришла Горину однажды мысль, и он громко расхохотался. По телевизору, который он в это время смотрел, показывали закат солнца….
Постепенно Горин познакомился почти со всеми пациентами, регулярно собирающимися на двухчасовые посиделки. Каждый из них являл собой яркую индивидуальность, и, когда Артему было скучно, он запусти в свой мозг их невероятные видения и ассоциации. Почти все пациенты были отчетливо выраженными одиночками. Они, хотя и тянулись к общему сбору, но, оказавшись там, стремились уединиться, каждый в своем уголке, осторожно наблюдая оттуда за другими.
Был среди них, правда, один субъект, которого все называли Русланом, а за глаза — Трофейщиком. Этот самозванец, напротив, всячески стремился вмешаться, посягнуть на чужое жизненное пространство. Руслан задирался, отпускал обидные замечания, высмеивал чужие странности. Его побаивались, так как веяло от него какой-то всесильной злобой. Именно благодаря этой хладнокровной жестокости ему приписывали старые заслуги Артема Горина. Санитары не мешали Руслану издеваться над остальными, ибо в их обязанности входило не воспитание в подопечных моральных качеств, а лишь предотвращение серьезных инцидентов. А Руслан, как раз, уверенно и умело балансировал на грани дозволенного. Лишь только Горину была понятна причина такой его уверенности: Руслан не был сумасшедшим, хотя и отправил на тот свет народу не намного меньше, чем настоящий Трофейщик. Он убивал за деньги, которые сейчас уютно лежали в одном из небольших европейских банков и ждали, когда хозяин, отсидевшись там. где его никто не найдет, «успешно излечившись», выйдет на свободу и начнет новую беззаботную жизнь. Но не все оказалось так просто. Лекарственные препараты, жуткие процедуры и удушливая монотонная обстановка день за днем изматывали хладнокровного и непробиваемого Руслана. Вот он, чтобы по-настоящему не свихнуться, и выплескивал накопившиеся негативные эмоции на окружающих его «дураков».