Путь Короля. Том 1 - Гарри Гаррисон

— О новом знании, — тут же ответил Бранд, непроизвольно сжимая свой амулет.

— Новое знание очень ценно. И, конечно, не каждый способен его добыть. Однако есть на свете нечто, по сути не менее ценное, и происходит оно каждый раз из неведомых источников: до сих пор неоцененное старое знание. Окончательно я уверовал в это тогда, когда стал ярлом. Всегда должен найтись человек, который обладает ответом на твой вопрос, средством для достижения поставленной тобой цели. И однако никому в голову не приходило расспросить такого человека. А ведь он — или она — может оказаться рабом и рабыней, рудокопом и слепой старухой, сельским старостой и священником!.. И вот когда вся премудрость, какой только можно поживиться в Норфолке, будет запечатлена на листах пергамента, когда мы перепишем все угодья, учтем все запасы серебра, тогда мы и впрямь создадим нечто великое!

Встав подле незрячего глаза Шефа, Бранд смотрел на взбухшие желваки на шее друга, на подернутую сединой скромную бородку. «А на самом деле нужна тебе молодуха, да половчее и погорячее, — подумал Бранд, — чтобы ты поменьше скучал. Только даже я, лучший ратоборец Севера, не осмелюсь предложить такое приобретение».

Этим же вечером, когда клубы дыма из печных труб начали теряться в сгущавшихся сумерках, жрецы Пути явились на назначенный сбор в огороженный круг своего капища. Встреча происходила в небольшом садике, разбитом близ стен ярловой усадьбы и напоенном сейчас пряным благоуханием трав вперемешку с душистым яблочным ароматом. В густой листве ни на минуту не умолкали дрозды.

— Он и впрямь не догадывается о подлинной цели твоего путешествия? — спросил Торвин.

Бранд покачал головой:

— Даже не задумывается.

— Но ты передал им наши вести?

— Передал; и привез взамен другие. Молва о том, что происходит на этой земле, разошлась уже по всем жрецам. Они донесут ее до всех людей Пути. Слухи о наших делах уже достигли Бирки, Каупанга и Скирингсаля. О них прознали даже тренды…

— Итак, мы вправе рассчитывать на подкрепление, — заявил Гейрульф, жрец Тюра.

— Когда наши люди поймут, какие мы здесь раздобыли деньги, когда по всей стране начнут ходить скальды и рассказывать о наших свершениях, то каждый воин Севера отдаст последнее, чтобы снарядить корабль и явиться сюда в поисках процветания… Даже жрецы, если сумеют оторвать себя от выполнения долга. Только не сомневайтесь: двурушников тоже будет немало. Но мы с ними справимся. Да и главное не в этом…

Бранд перевел дух и обвел пристальным взглядом встревоженные лица.

— По пути домой я был в Каупанге, где встретился со жрецом Вигликом.

— Это тот самый Виглик? Человек, который совершил столько путешествий в невидимые миры?! — вскричал Фарман.

— Пусть так. Но это он. Виглик созвал тайный Совет жрецов со всей Норвегии и Южной Швеции. И объявил мне в их присутствии, что серьезно обеспокоен.

— Почему же?

— Тому немало причин… Он, как и мы, уверен, что Шеф является стержнем всех грядущих перемен. Он даже согласен с нами в том, как мы поняли собственные слова Шефа, сказанные им при встрече с Торвином: «Я пришел с Севера»… — Бранд вновь оглядел присутствующих, безмолвно внимавших ему. — Но конец этой истории может оказаться совсем не таким, каким он нам виделся. Даже самым мудрым из нас. Если только сам Виглик ничего не путает. Так или иначе, он утверждает, что Шеф никогда не сможет стать норвежцем, ибо он англичанин по матери.

Ответом ему было недоуменное передергивание плечей.

— Ну и что ж из этого? — вскричал Вестмунд. — Тут у половины матери англичанки и ирландки. А моя бабка была саамкой.

— Он воспитывался как христианин. И его крестили.

Многие собравшиеся насмешливо хмыкнули.

— Да ведь все мы видели рубцы на его спине, — сказал Торвин. — Христиан он ненавидит не меньше нашего. Даже не так… Не то чтобы он их ненавидит — скорее считает, что у них куриные мозги.

— Пускай так. Но в этом и зарыт корень всех несчастий. Понимаете? Он не хочет выбрать себе амулет. На самом деле нам не верит. У него бывают видения, Торвин, — во всяком случае, он тебе пересказывает какие-то истории. Да только сам он вовсе не считает, будто путешествует по иным мирам. И вообще — разве верит он в Путь?!

Настала мертвая тишина. Все исподтишка смотрели в сторону Торвина. Жрец Тора изо всех сил теребил бороду.

— Как знать… Но равно ты не можешь сказать, будто он в него не верит. Спроси его, и он тебе скажет, что человек, правящий христианами, не имеет права носить пектораль. И даже когда христиане перестанут быть христианами, ничего не изменится. Он скажет, что вера — это одно, амулет — нечто другое… Он скажет, что это подобно ковке металла, который не изведал горна. Кроме всего, он и не знает, какой амулет должен носить.

— Зато я знаю, — буркнул Бранд. — И понял это еще в прошлом году, когда увидел, как зверски он убивал свою первую жертву.

— И я с тобой согласен, — сказал Торвин, — ибо и впрямь он должен носить копье Одина, бога повешенных, предателя воинов. Ибо только такой человек способен послать собственного отца на истязание врагам. Однако он бы сейчас ответил, что другого выхода в ту минуту не было…

— Разве Виглик говорит только от своего лица? — внезапно перебил их Фарман. — Или, быть может, он заручился каким-то особым посланием? Посланием, переданным ему богами?

Ни говоря ни слова, Бранд вытащил из-за пазухи завернутые в тюленью шкуру дощечки и передал их жрецам. Дощечки были испещрены руническими письменами: выдолбленные бороздки с засохшей в них краской. Торвин медленно поднес их к глазам. Не утерпев, вместе с ним теперь читали послание Гейрульф и Скальдфинн. Внезапно все трое стали мрачнее тучи.

— Виглик кое-что видел, — после долгого молчания выговорил Торвин. — Тебе не приходилось слыхать, Бранд, сказание про мельницу Фроди?

Ратоборец покачал головой.

— Лет триста тому назад в Дании жил-был король по имени Фроди. Рассказывают, что была у короля волшебная мельница, которая, вместо того чтобы перемалывать зерно на муку, производила на свет мир, благополучие и плодородие. Мы думаем, что то была мельница нового знания. Работали же на ней две исполинские девы — Фенья и Менья. Но Фроди желал, чтобы мир и благополучие навечно поселились в Дании, и потому заставлял великанш работать, не зная ни минуты отдыха.

И бархатистая речь Торвина растянулась в торжественное песнопение.

Проспишь ты не дольше, — молвил Фроди-король, — чем длится кукушечий зов, или, коль хочешь, чем путь мальчугана, которого спровадили с вестью, до того как загорланит он песню.

— Тогда разъяренные рабыни вспомнили, что в их жилах течет кровь гигантов, ненавистников богов, и из мельницы отныне появлялись на свет лишь пожары, кровь и ратники. А потом однажды ночью на Фроди напали враги, убили его самого, стерли с лица земли его королевство. И волшебная мельница навсегда исчезла… Это и было явлено Виглику. Толкует же он это так: человек, одержимый насаждением новых знаний, может наломать дров, если мир не готов принять их. Молотобоец и впрямь кует, пока горячо. Однако бывает, что он слишком долго и усердно раздувает мехи.

Вновь наступило молчание. С некоторой неохотой Бранд взялся держать ответ:

— Давайте я лучше поведаю вам, что сам ярл, сам Скьеф Сигвардссон рассказал мне утром о своих планах. Сравните, насколько это соответствует предсказанию Виглика.

Спустя несколько дней Бранд стоял возле огромной глыбы, уже немного осевшей в рыхлую луговую почву. В этом месте утопающая в грязи гать, проложенная от самого Эли через сплошные болота, вдавалась в распаханные поля возле Марча.

Глыба та была покрыта вязью рунических знаков еще совсем свежей работы, о чем свидетельствовали их заостренные кончики. Шеф пробежал по ним подушечками пальцев.

— Я сочинил эти руны самостоятельно, на вашем языке, и помог мне в этом Гейрульф. Вот что они гласят:

Он жизнь кончил героем. Что из того, что прожил ееОн беспутно. Смерть — нашей жизни вершина.

А сверху выбито его имя: ярл Сигвард.

Бранд досадливо хмыкнул. Он не слишком жаловал Сигварда. Верно, однако, и то, что этот человек мужественно перенес известие о смерти одного своего сына; другого же сына спас от гибели, а заодно — и всю Армию Пути. Причем для этого ему пришлось отдать себя в буквальном смысле на растерзание врагам.

— Что ж, — наконец промолвил Бранд. — Теперь ты воздал ему должное. У него есть свой bautasteinn — могильный камень. Недаром говорится: «Если бы сыновья не ставили камни, и память была бы шаткой». Но, кажется, убили они его не здесь?

— Они убили его еще там, в болотах. Мой другой отец, Вульфгар, по всему видать, не мог дождаться, когда они доберутся до этих полей… — Он вдруг скрутил рот на сторону и харкнул на траву. — Но если бы мы поставили камень на месте его гибели, его бы недель в шесть проглотила трясина. А потом, я хотел, чтобы ты увидал вот это.