Анна Леопольдовна - Игорь Курукин

По наущению Головкина (он признался в этом на следствии) и любимой фрейлины Юлии Анна решилась, наконец, изменить свой неопределенный статус и издать новый акт о престолонаследии. У себя в спальне она дала указание действительному статскому советнику Ивану Тимирязеву подготовить два манифеста: «Один в такой силе, что буде волей Божиею государя не станет и братьев после него наследников не будет, то быть принцессам по старшинству; в другом напиши, что ежели таким же образом государя не станет, чтоб наследницею быть мне»386.

Повеление правительницы было исполнено — были составлены два проекта без даты и без подписи, которые должны были определять судьбу престола в случае смерти императора до достижения совершеннолетия. Первый от имени Иоанна III с применением уже опробованной формулы («по усердному желанию и прошению всех наших верных подданных») гласил: «…учреждаем и определяем на всероссийский наш императорский престол наследницу — ее императорское высочество великую княгиню всероссийскую Анну, нашу любезнейшую государыню мать». Второй передавал трон «светлейшим принцам братьям нашим» от того же брака или, «если мужеска полу не будет», сестрам — Екатерине и тем, которые родятся после нее; в случае же и их смерти мать «наследника на всероссийский императорский престол избрать и определить имеет»387. Из доноса канцеляриста Дронова следует, что окончательная редакция этих документов принадлежала М. Г. Головкину388.

Очевидно, Анна понимала, что такое «домашнее» правотворчество в важнейшем для государственного устройства вопросе может вызвать возражения. В специальной записке, адресованной, вероятно, Остерману, она написала: «Для известного дела я признаваю за лутчее, чтоб вам з Головкиным сношение иметь, понеже он, Головкин, то дело зачал, и дабы в противном случае оттого не произошли бы ссоры»389. 1 ноября 1741 года был подготовлен проект секретного указа Кабинету министров, требовавший созвать заседание с участием фельдмаршала Миниха, генералов Ушакова и Левашова, адмирала Головина, генерал-прокурора Трубецкого, чтобы «иметь рассуждение» по поводу престолонаследия: самой ли правительнице воцариться в случае смерти младенца-императора («мне ли быть, пока Господь наследника мною всей российской империи наградит») или сначала вручить престол дочерям. Анну интересовал также вопрос, будет ли круг наследников ограничиваться ее детьми только от данного супружества; можно полагать, что к тому времени она рассматривала брак с Антоном Ульрихом как явление временное390.

Предполагаемое совещание состоялось — но в более узком составе, без участия генерал-прокурора и военных. Запись происходивших 2–3 ноября разговоров А. И. Остермана с М. Г. Головкиным, А. М. Черкасским и новгородским архиепископом Амвросием Юшкевичем сохранилась; она явно была составлена самим страдавшим от подагры Остерманом: автор упоминал о том, что беседы происходили в его доме, а самого его периодически выносили в другую комнату «для известной моей болезни».

Согласно сделанному в то же время переводу, главный инициатор этого замысла кабинет-министр Михаил Гаврилович Головкин настойчивости не проявил, а, наоборот, 2 ноября заявил Остерману, что спешить не следует, и отправился домой «подумать». На следующий день кабинет-министры всё же съехались и стали обсуждать предложение с участием архиепископа Амвросия.

Документ свидетельствует о том, что участники отнюдь не спешили принять решение — и в итоге обратились за советом к тому же Остерману. Осторожный министр склонялся к тому, что «потребно наследство именно утвердить и на принцессе, сестре императорские», не упоминая о передаче престола матери. Амвросий настаивал, чтобы Анна Леопольдовна правительствовала «с полной самодержавной властью», но поддержки не получил. Головкин опять от принятия решения уклонился, поскольку считал, что о принцессах-наследницах нужно вести переговоры с «генералитетом» и Сенатом, а затем вообще предложил отложить обсуждение на неопределенное время. В итоге присутствовавшие согласились распространить право наследования на сестру императора, а вопрос о воцарении матери остался открытым391.

Очевидно, среди советников правительницы единства в данном вопросе не было. Остерман подвел итог трехдневному совещанию: «Всяк из них хотел о том деле у себя дома подумать». Но каких-либо следов последующего обсуждения проблемы престолонаследия не сохранилось.

Правда, Елизавета после нового дворцового переворота обвинила правительницу в подготовке «определения» о провозглашении себя «в императрицы всероссийские»392. Вскоре после вступления на престол Елизаветы Мардефельд и Манштейн также сообщили, что ее соперница собиралась объявить себя императрицей к дню своего рождения 7 декабря 1741 года393. Затем уже в XIX веке эмигрант П. В. Долгоруков столь же определенно указывал на манифест о предстоявшей коронации Анны Леопольдовны 6 декабря394. Однако в числе дошедших до нас документов последних дней правления Иоанна III, связанных с проблемой престолонаследия, подобного акта не обнаружено. По-видимому, за три недели, остававшиеся до нового переворота, окончательное решение так и не было принято.

«Партия» Елизаветы?

Историки со времен С. М. Соловьева до работ последних лет связывают приход к власти Елизаветы с наличием хорошо законспирированного заговора с участием гвардейских офицеров, известных государственных деятелей и генералов. В представлениях современников и потомков к заговору имел отношение французский посол при русском дворе маркиз де ла Шетарди. Инструкции, полученные им от парижского начальства, предусматривали возможность «внутреннего переворота» в России со стороны старинных русских фамилий, «недовольных иноземным игом». О ситуации в правящем кругу речь пойдет ниже, пока же стоит отметить, что французская дипломатия исходила из признания переворотной ситуации как нормы российской политики.

После свержения Бирона центром притяжения интриг стали «малый» двор цесаревны Елизаветы и посол Шетарди. Уже в начале декабря 1740 года шведский дипломат Нолькен информировал французского коллегу о наличии у принцессы своей «партии», в которую якобы входили обер-прокурор Сената И. И. Бахметев, генерал-майор Г. А. Урусов, обер-комендант столицы С. Л. Игнатьев. Помимо названных выше лиц Елизавета рассчитывала на поддержку канцлера А. М. Черкасского и архиепископа Амвросия. В числе своих сторонников она назвала шефа Тайной канцелярии Ушакова, а также «всех офицеров гвардии русского происхождения», которых должны были поддержать полки петербургского гарнизона и сотни ее приверженцев в провинции. Позднее сама Елизавета назвала Шетарди, что на ее стороне князья Трубецкие (генерал-фельдмаршал и генерал-прокурор Сената) и гвардейский подполковник принц Гессен-Гомбургский395. Судя по заявлениям Елизаветы, она рассчитывала и на А. И. Остермана396. Не стал ли провал этих расчетов причиной расправы с прежде «непотопляемым» вельможей?