Флагман в изгнании - Дэвид Вебер

И еще, подумал он, напрягаясь сильнее, так двигались только опоры, которые Стью отметил красным. Те, что были между ними, падали именно так, как полагалось согласно моделям, и насчет окончательной стадии деформации он тоже был прав. А на отмеченных опорах – как будто что-то ликвидировало давление… именно это и произошло бы, подумал он, если бы они могли свободно проворачиваться в дырах. Больше того, тут получалась другая модель, которая…

– Мы ввели данные по некачественному керамобетону?

– Конечно, ввели, – сказал Мэтьюс раздраженно. Его профессиональная гордость и без этого замечания была сильно задета.

Геррик сделал успокаивающий жест.

– Выдели желтым опоры с дефектным керамобетоном, – сказал он напряженно.

Мэтьюс поглядел на него, потом пожал плечами и ввел новые инструкции в компьютер. Секунду ничего не происходило – молицирконовый интеллект обдумывал данные ему указания, а потом большая часть красных опор начала мигать по очереди красным и желтым. Но не все, заметил Геррик, и нагнулся посмотреть поближе на те, что не мигали.

Он глянул на векторный анализ возле двух перманентно красных опор и снова охнул. Цифры не совпадали с данными по красно-желтым опорам, но если учесть, что тут был хороший керамобетон, а в остальных нет…

А потом сложились остальные части головоломки.

– Черт, – прошептал он. – Вот черт!

– В чем дело? – резко спросил Мэтьюс.

– Посмотри! Посмотри на расположение аварийных отверстий!

– И что с ними такое? – непонимающе спросил Мэтьюс.

Геррик отодвинул его в сторону и сам сел за панель управления. На секунду он задумался, вспоминая нужную ему информацию, потом начал вводить команды. Экран заблестел новыми световыми огоньками.

– На этом проекте работали семь автобуров, – напомнил он коллеге, не отвлекаясь от клавиатуры и голоэкрана. – Каждый из них делает в день пять скважин, верно?

– Верно, – медленно ответил Мэтьюс.

Похоже было, что он почти поспевал мыслями за Герриком. На голограмме загорелись новые огоньки, размечая опоры семью разными цветами, и Геррик подскочил к схеме.

– Видишь? – прошептал он, притянув Мэтьюса за плечо, будто пытаясь затащить его с собой внутрь голограммы. – Теперь ты видишь, Стью? Каждая из этих чертовых вращающихся опор стояла в скважине, просверленной одним и тем же оператором! А посмотри на это! – Он нажал еще несколько кнопок, и на экране загорелись последние значки ядовито-зеленого цвета. – Видишь? – повторил он. – В двух скважинах из тех, что просверлил этот мерзавец, керамобетон хороший, но весь плохой керамобетон залит в те шахты, которые просверлил он!

– Но это значит… – начал Мэтьюс, и Геррик резко кивнул, потом отвернулся от экрана.

– Чет! Дай мне срочную связь с регентом!

– Что? – Менеджер по персоналу «Небесных куполов» был явно обескуражен.

Геррик топнул ногой от ярости.

– Немедленно соедини меня с лордом Клинкскейлсом, черт возьми! – крикнул он. – А потом найди мне имя подонка, который отвечал за… – он наклонился над записями, – автобур номер четыре.

Глава 22

Через бронепласт галереи стыковочного отсека Эндрю Лафолле наблюдал за тем, как пристыковывается гражданский шаттл. Измученный, он лично пришел проводить пассажира шаттла к землевладельцу, надеясь, что на этот раз посреди кошмара проглянут хоть какие-нибудь хорошие новости. Хотя какие тут могут быть хорошие новости? Его собственное отчаяние было бледной тенью страданий леди Харрингтон.

Лафолле был грейсонцем. Он не был женат, и детей у него не было, но он всем сердцем понимал ярость соотечественников. Он не винил их и не мог винить, но он знал, как искусно враги леди Харрингтон использовали эту ярость против нее. Его просто тошнило от бесчувственной манипуляции искренними чувствами, но он ничего не мог поделать. А потому не мог и защитить своего землевладельца от чужого гнева… или от жестоких ран, которые она наносила себе сама.

Он помнил, как тщетны были его усилия, когда леди Харрингтон узнала о смерти Пола Тэнкерсли. Она была потрясена потерей, побелела, сжалась и на три ужасных дня спряталась от всей планеты, даже от Нимица. Лафолле боялся, что они ее потеряют, что она просто угаснет, как свеча, но каким-то образом она выжила. Тогда ей помогла месть за заказанное убийство Тэнкерсли. Этого было недостаточно, чтобы заживить раны, которые кровоточили, и через год, потому что месть не вернула ей любимого – но это помогло.

Но на этот раз мстить было некому, а наказать за то, что сделала ее компания, она могла только себя.

Лафолле старался не думать о том, что с ней происходит. На этот раз она не спряталась, но превратилась в какого-то другого человека, не его землевладельца. Она выполняла служебные обязанности только потому, что этого требовали остатки ее глубоко укоренившегося чувства личной чести. Но выполняла она их как робот, внутренне застряв в своем личном аду и ненавидя себя куда сильнее, чем ненавидели ее люди на планете, вокруг которой кружили подчиненные ей корабли. Никто не мог бросить ей такое злобное обвинение, которого не предъявила бы себе она сама, и страдание разбередило старые раны.

Лафолле увидел зеленый сигнал над стыковочной трубой и вспомнил первую ночь после аварии. Он был не на дежурстве, когда получил отчаянный вызов МакГиннеса и примчался в ее каюту. Ее трясло от ночного кошмара. Он не знал, что именно она видела, но одного взгляда на Нимица было достаточно, чтобы понять, что кошмар был ужасен.

Даже спрятавшись в обледенелый кокон после смерти Тэнкерсли, она никогда не оставалась одна – с ней был Нимиц. Он разделял ее чувства, но он боролся за Хонор, отдавая свою любовь и поддержку, перебарывая боль, проходящую по эмпатической связи, и не позволяя этой связи прерваться или затянуть его слишком глубоко.

Только не на этот раз. На этот раз ее агония поглотила и древесного кота, и когда МакГиннес открыл ее каюту, у входа в спальню шипел припавший к ковру красноглазый демон с оскаленными зубами. Трусом Эндрю Лафолле не был, но он видел записи покушения Маккавеев на Протектора, видел, как Нимиц калечил и убивал тех, кто угрожал Хонор Харрингтон. Схватиться с таким стражем было слишком опасно для жизни. Он и МакГиннес мягко и успокаивающе разговаривали с котом, умоляя пропустить их, но ответа не дождались. Совсем никакого. Нимиц погрузился в агонию своей хозяйки, и его отбросило в генетическое прошлое – когда его сородичи жили кровавым насилием.

А потом кошмар оборвался, и кот плашмя упал на ковер, тряся головой и скуля. Лафолле еще никогда не видел Нимица напуганным. В основе характера кота лежала его абсолютная уверенность в себе и своем человеке. Но сейчас он сжался в комок и дрожал, прижавшись животом к ковру, в беспомощном стремлении защититься от опасности, с которой он не мог сражаться, и его страх потряс Лафолле.