Флагман в изгнании - Дэвид Вебер

– На основе этих разведданных, – продолжил Терстон, – мы с гражданином комиссаром Презниковым решили начать операцию «Кинжал» в течение семидесяти двух часов. Хотелось бы дать старт немедленно, но мы договорились, что лучше два-три дня потратить на тренировки, поскольку теперь можно проинформировать ваши штабы и начальников подразделений.

И на том спасибо, подумал Тейсман. В Четырнадцатой оперативной группе было более ста шестидесяти кораблей, включая тридцать шесть линкоров и двадцать четыре линейных крейсера. Звучало впечатляюще, но секретность была так велика, что в экипажах никто даже не представлял, в чем заключается операция «Кинжал». Сам Тейсман со скрытого одобрения Ле Пика допустил утечку оперативного плана в свой собственный штаб. Таким образом, они смогли разработать хоть какие-то планы на случай неожиданностей, но никто из его капитанов не знал, что должно случиться. А Комитет общественного спасения научил их не задавать лишних вопросов. Даже пара дней на то, чтобы проинформировать их и прорепетировать операцию, была бесценным подарком. Тейсман удивился: как это Терстон заставил Презникова согласиться на такое? Неужели комиссара убедила логика? Тейсман тут же напомнил себе, что излишний оптимизм ни к чему.

– Ладно, – продолжил Терстон. – Вот что я думаю. Во-первых, даю вам три часа, чтобы проинформировать штабы и командиров подразделений. В тринадцать ноль-ноль мы с гражданином комиссаром Презниковым устраиваем сетевую конференцию оперативной группы, чтобы ответить на любые вопросы, возникшие у вас и у ваших людей. После этого, скажем в шестнадцать ноль-ноль, мы начнем упражнение на тренажерах по основному плану атаки. Координатор – гражданка адмирал Чавес. Мы с гражданином комиссаром Презниковым в первом упражнении будем наблюдать и играть за грейсонцев. Потом…

Как Протектор и ожидал, новости просочились, и средства массовой информации вовсю раскручивали катастрофу.

Нет, резко сказал он себе, это нечестно. Грейсонская пресса была куда ответственнее прочих. Возможно, она была даже слишком управляемой – это отражало общественную мораль, основанную на уважении к авторитетам. Репортеры всегда тщательно проверяли факты перед публикацией. К несчастью, факты у них были достоверные, а если Бенджамин Мэйхью чему и научился на чужих ошибках, так это тому, что репортерам врать нельзя. Отказываться от комментариев и придерживать информацию – одно, а навсегда лишить себя общественного доверия – совсем другое, и оступиться было слишком просто, опасно просто.

Так что он подтвердил результаты лабораторных исследований, стараясь не раздувать страстей, и сохранил доверие к себе… если оно ему еще пригодится.

Шок и горе охватили планету еще до выхода новостей. Несмотря на древние традиции автономии ленов, народ на Грейсоне в трудные времена почти инстинктивно приходил на помощь соседям. Но на то немногое, что можно было сделать для семей жертв, хватило внутренних резервов Дворца Мюллер. Призывов о помощи к посторонним не было, что только усилило горе и сочувствие остального Грейсона. Сочетание религии и давления окружающей среды привело к тому, что грейсонцы почти на генетическом уровне были запрограммированы приходить на помощь, и это Бенджамину больше всего нравилось в его народе. Но когда они не могли помочь, то чувствовали, что допустили провал, а в данном случае это было худшее из всех возможных чувств. Люди, которые уже ощущали себя виноватыми, приходили в еще большее бешенство, когда находился кто-то, чья вина являлась явной и неоспоримой.

А судя по лабораторным исследованиям и результатам инспекций, кто-то был виноват. Большая часть опор купола средней школы Мюллера прочно сидела в высококачественном керамобетоне – но не все. Особенно обидно было то, что проблемы с керамобетоном возникли исключительно из-за плохого контроля за качеством. В материале были все нужные ингредиенты в правильных соотношениях. Насколько смогли определить собственные эксперты Бенджамина, вся катастрофа произошла из-за того, что их не сплавили в точном соответствии с технологией. Глупая, непростительная и легко предотвратимая ошибка, которая, как заключили репортеры, говорила либо о плохом обслуживании оборудования, либо о плохом обучении работников. Или сами инструменты были неисправны, или управлявшие ими люди не знали, что они делали, но в любом случае виновата дирекция «Грейсонских небесных куполов».

Жадность. Такой приговор вынесла пресса. «Небесные купола» пожадничали и не вложили достаточно денег в заботу об оборудовании, или непомерно расширили контингент сотрудников – опять-таки из жадности, чтобы нажиться на поступающих контрактах, – и направили на площадки полуобученных или даже совсем не обученных рабочих. И вся проблема в том, думал Бенджамин, что такой вердикт уже не опровергнуть. Доказательства были налицо – неправильно подготовленный керамобетон, – и они вызвали панику. Из двадцати трех проектов, которые одновременно вели «Небесные купола», от восьми заказчики отказались. Остальные пятнадцать были немедленно заморожены, и никто даже не отметил, что это сделали сами «Небесные купола», еще до реакции клиентов. Бенджамин знал, что указание исходило лично от Хонор Харрингтон. Она отказалась продолжать хоть один проект, пока не узнает, что случилось в Мюллере, и не будет уверена, что это не случится где-нибудь еще. На это всем было наплевать, хотя если «Небесные купола» не выполнят проекты к сроку, то неустойки превысят даже инопланетное богатство леди Харрингтон. Она рискнула всеми своими деньгами, распорядившись о задержке, а газеты по-прежнему кричали, что из жадности она рисковала жизнями детей.

Это была катастрофа во всех смыслах слова. Предыдущие атаки на нее внезапно приобрели особую актуальность, репутация героини Грейсона не спасала от обвинений в убийстве детей. Даже некоторые из ее собственных подданных не желали иметь ничего общего с человеком, ответственным за гибель детей, а ее враги с бешеным энтузиазмом раздували огонь.

Необычайный вред нанесла первая горестная пресс-конференция землевладельца Мюллера после катастрофы. Когда он впервые вышел к репортерам, спасательные операции только начались. Инспекторы по безопасности еще даже не начали первоначальный осмотр, так что он никого прямо не обвинял. Но то, как он это сделал, как изо всех сил старался не обвинить леди Харрингтон в чем-то дурном, только сильнее уверило людей в ее вине. А с тех пор, как были опубликованы доклады инспекторов, горе Мюллера сменилось гневными атаками на виновных.

И он не единственный призывал к возмездию. Лорд Бёрдетт повел яростную кампанию против «Небесных куполов», леди Харрингтон и последствий того, что женщине поручили командовать вместо мужчины, уже через час после разрушения купола. И хотя большинство священнослужителей Грейсона все еще вели службы и молились о милости Господней к жертвам трагедии и их семьям, Эдмон Маршан с краденой кафедры собора Бёрдетт твердил об адском огне и проклятиях, и на каждой его неистовой проповеди собор был заполнен до отказа. Пока, подумал Бенджамин мрачно, он еще удерживает события под контролем, но только пока. Гнев на Хонор Харрингтон скапливался, как приливная волна, и когда эта волна ударит в берег – все, что Бенджамин Мэйхью пытался принести на родную планету, будет, скорее всего, снесено общей волной разрушения.