О, счастливица! - Карл Хайасен

– Думаю, ребята, вам надо побыть наедине, – заметила Кэти.

Том поймал ее за талию, прежде чем она выскользнула:

– Все в порядке. Мы с Мэри Андреа уже закончили наш серьезный разговор.

– Что это у тебя на руке, Кэти? – спросила жена Тома. – Порезалась?

– О нет. Это настоящая слеза всемирно известной плачущей Мадонны. – Кэти весело продемонстрировала безымянный палец с красным пятном. – Я так думаю, водопроводная вода, пищевой краситель и духи. Похоже, «Чарли».

Осторожно понюхав, Мэри Андреа пришла к тому же выводу.

– Надеюсь, ты не слишком разочарована? – спросил Кроум у Кэти.

– Что они не настоящие? Боже, Томми, ты, видно, считаешь меня полной дурочкой. Это замечательное святое место – вот что главное. А слезы просто для рекламы.

Мэри Андреа развлекалась как могла.

– Его книга, – по секрету сообщила она Кэти, – до сих пор в самом начале.

– Ой. – Кэти смущенно закрыла лицо руками. Она знала, что не следовало говорить жене Тома о его идее написать роман о разводе.

– А что еще ты ей сказала? – осведомился он. – Или с моей стороны глупо спрашивать?

Зеленые глаза Кэти расширились. Мэри Андреа в ответ качнула головой.

Кроум это заметил и пробормотал:

– Великолепно. – Кэти и ее сексуальный протокол. – Тебе устроиться бы в отдел спортивных новостей, – вздохнул он.

Она печально улыбнулась:

– Может, мне это еще понадобится.

Мэри Андреа по-матерински похлопала новую подругу по плечу и заметила, что пора ехать:

– Дорога у нас долгая, а тебе нужно добраться до дома.

– Это все Арт, – не дожидаясь вопросов, пояснила Тому Кэти. – Он арестован – по радио только об этом и говорили.

Кроум даже не смог изобразить сочувственного бормотания. Из-за Артура Баттенкилла его дом сгорел дотла – сгорел дотла с человеком внутри. Судья заслуживал от двадцати лет до пожизненного заключения.

– В полиции хотят еще немного со мной поговорить, – объяснила Кэти.

– Хорошо, что ты идешь им навстречу.

– Ну конечно, Томми. Это единственный честный выход. Ой, посмотрите только на черепашек – какая прелесть!

Нагруженный черепашьим аквариумом, Том Кроум провел обеих женщин через взволнованную толпу паломников, мимо плачущей кровью Девы Марии и сопливого Иисуса-Омлета, прямо на улицу.

Кэти Баттенкилл была в восторге, узнав, что предстоит малюткам-рептилиям.

– Это так мило! – сообщила она, целуя Тома в нос. Она чопорно втянула длинные ноги в машину и добавила, что увидится с ним на процессе Артура. Том помахал на прощание.

Мэри Андреа стояла крайне довольная, с наслаждением наблюдая, как давно утраченный супруг пытается уравновесить головокружительные эмоции и экзотическую ношу. Единственным возможным объяснением черепашьего проекта была новая женщина, но Мэри Андреа не любопытствовала. Ей не хотелось знать ничего такого, что ослабит эффект истории при пересказе.

– Ну, – сказал Том, – думаю, мы еще увидимся на другом процессе, так?

– Только не со мной. У меня нет времени.

Она говорила вроде бы искренне, но Кроум все еще был настороже – Мэри Андреа не могла вдруг оказаться такой сговорчивой.

– Ты серьезно? – переспросил он. – Мы наконец сможем все это уладить?

– Да, Томми. Но только если я получу первый экземпляр «Отчуждения». С личным автографом автора.

– Иисусе, Мэри Андреа, нет никакой книги. Я просто выпендривался.

– Хорошо, – кивнула она своему будущему бывшему мужу. – Тогда по рукам. А теперь поставь этот чертов аквариум, чтобы я могла тебя как следует обнять.

Бернард Сквайрз обычно пил мало, но после ужина в мотеле принял один бокал хереса от миссис Хендрикс – потом еще один, а потом и еще. Он бы не стал пить так много спиртного перед другими постояльцами, особенно перед двумя привлекательными женщинами, которые явились накануне вечером. Но женщины уже выехали, и Сквайрз подумал, что подобающие приличия больше роли не играют.

Бедняга страдал, миссис Хендрикс это видела. Он сообщил ей, что сделка провалилась – все, зачем он проделал весь этот путь в Грейндж из Чикаго, штат Иллинойс.

Капут! Кончено!

Миссис Хендрикс сочувствовала – «Ох, хороший мой, и такое случается», – и пыталась перевести разговор на темы повеселее, вроде Доу-Джонса, но мистер Сквайрз умолк. Ссутулившись на старинной деревянной скамье, он уныло таращился на носки своих ботинок. Вскоре миссис Хендрикс ушла наверх, оставив его с бутылкой хереса.

Когда бутылка опустела, он схватил свой портфель и отправился бродить. В кармане пальто скомкались три телефонных сообщения, записанные безукоризненным почерком миссис Хендрикс. Сообщения были от мистера Ричарда Тарбоуна, и каждое настойчивее предыдущего. Бернарду Сквайрзу не хватало смелости позвонить вспыльчивому гангстеру и сообщить, что произошло.

Да и сам Сквайрз толком не понимал. Он не знал, кем была чернокожая девушка и откуда у нее столько бабла. Он не знал, как здесь замешан крутой агент БАТО и почему. Наверняка Бернард Сквайрз знал одно: ни пенсионный фонд, ни мафиозная семья Тарбоун не могли позволить себе еще одного заголовка на первой полосе, а это означало, что сделка с Симмонсовым лесом расстроена.

А он тут не виноват. Ни в чем не виноват.

Но все эти доводы не имели значения, поскольку Ричард Ледоруб не верил в объяснения. Он верил в убийство гонца.

Каждая уходящая минута уменьшала шансы Бернарда Сквайрза пережить эту неделю. И он это знал – пьяный или трезвый, он знал это.

За свою карьеру отмывателя денег мафии Сквайрз едва ли сталкивался с неприятными ситуациями, которые не разрешались четвертью миллиона долларов наличными. Именно эту сумму он привез в Грейндж, чтобы заполучить участок Симмонсова леса. После, когда сделка официально обернулась дерьмом собачьим, Клара Маркхэм специально съездила в банк забрать деньги и даже помогла Сквайрзу пересчитать пачки, пока он заново упаковывал портфель.

Который он сейчас беспечно нес по сонным улицам Грейнджа. Был прекрасный тихий осенний вечер – совсем не похоже на то, как он обычно представлял себе Флориду. Воздух был прохладен, пахнул землей и свежестью. Сквайрз обошел рыжего котяру, дремлющего под фонарем, тот едва удостоил Сквайрза взглядом. На заднем дворе время от времени лаяла собака. В окнах домов он видел сиреневое мерцание телевизоров.

Сквайрз надеялся, что вечерний воздух приведет в порядок хаос в мозгах. В конце концов он сообразит, что делать – всегда так получалось. Поэтому он шел дальше. Вскоре он оказался на той самой улице, где был два вечера назад, под тем же дубом, перед тем же аккуратным одноэтажным домом. За прикрытыми шторами он слышал оживленный разговор. У дорожки было припарковано несколько машин.

Но у лощеного святилища Девы Марии Сквайрз оказался один. Никто не пришел к освещенной статуе, чьи стеклопластиковые руки застыли в благословении. Сквайрзу с его расстояния невозможно было увидеть, есть ли в глазах статуи слезы.

Осторожно продвигаясь вперед, он заметил одинокую фигуру в канавке – человек, замотанный в простыню, колени подтянуты к груди.

Не слыша никакого пения, Сквайрз отважился приблизиться.

– Привет, паломник, – сказал человек, будто все это время за ним наблюдал. Его лицо осталось скрыто в тени.

Сквайрз вымолвил:

– О… Я не помешал?

– Нет, не беспокойтесь.

– С вами там все хорошо?

– Лучше не бывает. – Человек опустил колени и медленно откинулся в воду. Когда он раскинул руки, белая простыня надулась вокруг него, произведя буквально ангельский эффект.

– Не холодно? – осведомился Сквайрз.

– Хоо-камам-хайахиил-ла-халаа, – донесся ответ

ХОККЕЙНЫЕ МАМОЧКИ ХАЮТ ХИЛЛАРИ ЗА ХАЛАТНОСТЬ – еще один легендарный заголовок Синклера. Он ничего не мог поделать – они продолжали повторяться без остановки.

Сквайрз поинтересовался:

– Что это за язык?

– В воду, брат.

Синклер был рад любой компании. В доме шла шумная вечеринка – Деменсио с женой, Джоан и Родди, дорогая энергичная Марва, мэр и мужественный человек со стигматами. Они говорили о деньгах – комиссионные, посреднические и прибыли, мирские хлопоты, до которых Синклеру больше не было дела.

– Входи же, – уговаривал он посетителя, и человек покорно ступил в мелкую канаву. Он даже не снял дорогой пиджак, не закатал брюки и не отставил в сторону портфель. – Да! Фантастика! – убеждал Синклер.

Бернард Сквайрз придвинулся ближе и в потоке света прожектора заметил маленький предмет, разместившийся на лбу плавающего человека. Сначала Сквайрзу показалось, что это камень или морская раковина, но потом предмет сместился на дюйм или около того.

Он был живой.

– Что это? – спросил Сквайрз, понизив голос.

– Священная черепаха, брат.

Из-под панциря показалась головка размером с наперсток, гладкая как шелк, изящно полосатая. Бернарда Сквайрза охватило благоговение.