Пленники зимы - Владимир Яценко

Наконец, картинка под ногами тронулась с места – к вертикальной составляющей полёта прибавилась горизонтальная. К моему облегчению, воздушный поток несёт шары против течения. И несёт быстро.

По мере набора высоты, скорость горизонтального движения растёт. Палатки разгромленной экспедиции превратились в точки и растворились в пыльном мареве, знойным ковром устилающем пустыню.

Нет. То, что я вижу сейчас, даже отдалённо не напоминает чёткие картины, которые я наблюдал во время последней медитации. Разглядеть что-либо отсюда на поверхности невозможно, всё размыто и сглажено конвективными потоками раскалённого воздуха, который подхватывает мельчайшую пыль с грунта и тащит за собой ввысь. Выходит, всё-таки бред… Но отправил же Виктор батискаф к нам на выручку… Или это совпадение?

Я опять пытаюсь припомнить ускользающие детали своих недавних видений.

Калейдоскоп удивительных открытий…

Вот только каких?

Я удивляюсь странной избирательности, с которой память охотно даёт доступ к одним фрагментам, издевательски скрывая другие. Точно помню, как давал распоряжение Виктору отправить нам на выручку батискаф. До сих пор перед глазами мой отлёт к куполу и дальше, к звёздам. Помню, как прыгал от разума к разуму, дивясь самой возможности такого путешествия. Помню Игоря, Сергея, Светлану…

Почему не заглянул к Калиме?

Мне опять не по себе.

Я раскачиваюсь в километре над поверхностью, пытаясь размять ноги, и не могу отделаться от ощущения, что лабиринт событий, пройденный мной за последние несколько месяцев, слишком однозначен. Я пытаюсь найти хоть какую-то развилку, пусть спорную, но альтернативу своим поступкам, и не нахожу её.

В шахматах это называется цугцванг.

Последовательность ходов, строго определённых позицией.

Смотрю вниз: от реки я сильно отклонился влево. Гор всё ещё не видно, но, судя по скорости, с которой плывут подо мной смутные оспины оврагов, вот-вот покажутся.

Рискую поднять глаза к небу и чувствую холод: я вижу купол. Не разрисованную в крапинку плоскость с переливающимися цветными пятнами, а объёмную, простирающуюся во все стороны фигуру, расцвеченную мощными сочными красками.

Оторвать взгляд нет возможности. Этого не видел ни один смертный.

Забыв об опасности, я разглядываю чужой мир, и понемногу начинает кружиться голова: чувства путают перспективу, замещая выпуклости вогнутостями и наоборот.

Ощущение, будто плывёшь на лодке и смотришь не вверх, а вниз, на проплывающие под тобой хребты, впадины, долины.

До меня начинает доходить. Я вдруг осознаю, на что это больше всего похоже.

– Матерь Божья!

Я, как могу, крещусь. Получается неловко, мышцы не знают таких движений, но сейчас это моя единственная надежда спасти, сохранить рассудок. Я понимаю, что вижу кору головного мозга! Только вид не сверху, при откинутой крышке черепа, а с другой стороны, изнутри, со стороны мозжечка.

Я, разумеется, не силён в человеческой анатомии, но то, что надо мной – очень похоже на инвертированный слепок мозга человека. "По образу и подобию? Ну и ну"!

Рука сама тянется к вентилям баллонов.

Водород увеличивает давление в зондах и конструкция, послушно набирая высоту, приближается к куполу.

Я уже могу различить детали замысловатого ландшафта, но они пока для меня ничего не значат. Хоть как-то интерпретировать их и поставить в соответствие с уже знакомыми объектами, – невозможно.

Ловлю себя на том, что у меня открыт рот, и, наверное, уже давно: язык пересох и саднит в горле. Чтобы привести себя в чувство, пятернёй растираю лицо, затылок, шею. Потом опускаю, наконец, голову книзу и разминаю затёкшие ноги.

На это чудо хочется смотреть ещё и ещё. Как море или огонь, или небо с плывущими облаками. Картина зовёт к себе… но я сдерживаюсь. Берегу глаза и силы.

На горизонте, наконец, тёмная полоса гор вклинивается между сверкающим куполом и пепельно-мутной поверхностью. Я чувствую облегчение. Ещё часа два-три и можно будет начинать спуск. Но смотрю наверх и вижу, что купол заметно приблизился, а горизонтальное движение чуть замедлилось. Наверное, вся эта система работает так, что воздушный поток движется посередине, между куполом и подстилающей поверхностью.

Я никак не могу оценить масштабы открывающейся передо мной картины. Иллюзия, что поверхность купола находится прямо перед моим лицом, слишком сильна: я несколько раз вытягиваю руку в тщетной попытке её потрогать. Но даже когда это мне не удаётся, наваждение не проходит, а только усиливается…

Спустя два часа горы покрывают четверть горизонта, мне даже кажется, что я вижу тонкую ниточку ущелья, довершившего разгром экспедиции. Теперь купол не воспринимается вогнутым, он вытягивается в плоскость, сильно пересечённую бесчисленными оврагами и холмами, и я понимаю, что там можно будет попробовать высадиться.

Нет, речь не о том, чтобы подобно мухе уцепиться за что-нибудь на потолке. Уже отсюда видно, что сложный рельеф холмов и впадин во многих местах образует серпантин, который, наверняка, позволит мне свободно перемещаться.

Но только час спустя, следуя за неторопливым воздушным потоком, я смог как следует оценить масштабы этого удивительного образования. Теперь я двигался в нескончаемой до самого горизонта гигантской складке. До потолка оставалось метров десять. Противоположный край, где по моим представлениям должна была быть стена, упирающаяся в потолок, терялся в сиреневом тумане. Нет, не змеистый серпантин наподобие козьих троп теперь был рядом, в пяти-семи метрах подо мной.

Я летел над миром, заботливо укрытым невысокой плотной растительностью с бирюзой тут и там проступающих сквозь неё небольших озёр. Попадались и широкие прогалины-проплешины без травы, непонятного телесного цвета. Присмотревшись, я обнаружил, что проплешины соединяются между собой многочисленными дорожками, также свободными от растений. Было светло, но не ярко: буйство красок купола, назойливо режущее глаза и убивающее неосторожных, здесь перешло в спокойные синие тона, льющиеся ровным потоком со всех сторон.

Туман не был плотным. Воздух свеж и прохладен. Пахло мятой и покоем. Росло ощущение тепла и уюта. Как в гостиной дорогого особняка, под завязку набитого кожей, достатком и гостеприимным радушием хозяев…

Всё это никак не походило на равнодушную к человеческим удобствам пустыню внизу.

Но по-другому и не могло быть: если полость под куполом – искусственный гигантский автоклав, в котором греющим элементом является подстилающая поверхность, то она, эта поверхность, должна быть чистой для увеличения коэффициента теплопередачи. А рабочую часть следует расположить подальше от греющей, для стабилизации и выравнивания температуры. Как в духовке.