Танжер - Фарид Нагим

Няня снова поймала губами мой член. Удивляет ее механическая приученность к тому, что мужчине нужен секс, как, например, нужно сливать отработанное масло у двигателя.

А потом подняла удивленное лицо, отерла рот ладонью.

– У тебя почти ничего не вышло, – сказала она. – Как это?

Мылся под душем. Сегодня нужно было поспеть к восьми, и вдруг почувствовал, что никто из них не любил меня так, как Серафимыч. Всем своим голым телом я почувствовал многоярусные кольца его объятий. Асель, Няня и все другие, вместе взятые, любили меня только вполовину, нет, на одну третью любви Серафимыча. Я мог теперь мерить его любовью всех, кто скажет мне, что любит меня. Измерение любви – один Серафимыч или одна десятая Серафимыча.

Ездили с Няней в новый супермаркет. Мы ездили туда как на работу, каждые выходные, она заранее радовалась и уже в дороге начинала прикидывать, что нужно купить, и с пренебрежением поглядывала в список Татуни.

В этом огромном ярко освещенном ангаре странным образом она успокаивалась и утверждалась в жизни.

Крупные, мягкие и женственные мужчины с прилежными лицами, огромные тележки, нагруженные с верхом. Женщины ходили вдоль этих ярких стен, размышляли, прикидывали, пробовали, переваривали. И я вдруг понял, что это игра, они только делают вид, что пришли за покупками, а на самом деле следят только за мной одним, и то, что вот эта женщина держится за подбородок, это явный знак. Кружится голова, ярчайший свет и как будто падает давление. С тележкой в руках я стоял в переходе между жизнью и смертью.

– Ты рыбу будешь? – спросила она, будто скрывая свое тайное знание.

– Смотри сама, Нянь.

– Нет, скажи, что ты хочешь.

– Мне нравится скумбрия холодного копчения.

– А давай окуня купим? – толкнула меня Няня.

– Давай. Но только он дорогой такой.

– А тебе окунь горячего копчения нравится?

– Мне нравится скумбрия, я только ее ел.

– Как ты думаешь, какого окуня взять?

– Может, лучше скумбрию? Она дешевле.

– Знаешь – за три рубля на три рубля… Ты только скажи, ты сам будешь окуня?

Супермаркет был как бы место для мужчин и женщин, узаконивших свои уикендные встречи. Они ходили с умильными друг к другу лицами, но готовые в любую секунду разъяриться.

– Скажи, что из мяса надо взять?

– Смотри сама, Нянь, что ты будешь, то и я.

– Нет, я же мясо не особенно, это чтобы тебе, зая, быренько перекусить.

– Может, сосиски?

– Ты что? Нет, ты скажи, что тебе нравится?

– Мне нравятся котлеты.

– Какие?

– Вот эти.

– Может лучше кусок мяса купить? Кто знает, что в этих котлетах. Ты скажи…

От ярости у меня онемели ноги, стало подташнивать и чтобы сдержать себя, я спокойно и нараспев спросил:

– Ня-а-нь, а почему Гарванич – Гарванич? Фамилия такая?

– А-а, – обрадовалась она нашему совместному общению. – Он сам всем говорит, что он сербский князь.

– Смешно.

– Да, как ты – Степной барон… О, Анваруля, я люблю этот сыр!

– Этот?

– Да, ты понюхай его, чем пахнет… ну чем, скажи?

– Спермой.

– Точно, а ты откуда знаешь?

– Ну, у тебя вопросы…

– А у тебя ответы!

– Хочешь, джин-тоник Greenalls возьмем, как он тебе, Анвар?

– Ненавижу, у меня с ним плохие воспоминания связаны.

Я встал на подставку тележки и катился за Няней.

– Какой ужас, – вздыхала она. – Какое-то царство потребления.

Она ужасалась, но ей нравилось здесь.

– А там смотри книги, видео. Кустурица снял какую-то комедию, возьмем?

– Надоел мне Кустурица. Сам себя пародирует. Все кончено.

Какие-то люди искали друг друга и перекрикивались на весь зал. Я чуть не врезался в электрокар.

– Подожди меня, я схожу в бытовые товары. Купить тебе что-то для бритья?

– Нет, я так, мылом.

– Ты што говоришь-то, зай?

– Купи пену.

– Пену, может, лучше гель? Что с тобой?

– Мне плохо, Няня.

– Как?

– Мне просто пиздец, у меня руки отнимаются, давай быстрее и все, пять минут еще и все. И все, все…

– Но куда же ты все спешишь, Анвар? Куда тебе спешить?

У меня падало давление. Девушка у касс оглядывала свои покупки с якобы детским, но на самом деле бездумно-животным взглядом, и закусывала губу, будто бы перед некой проблемой. Толстый женственный мужик с абсолютной уверенностью в законности своего существования обхватил губами горлышко Guinness, глотнул. Безостановочно пищали кассовые аппараты и играла компьютерная музыка, верещали игровые автоматы, хрустели пакеты. Пахло синтетическим переходом от жизни к смерти. Кто-то звонил по мобильнику и трепал барсетку. Я чуть дольше посмотрел на женственного парня и сразу же увидел страх в его глазах, еще немного, и я бы разоблачил его, он отвел взгляд и беспомощно оглядывался. Я увидел в руках кассирши «Печень трески». Вспомнил, как Серафимыч покупал мне печень трески, и, если она была горькая, он сам ее съедал, а мне покупал новую. Как он умудрялся так делать покупки, что я ничего не замечал?! Он будто бы и не покупал еды, но мы не умирали с голоду.

Няня обиделась на меня и нервничала с красным лицом. Из-за ее обиды и этого лица, и оттого, что я очень хотел, чтобы все было мило, как у людей, я рассвирепел еще больше и готов был орать на весь магазин и не упаковывать все это в аккуратные пакеты, а расшвыривать. Вот сейчас. И я глубоко вдыхал и считал до тридцати.

– Что случилось, Анвар?

«Десять, одиннадцать, двенадцать…»

– Так… ничего, Нянь, – я укатывался от нее на тележке.

– Я уже не понимаю, что я такого сделала?

«Семнадцать, восемнадцать».

– Могу же я знать. Ведь ты от меня скрываешь…

Мы вышли на улицу, я катился на тележке к нашей машине.

– Няня, я просто ненавижу всех этих людей!

– Да что они-то тебе сделали?!

«Двадцать девять, тридцать».

Няня закричала и поднесла ладонь ко рту.

– Я их…! – спрыгнул и пытался затормозить, но тележку и меня заносило, а они все ехали, я увидел нагнувшееся ко мне лицо водителя в куртке «Аляска», и вдруг чужой и неожиданно сильный удар… этот запах и медный привкус крови в носоглотке.

Открытые двери машины, Няня что-то объясняет какому-то мужику… а что случилось?

Нелли Рубер-Волкадаева – 500 $

Куда бы мы с Няней не пошли, всегда было ощущение, будто я выглядываю из кармана чужого мне мужика, и вздрагиваю, когда его называют моим именем, и стыжусь перед своим вечным сторонним наблюдателем.

– Нянь, а что за необходимость такая координировать работу в сфере пиар, в целях создания положительного имиджа налоговой полиции Российской Федерации?

– Так, подожди, Анвар, мне некогда.

– У них один имидж…

На этих светских мероприятиях Няня подходила к нужным людям и с особенной беззаботностью быстро проговаривала свою должность, слегка выделяя «налоговой полиции».

– О-о, – с шутливым испугом отстранялись собеседники.

Няня сдержанно улыбалась.

– Да-а, поднялся я, поднялся, – говорил парень с комсомольски-плакатным лицом 1970-го года.

Он с гордостью выпячивал свой цинизм, это было модно, и Няня слушала его с уважительным одобрением и намеренно преувеличенной завистью.

– Эх, мне б еще два таких дефолта, – сожалел он.

Няня понимающе кивала головой человеку, благодаря которому моя стипендия уменьшилась теперь в три раза. Они словно бы состояли в циничном и радостном заговоре против всех нас – лохов.

Welkome-cocktail.

Я ходил с занудным мучением в груди – все лица были знакомы, но я никого не знал и с задумчивым видом пытался вспомнить, где же я их видел всех. Вспоминал – ах, да, по телевизору, но и это ничего мне не давало.

Взял еще водки и бутерброд, официант недоуменно глянул на меня с той стороны баррикады. Рядом, ожесточенно шепча, решали вопрос мужчина и женщина, вдруг что-то вспыхнуло. Ба-а… Они одновременно развернулись и как бы вогнулись внутрь себя. Мужчина поднял бровки, округлил глазки и состроил лицо простого, открытого и доступного полуидиота, а женщина, чуть склонив плечо, а другим как бы прикрываясь, улыбнулась такой располагающей, простой и скромной улыбкой деревенской девчонки, что я сразу узнал в ней одну актрису.

– Что ж это, бля, водочка есть, а огурчиков нету? – спросил бородатый мужик.

Рядом с ним стояли и косились на него две девушки модельной внешности. Наверное, банкир.

– Олежа, бери стакан.

– Слушайте, я, бля, такой мини-мотик купил…

– Смотри, какие девчонки.

– Да ладно ты, бля.

– Девчонки, вы не уходите, постойте пока.

Вдруг группа женщин у стены развернулась и картинно замерла. Вспышки фотоаппарата. Потом фотограф весело шутил и щелкал молодую пару – они стояли, улыбаясь с задорной и милой простотой.

Удивительно, что все они радовались. Часто показывали фотографу язык. И всё радовались, как простые и открытые люди. Ходил кругленький «газетный человечек» со своими инсталляциями, и неинтересно приставал ко всем, настойчиво пытаясь что-то объяснить. Потом тетка, к которой Няня тоже подходила, с хохотом оторвала у его инсталляции нечто похожее на мужской член и, пьяная, дразнила этим свою декоративную собачку. «Газетный человечек» ушел, приподняв плечи и с этой своей застывшей улыбочкой.