Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

Будь Франческо целомудренным юношей, он, вне всякого сомнения, попытался бы отогнать от себя всякую мысль о возможности совершить грех. Но… Вся беда в том и заключалась, что он таковым не являлся. И прекрасно знал, какой рай его ожидает, если все обещанное вовсе не розыгрыш, а крик души, любви с первого взгляда. Да, тайн любви для этого юноши уже не существовало. Как мы помним, Франческо рассказывал своему приятелю Андреасу-Андреа о том, как мессир Ульрих отбил у одного шейха целый гарем из шести жен, а поскольку сам он был связан обетом, то и не знал, куда девать приобретенное сокровище. Рассказать эту историю до конца Франческо не успел. А закончилась она тем, что Ульрих велел обслуживать гарем своим слугам, то есть Франческо и Марко. Марко, несмотря на некоторую неуклюжесть, довольно быстро нашел общий язык с разноплеменными представительницами прекрасного пола — знойными женщинами Востока, а вот Франческо сумел познать вкус любви только после целого курса вводных лекций, которые ему читал, естественно, мессир Ульрих. После теории Ульрих приступил к практическим занятиям. В качестве наглядного пособия использовался Марко, а в качестве тренажера — некая Халида, женщина из Багдада. Затем для закрепления знаний он воспользовался услугами ромейки по имени Евдокия. Потом под надзором Ульриха он уже почти самостоятельно пользовал египтянку по имени Камила, а далее следовала негритянка, имени которой никто не знал, и потому она именовалась просто Чернухой. Двух остальных женщин из гарема он имел уже самостоятельно и без подсказок. Одна из них была еврейка, а другая китаянка. Гарем в конце концов все-таки продали за ненадобностью спекулировавшему коврами и женщинами еврею, который, дабы не расстаться с головой, притворялся христианином. Еврей отсчитал им по десять цехинов за штуку товара, учитывая некоторую амортизацию (особенно после Марко). Деньги они, разумеется, пропили.

Но любовные приключения Франческо на этом не кончились. Переправившись в Европу, он показал себя лихим волокитой за девицами и женщинами от четырнадцати до сорока лет и на данное время уже перевалил за второй десяток своих любовных побед. Словом, опыт у него имелся, и аппетитом он на женщин обладал волчьим. Нетрудно понять, что боязнь попасть впросак и оказаться дураком терзала его душу адским пламенем. Ему то хотелось напрочь забыть о сообщении пажа, то, наоборот, он начинал мечтать о той минуте, когда сможет припасть к ее ногам.

Часы на башне пробили одиннадцать раз. На раздумья оставалось около часа. Франческо то стыдил себя за то, что так легко клюнул на дешевую приманку, то презирал за нерешительность и трусоватость. Если бы хоть Марко не спал! Он бы посоветовал. Франческо попробовал надеть балахон. Оглядев себя в этом наряде, он даже немного испугался, до того зловещ и мрачен был этот наряд: глухое черное одеяние от макушки до щиколоток. Прорези оставались лишь для глаз и рта. Не снимая одеяния, он стал ждать. Время текло, как на грех, медленно, а сомнения все не утихали. Он хотел было разбудить Ульриха, но не решился. У него даже мелькала идея пойти повиниться к Альберту, но от этого он тоже, как ему потом казалось, вовремя одумался…

…И вот прозвонили полночь…

ПЕРВАЯ НОЧЬ ЛЮБВИ АГНЕС ФОН МАЙЕНДОРФ

Баронесса Агнес фон Майендорф еще раз оглядела свою комнату, приведенную служанками в образцовый порядок. Она боялась трогать что-либо из боязни нарушить гармонию и порядок. В интимном свете слабого масляного светильника, невыносимо для человека двадцатого столетия коптящего и воняющего горелым маслом, стены, завешенные примитивными груботкаными гобеленами, бархатными гардинами и другими предметами роскоши, потолок, покрытый вековой сажей от факелов и коптилок, пол, застланный ковром из толстого войлока, — все привычные вещи и обстановка производили на Агнес впечатление таинственное и даже несколько мистическое. Каждый раз, когда ей представлялось, что здесь должно произойти в ближайшие часы, а то и минуты, она начинала дышать тяжело, сердце ее начинало колотиться так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Она пила из ковша холодную воду, остужала себя, но спустя несколько минут повторялось то же самое.

В коридоре у двери время от времени слышались шаги, и, хотя до полуночи было еще далеко, ей казалось, что вот-вот сейчас… Но нет, шаги удалялись и терялись в гулкой тишине коридоров и переходов замка, а бедняжка вновь оставалась наедине со своими волнениями. Но вот пробило полночь; теперь шаги у двери могли означать только одно — приход того, кого она избрала своим суженым…

…Франческо, едва пробило двенадцать, разом преодолел все страхи и сомнения. На всякий случай он надел под балахон перевязь со своим острым как бритва арабским кинжалом, которым был готов перерезать горло не только кому-либо вставшему у него на пути, но и себе самому, дабы избежать позора. С превеликой осторожностью он решился наконец выйти из комнаты, где храпели его старшие товарищи. Мягко ступая по лестнице, он стал подниматься на следующий этаж башни. Пройдя три витка лестницы и с превеликим напряжением преодолев четвертый, он оказался перед входом в коридор, где ему была указана комната Агнес. Она находилась точно над комнатой, которую он только что покинул.

Боже, как тряслись у него колени, когда он положил руку на обитую железом дубовую дверь, и как вздрогнул, когда дверь без скрипа отворилась, легко подавшись вперед под его нажимом!

Сердце его колотилось в предчувствии удачи. Он уже видел предмет своих вожделений, рыжеволосую красавицу, в волнении державшуюся руками за край туалетного столика. На лице ее были написаны ужас и восторг…

Агнес, увидев входящее в ее комнату чудовище в зловеще-черном балахоне с ужасающе отвратительными прорезями для глаз, носа и рта, содрогнулась от ужаса и лишь чудом не завизжала. На секунду в ее душе шевельнулась страшная мысль: уж не дьявол ли пожаловал к ней за ее грешной душой? Но страсть ее была столь велика, что она, наверное, смогла бы в эту минуту отдаться и дьяволу, лишь бы он был мужчиной…

Оказавшись в комнате, Франческо первым долгом задвинул засов на двери и, обезопасив свой тыл, приблизился к Агнес, которая стояла посреди комнаты словно изваяние. Краска стыда, смущения и счастья залила ее лицо, что было видно и при столь скудном освещении.

— Сударыня, — голос Франческо из-под балахона прозвучал тихо, глухо и невнятно, — я исполнил то, что вы просили, я здесь…

— О, мой друг, — пролепетала Агнес, ничуть не догадываясь, что перед ней вовсе не Альберт. — Я готова на все, владейте мною.