Иного выбора нет - Джордж Блейк

В итоге не могу сказать, чтобы временное пребывание в Уормвуд-Скрабс нанесло мне какой-нибудь душевный или физический урон. Пожалуй, опыт тюремной жизни, позволивший по-новому взглянуть на человеческую природу, расширил мой кругозор и завершил формирование меня как личности.

Когда я вспоминаю сегодня свою жизнь в Уормвуд-Скрабс, мне кажется, будто все это время я был окутан, как ватой, густым туманом, притупившим все ощущения и изолировавшим меня от радостей и удовольствий обычной жизни, равно как и от ее потрясений и стрессов, все свелось к долгой, унылой монотонности. Каждый день был точной копией минувшего и безупречным образцом грядущего. Пятилетнее существование можно было бы уложить в один день, и этот «один день» тянулся пять лет. Хотя Уормвуд-Скрабс расположена в западной части Лондона, ее внутренняя жизнь столь отлична и оторвана от той, которая была за ее высокими стенами, что ©на вполне могла бы находиться на другой планете. В этом смысле я покинул Англию не в декабре 1966 года, как было на самом деле, а в мае 1961-го, когда впервые переступил порогу Уормвуд-Скрабс, этой иной Вселенной.

Глава одиннадцатая

Я уже свыкся с тюремной жизнью и сумел выработать образ жизни, который находил терпимым. Во многих отношениях я воспринимал себя как монаха-созерцателя, ведь когда-то я чувствовал призвание к этому. Тем не менее меня не оставляла мысль попытаться предпринять побег. Приговор был таков, что не бросить ему вызов было просто невозможно. К тому же я считал себя политическим заключенным, а значит, побег для меня, так же как и для военнопленного, являлся долгом и делом чести.

Я не питал иллюзий относительно возможности помощи со стороны КГБ, поскольку отлично понимал: если что-то не получится и выяснится, что здесь замешан КГБ, разразится крупный международный скандал, а там не могли так рисковать. Кроме того, им было бы крайне сложно установить со мной связь. Так что у меня не было иного выхода, как только полагаться на собственные силы.

Все время я подыскивал людей как в самой тюрьме, так и вне ее, которые были бы готовы и могли мне помочь. Я отлично понимал, что без подобной помощи мой план неосуществим. Даже если мне удастся перелезть через стену самому, куда я пойду и что буду делать? Я нуждался в друзьях, которые могли спрятать меня, пока идет погоня, а затем тайно вывезти из страны. Последнее могло стать самой трудной частью операции. Англия — остров, и не так-то просто ее покинуть. Без располагавших средствами бесстрашных друзей успех предприятия был весьма и весьма сомнителен. Прежде чем выйти из тюрьмы, я должен иметь абсолютную уверенность, что мне есть куда пойти и существует надежный шанс выехать в страну, где я наверняка найду убежище. Я не мог допустить, чтобы меня вновь схватили. Другой возможности больше не будет.

Насколько помню, как-то в мае 1962 года я встретил двух членов «Комитета 100»[14], Майкла Рэндла и Пэта Поттла, осужденных на 18 месяцев тюремного заключения за организацию мирной демонстрации у базы ВВС США в Уэзерсфилде. Так случилось, что они и я посещали занятия по английской литературе и класс любителей музыки, организованные попечителем тюрьмы мистером Слоуном, добрым, энергичным, но немного нервным ирландцем, в чьем ведении была система тюремного образования. Система включала самые разнообразные предметы — от черчения, столярного и переплетного дела до занятий с людьми, не умевшими читать и писать. Занятия проводились после работы и посещались обитателями секторов «С» и «D». Мне очень нравились эти занятия, ведь они давали возможность послушать хорошую музыку, лекции по литературе и встретить людей со схожими интересами, что относительно редко случается в тюрьме. С самого начала между нами троими возникло полное взаимопонимание. Все мы считали себя политическими заключенными, были осуждены по статье о государственной измене, наши процессы вел один и тот же генеральный прокурор, а защищал нас королевский адвокат Джереми Хатчинсон. Это сближало нас.

По правде говоря, они отнюдь не одобряли мою деятельность, как и шпионаж вообще, и не скрывали этого, но симпатизировали мне, поскольку, по их собственным словам, вынесенный мне приговор был жесток и бесчеловечен. Мы продолжали часто встречаться, и вскоре между нами возникла дружба. Однажды, когда никто не мог нас услышать, они предложили помочь мне, чем смогут, если я решусь бежать, Я был очень тронут этим великодушным и неожиданным предложением и ответил, что если смогу разработать конкретный план и буду нуждаться в их помощи, то обязательно дам им знать. Вскоре после этого их освободили, так что мы не успели ни о чем толком договориться. Прошли годы, но они не забыли обо мне и регулярно присылали рождественскую поздравительную открытку. Я, в свою очередь, тоже помнил их и их предложение. Они казались мне идеальными помощниками не только потому, что сами вызвались и я им верил, но и потому, что они были активистами с опытом организации антиправительственных демонстраций и акций, обладали широкими связями в левых кругах. Но, разумеется, прежде всего мне требовался человек, который смог бы войти с ними в контакт и осуществить необходимые приготовления.

Человек, которого я подыскивал, должен был быть инициативным, смелым и решительным, могущим довести дело до конца и к тому же взяться за него добровольно. Кроме того, его срок обязательно должен был истечь в обозримом будущем, иначе вся затея не имела никакого смысла. Но главное, я должен был быть уверен, что он не выдаст меня тюремному начальству, независимо от того, согласится он мне помогать или нет.

За годы, проведенные в Скрабе, я присматривался к некоторым людям. Кое-кто обладал отдельными из перечисленных качеств, но сочетал их все только один — Шон Бэрк. Кроме того, Шон обладал еще одним неоценимым достоинством: он посещал те же занятия по литературе, что и Майкл Рэндл, Пэт Поттл и я. Он их хорошо знал, и они бы ему поверили.

Сегодня я свободно могу писать об участии этих трех людей в моем побеге, так как они сами публично признали это, описав в своих книгах. В противном случае я, конечно же, хранил бы молчание. Кроме того, благодаря им подробности побега уже хорошо известны, и я могу ограничиться лишь описанием моего в нем участия.

Мы с Шоном Бэрком попали в тюрьму примерно в одно и то же время и вскоре познакомились. На прогулках мы обычно держались вместе, и мне нравилось слушать его истории. Он обладал чисто ирландским обаянием и хорошо владел словом. Шон красочно описывал свое детство в маленьком ирландском городке и годы, проведенные в интернате для мальчиков. Воспитателями там были монахи, а основным педагогическим средством — палка.