Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник) - Пелам Вудхаус

Наступила недолгая передышка. Уолтер великодушно дал противнику возможность прийти в себя. Тот отошел в сторонку, чтобы побыть наедине со своим горем, а мой молодой друг устроил у десятой подставки что-то вроде королевского приема.

Учтивость его превосходила всякое представление. Он с интересом слушал рассказ о том, что букашки в траве – на самом деле эльфы, и радостно одобрил мысль о книге «Эльф и гольф».

Папаша Ботс еще раз поделился историей о двух лотошниках, попавших в рай (почему-то со шведским акцентом), и Уолтер смеялся. Кроме того, он погладил кэдди по головке, а когда явился Космо, приветствовал его как брата. Я уже думал, что мое намерение быть ангелом-хранителем оказалось ошибкой.

Оставшись с ним на секунду вдвоем, я ему об этом сказал, и он согласился.

– Мысль хорошая, – сказал он, – но, как мы видим, излишняя. На что мне Сократ, когда игра идет лучше некуда, а рядом – близкие люди?

– Вы считаете их близкими?

– Технически – да, из-за Анджелы. Но вообще они очень милы.

– Даже Лаванда?

– Прелестная женщина. Столько знает об эльфах!

– И мистер Ботс?

– Очень занятный человек.

– И Космо?

Тут он замялся, но быстро пришел в себя.

– Блистательная эрудиция! Сейчас обещал дать несколько ценных советов. Очень благородно.

Я обрадовался, что он – в таком прекрасном настроении и собирается об этом сказать, как вдруг увидел, что к Джорджу Поттеру бежит девушка с каштановыми волосами и слегка приподнятым носом, и узнал в ней Мейбл Кейс, его бывшую невесту. Почему, собственно, бывшую? Она пылко обняла Джорджа и нежно поцеловала. Он ожил. Глаза его сияли, плечи расправились, и клюшкой он взмахнул как этим… сейчас, сейчас… Эскалибуром.

Уолтер был потрясен, словно Поттер встал из могилы. Челюсть у него отвисла. Он нанес слабый удар, и мяч тут же застрял в зарослях.

– Мой дорогой, – сказал Космо, – сейчас я все объясню. Ваша ошибка типична для игроков с большим гандикапом. Вы напряглись, и тело стало неловким. В этих случаях голова при замахе дергается, что недопустимо.

Уолтер глубоко вздохнул.

– А может быть, «Гольф и эльфы»? – спросила писательница.

Тут я подал помощь, прошептав: «Сократ».

Он несколько расслабился и выговорил то же имя.

– Вижу, я отстал на две лунки, – сказал Поттер и вскоре прибавил: – На одну.

Через некоторое время послышались слова:

– Теперь – вровень. Ах ты, у вас подсечка не вышла!

Подсечка, о которой он говорил, была совсем плохая, и Уолтеру помешал странный звук, который издал кэдди. Он повернулся к нему, раздуваясь, как воздушный шарик, и я снова прошептал:

– Сократ!

Уолтер был молодец. Он взял себя в руки.

– Юноша, – мягко выговорил он, – не в обиду будь сказано, нельзя ли удержаться от таких звуков? Мешает сосредоточиться.

Кэдди объяснил, что икает. Уолтер понимающе кивнул.

– Сочувствую, – сказал он. – Я бы сходил к врачу. Ничего, я сам понесу сумку.

Кэдди ушел, а Понсфорд Ботс заколыхался, что обычно предвещало историю.

– Кстати, – спросил он, – слышали про двух шотландцев?

Космо поджал губы.

– Ты собираешься имитировать шотландский акцент?

– Конечно.

– Я бы не стал.

– Почему?

– Может пойти кровь из носа.

– Какая чепуха! – отмахнулся Ботс и начал, но Космо оказался прав. Нельзя сочетать икоту с шотландским акцентом. Через несколько секунд рассказчик бежал к клубу в сопровождении тех, кого Уолтер назвал близкими. Когда «Я же говорил» затихло вдали, глаза Уолтера странно засветились. Я понял, в чем дело. Теперь, подумал он, меня не будут отвлекать эльфы, шотландцы, икота и критика. Осталось шесть лунок, противник не ест мяса… Словом, он приободрился, и настолько, что легко загнал мяч в тринадцатую и четырнадцатую. С пятнадцатой и шестнадцатой вышло хуже, это может случиться с любым. Джордж Поттер, в своей основательной манере, сделал семь ударов, и к семнадцатой они опять сравнялись. Здесь, встряхнувшись, Уолтер сумел загнать мяч, сделав то же количество ударов, и все зависело теперь от последнего рывка.

Восемнадцатая лунка была близко, даже участники такого матча с легкостью достигали ее двумя ударами. Сейчас мяч Джорджа лежал в двенадцати футах, а мяч Уолтера, волей Провидения, – в нескольких дюймах.

– Теперь, – сказал Уолтер, – остается пустая формальность.

Среди игроков низшего класса популярны разные методы. Назовем три: курица-на-яйцах, паралитик и люмбаго. Уолтер предпочитал курицу. Он принял соответствующую позу, но тут услышал голос Космо, вернувшегося с семейством:

– Минуточку, мой дорогой.

Уолтер встал и сурово на него посмотрел.

– Да?

– Ничего-ничего, – сказал Космо. – Я забыл, что зрители не должны давать советов. После удара – пожалуйста, но не до. Хотел заметить, что вы все неправильно делаете. Но так и быть. Играйте, мой друг, играйте.

Уолтер снова на него посмотрел и снова принял позу курицы. Когда он опускал клюшку, миссис Ботс пронзительно вскрикнула.

– О, простите! – сказала она, когда мяч, после мощного удара, скрылся в дальней яме. – Я не хотела вас сбивать, но прямо перед вашим мячом сидела милая маленькая букашка. Вы могли ее ударить.

Из куриной позы выбираются долго и сложно, но Уолтер потратил на это один миг. Лицо у него было лиловое, глаза чуть не вылезли, пыхтел он, как два шотландца из недавнего анекдота, и я понял с одного взгляда, что нужна срочная помощь.

– Сократ! – крикнул я.

– Какие к черту Сократы? – откликнулся он и начал свою речь.

Голос его был звонок. Анджела громко ахнула. И впрямь, любая бы ахнула от таких речей. Начал он с манер, воззрений, ума и внешности миссис Ботс и ее сына. Я восхищался точностью определений. Задолго до конца мать и сын бежали к клубу.

Лишившись их общества, он завершил монолог, и вдруг очнулся. Клюшка выпала из его руки. Он увидел Анджелу.

– Ты вернулась? – выговорил он.

– Да, я давно здесь.

Он кивнул:

– Случайно, не слышала мою речь?

– Слышала.

– Тогда ты знаешь, кто я. Как это говорится?

– Бес в человеческом облике?

– Вот именно. Бес.

– Меня это восхищает.

Он недоверчиво взглянул на нее:

– А не «возмущает»?

– Ничуть. Внушает восторг. Давно пора, чтобы кто-нибудь высказал все тете Лаванде и Космо. Одно плохо, дяди не было. Да знаешь ли ты, что я чуть не расторгла помолвку? Смотреть не могла, как ты пресмыкаешься. Тетю спрашиваешь, ждет ли она озарений или работает регулярно. Про шотландцев в раю слушаешь и смеешься. Космо благодаришь за советы. Как тут не сердиться?

Я счел нужным вставить слово:

– Это все ради вас. Близкие, знаете, люди…

– Да, я поняла.

Уолтер дергался, как щенок, пытающийся проглотить большую кость. Наконец он вступил в беседу.

– Разберемся точно, – сказал он. – Значит, я бес?

– И не из последних.

– Но – тут слушай внимательно – ты ничего против не имеешь?

– Ни в малейшей степени.

– Странно, – сказал Джордж Поттер, подходя к нам. – Обычно девушки их не любят. Мейбл именно так меня назвала, когда я усомнился в том, что она правильно употребляет сельдерей. К счастью, она поняла свою ошибку. Это показывает…

– Сейчас не до того, Поттер, – сказал Уолтер и снова повернулся к Анджеле. – Что, если колокола зазвонят… ну, через неделю после следующей пятницы?

– Пускай звонят.

Уолтер обнял ее, как клюшку, одной рукой.

Они постояли, потом она взяла его за руку и увела. А мы с Джорджем Поттером пошли в клуб выпить апельсинового сока.

© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

Десятина на благотворительность

Слухи, носившиеся из уст в уста по всему Лондону, что Стэнли Фиверстоунхо Укридж, сей вечно сидящий на мели муж гнева, расхаживает по столице с карманами, набитыми наличностью, были восприняты мною, когда я вернулся туда после отдыха, с глубоким скепсисом. Я насмешливо фыркнул, услышав эту дичайшую выдумку, хотя человек, которого я встретил, утверждал, что встретил кого-то еще, кто своими глазами видел при нем наличность. И только когда я столкнулся на Пиккадилли с нашим общим другом Джорджем Таппером, у меня возникло ощущение, что какая-то доля истины тут имеется.

– Укридж? – сказал Джордж Таппер. – Да, кажется, он наконец каким-то образом умудрился обзавестись кое-какими деньгами. И я тебе объясню, почему мне так кажется. Сегодня утром он зашел ко мне, когда я принимал ванну, а когда я вышел в гостиную, он уже ушел. Другими словами, он ушел, не попытавшись извлечь из меня даже полкроны, чего на памяти людской не случалось еще ни разу. Но я тороплюсь, – добавил Джордж, вид у которого, я заметил, был растерянный и встревоженный. – В полицейский участок. Меня ограбили.

– Не может быть!

– Да-да. Мне сейчас позвонили в клуб. Видимо, пропали костюм, шляпа, две рубашки, несколько носков, лиловый галстук и пара ботинок.

– Загадочно.

– Более чем. Ну, пока.