Дефолт совести - Александр Смоленский

По левую и правую сторону от него за овальным столом вишнёвого дерева расположились такие же, как и он, старцы, самому младшему из которых было семьдесят два года. Помимо возраста, у них было ещё много общего, например размер их личного состояния. Если бы вдруг кому-то пришло в голову устроить чемпионат мира среди богатеев, то никакой сверхчувствительный фотофиниш не смог бы определить победителя в пятерке старцев, собравшихся на яхте. Помимо Блейка, это были крупнейший европейский банкир и промышленник Ханс Майер, американский мультимиллиардер и крупнейший мировой игрок на рынке ценных бумаг Билл Уоррен, торговец оружием, бриллиантами и, возможно, наркотиками из Южной Африки Карл Вольф и наконец шейх аль-Рашид. Помимо высокого титула государственного лидера, он владел чуть ли не половиной всех нефтяных кранов мира.

На столе по установившейся между иерархами традиции не было ничего, кроме дюжины маленьких бутылочек с водой специального разлива, поставляемой из Северной Норвегии, пяти хрустальных стаканов и трёх серебряных пепельниц. Одна была предназначена для Корсара. Другая для Майера, который курил старую, как он сам, пенковую трубку. Третья – для Уоррена с его вонючими сигаретами без фильтра «Кэмел». Двум остальным курение за столом ничуть не мешало, тем более что кондиционеры на яхте были исправны.

Блейк пристально всматривался в лица соратников, словно видел их впервые. А может, потому что, наоборот, в последний раз. Что у них сейчас за душой? Никто из этой компании не был настолько наивен, чтобы лезть друг другу в душу или сотрудничать в бизнесе. В том мире, который они сами для себя создали, ничего подобного не бывает. Более других Корсар хорошо знал лишь Ханса Майера, с которым сблизился ещё в студенческие годы, когда однажды вместе восторженно слушали историческую речь Черчилля.

Всех остальных иерархов членами унии сделал давно покойный директор ЦРУ и великий идеолог холодной войны Дуглас. Тот самый Дуглас, про которого говорили, что попади он случайно в рай, то и там стал бы устраивать заговоры и отстреливать ангелов.

Блейк живо воскресил в памяти сценку в овальном кабинете Белого дома. Тогда, в 1956-м, он, ещё сравнительно молодой, амбициозный, преуспевающий бизнесмен, решил поделиться своими оригинальными идеями относительно создания фонда будущих поколений не с кем-нибудь, а с самим президентом США.

Во время их беседы в кабинете, скромно пристроившись в угловом кресле, присутствовал и Дуглас, который, вмиг оценив стратегическую перспективность планов Корсара, решительно поддержал его идею.

– Уверенно идёт вперёд лишь тот, кто умеет смотреть вперёд, – похлопав по плечу Дэйва, изрёк тогда Дуглас. – Я помогу вам, молодой человек, ибо цели ваши дальновидны и благородны...

Он сдержал своё слово, став первым дуайеном унии иерархов.

Вспоминая сейчас тот эпизод, Блейк терзался сомнениями: смогут ли, а вернее, пожелают ли его нынешние соратники остаться верными идеалам?! Остаться верными именно после того, как сам он отойдёт в мир иной. Хотя насколько они его переживут? Вот ещё в чём вопрос.

Блейк подозрительно посмотрел на четырёх мужчин, которые, в свою очередь, выжидающе изучали его, словно видели впервые. «Что сейчас у каждого из них на уме? – снова и снова всматриваясь в лица соратников, думал Блейк. – Будут ли они искренне, по-человечески сожалеть о нём или же забудут на следующий день, как только его похоронят в семейном склепе? Сотню баксов против одного, что, скорее, все будут рады его уходу. Разве что кроме старины Ханса...»

– Что важнее – быть бессмертным при жизни или после смерти? Ведь мёртвых гораздо больше, чем живых! – неожиданно задал себе вслух странный вопрос Блейк, а следовательно, и всем присутствующим.

Все с нескрываемым изумлением уставились на Корсара. Это была его первая фраза после того, как иерархи расселись по местам.

В ухе Лилии в это мгновение ожил динамик, и она окончательно успокоилась. Слышно отлично.

Больше всего в данный момент Корсара волновал вопрос, как отнесутся иерархи к его предложению касательно внука Данни. По неписаным правилам унии на её заседаниях все решения принимались только единогласно. Причём устно, без каких-либо формальных протоколов, как «джентльменское соглашение». Если же достичь консенсуса при обсуждении какого-либо проекта не удавалось, то решение откладывалось на неопределённое время или же вообще снималось с повестки дня.

Именно такого поворота событий на этот раз и опасался Корсар. Он хорошо понимал, что находится в цейтноте.

Блейк давно решил для себя, что пост дуайена должен унаследовать Ханс Майер, ибо тот, во-первых, был ближе всех к нему, а во-вторых, несмотря на свой излишний идеализм, отличался уравновешенным характером и сочетал в себе трезвый, аналитический ум с творческой фантазией, видением перспективы. А это были принципиальные условия для человека, под контроль которого должен был перейти информационно-компьютерный центр фонда, посредством которого отслеживались и анализировались не только практически все финансовые потоки и торговые операции, но и любые политические дуновения, возникающие в мире.

Корсар резонно полагал, что кандидатура голландца на роль преемника не должна была вызвать особых возражений. Майер был старше всех по возрасту и поэтому вряд ли надолго занял бы пост дуайена.

Но что касается наследования внуком Данни его места в унии, то это желание Корсара шло вразрез с установленными правилами. И поэтому сейчас Блейку нужно было создать прецедент и так преподнести свою просьбу, чтобы иерархи не воспротивились ей.

– Ну что ж, коллеги, праздник там, наверху, идёт полным ходом. Но для нас он уже закончился! Займёмся насущными делами, – улыбнувшись, вымолвил магнат и выпустил облачко сигарного дыма. – Слава богу, перед вами мне нет надобности играть комедию. Сегодня, наверное, моя последняя, прощальная встреча с вами...

– Дэйв, ты о чём? – искренне встрепенулся Майер, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду Корсар.

– Прошу, мой дорогой друг, не надо здесь шекспировских страстей! На спектакли просто нет времени, – вежливо прервал голландца Блейк. – Все вы отлично понимаете, что я имею в виду. На повестке дня три очень важных для всех нас вопроса.

– Первый... – Дэйв сделал паузу и наполнил стакан минеральной водой. – Давайте сначала подведём некоторые итоги нашей деятельности. Затем рассмотрим ситуацию в России. И в завершение мы обязаны озадачиться будущим унии. К сожалению, до сих пор, честно говоря, ни я, ни вы, господа, не утруждали себя этим вопросом. Все мы были моложе и наивно полагали, что так будет всегда. Увы, не будет. Я первый отрезвел в этом плане. Поэтому сейчас нам просто жизненно необходимо влить в унию свежую кровь. Но об этом в заключение...

– Прости, дружище, что перебиваю, но мы, техасцы, – люди простые. Что ты там говорил про жизнь после смерти, делил мир на мёртвых и живых... Я что-то не понял, это ты к чему? – сумрачно нахмурив брови, спросил Уоррен.

– Ах, ты всё об этом, дружище Билли. Со мной такое бывает. Выбрось из головы, – криво усмехнулся Корсар.

– Нет уж, скажи! – потребовал Уоррен и ещё больше насупился.

– Да! Да! Скажи, Дэйв, – стали упрашивать все.

«Надо же! – удивился про себя умирающий старик. – Так вот всегда, брякнешь какую-нибудь чушь, а её воспринимают как откровение».

– Да что вы, господа, в самом деле? Я просто вдруг подумал, что на том свете жизнь наверняка тянется дольше. Так что, может, рано ещё прощаться? Лично мне стала нравиться поговорка типа на том свете встретимся. Кто «за»? Кто «против»? Будем голосовать.

Блейк от души расхохотался. Его примеру последовали и остальные. Обстановка в каюте несколько разрядилась.

От шума, сильно ударившего в ухо, Лилия на какое-то мгновение вытащила затычку. Да, Корсар так давно не смеялся. А ведь в его заумной сентенции, пожалуй, действительно что-то есть.

Услышав тихое потрескивание в наушнике, она вновь стала слушать. К сожалению, пронести записывающее устройство на борт у неё не было никакой возможности. Поэтому приходилось запоминать.

– Так что продолжим по программе, – заговорил Блейк. – Наши достижения за последние годы не так велики, чтобы особо ими хвастаться. Но что делать, таковы реалии. Политическая обстановка не позволяет нам до конца решить глобальный вопрос, стоящий перед фондом.

– Про политическую обстановку мы все отлично осведомлены, – на сей раз не очень корректно, в отличие от Уоррена, перебил его Вольф. – Нам представляется, что твоё сообщение об изменениях в нашем составе, которое ты перенёс в самый конец заседания, не мешало бы сначала выслушать. А то может так повернуться, что уже и некому будет выполнять новые задачи.

Последнюю фразу Вольф произнёс, явно играя на публику. Среди собравшихся здесь тузов он был самым молодым – всего лишь семьдесят два.