Железные франки - Иария Шенбрунн-Амор

Разумеется, сомневаться в красоте французской королевы не приходилось – достаточно было взглянуть на самого Пуатье. Если племянница хоть немного походила на дядю, то ее не удалось бы перещеголять самым роскошным парчовым убором. Аквитанская порода непревзойденна. Но как бы ни выглядела Алиенор и какой бы необыкновенной ни оказалась, они меж собой не соревнуются. Все эти самолюбивые, гадкие опасения – только наущение Сатаны. Констанция вполне довольна собственной внешностью: лицо так и осталось круглым, но теперь это ее молодило – в двадцать два года мать двух детей все еще выглядела юной девушкой. Кожа осталась светлой и гладкой, глаза при виде супруга и детей сияли, улыбка обнажала ровные и белые зубы, на щеках цвели ямочки, а голову оттягивала спускающаяся на спину толстая, перевитая жемчугом коса. Что же до тонкой талии – та вернется в свое время.

И права дама Филомена – не внешность важна, а то, что княгиня – преданная жена, заботливая мать, милосердная и разумная властительница. Просто мадам Мазуар умудрялась даже неоспоримую истину столь обильно полить ядом, что она становилась неперевариваемой.

И все же после одиннадцати лет правления, в течение которых все придворные, дамуазо и заезжие гости неутомимо воспевали изящество и красоту княгини Антиохийской, пасть в грязь лицом перед французским двором казалось невозможно, и исключительно ради чести Утремера Констанция накинула на плечи бархатный, подбитый соболем плащ с пелериной и капюшоном, ниспадающим на лоб модным мыском.

В огромном зале слуги установили длинные столы и скамьи, все было готово к торжественной встрече Людовика VII и его супруги – королевы Франции, герцогини Аквитанской, графини Пуатье и прочая, и прочая. В десятый раз мажордом обсудил с княгиней перемены блюд, выступления жонглеров, акробатов и труверов. Совсем недавно до Заморья дошло изысканное провансальское нововведение – исполнение под музыку менестрелями красивых, чувствительных песен о любви, пусть французы поразятся, что и на краю Утремера известны стихи Овидия и песни царя Соломона. Несчастные крестоносцы заслужили все возможные удовольствия.

Как обрадуется ее заботе натерпевшаяся путевых тягот французская королева! Констанция всегда завидовала людям, растущим в кругу любящих братьев и сестер. В чем бы ни винили покойную мать и теток, взаимную привязанность и преданность дочерей Бодуэна II признавали все. Вот и Констанция непременно полюбит Алиенор как родную, дорогую сестру.

На петляющую под облачным пасмурным небом дорогу выползла из-за холма змея воинов. Во главе процессии двигались сверкающие металлом рыцари Антиохии, за ними колыхалась бесконечная, гигантская, бурая река пеших паломников. Ополчение приблизилось, всадники въехали в ворота Святого Петра, их встретил оглушительный колокольный набат, франкские горожане со слезами приветствовали спасителей, словно то были потерянные и вновь обретенные колена Израилевы, забрасывали их цветами миндаля и рисом. Свершилось, наконец-то свершилось – рыцарство Европы прибыло сражаться и победить вместе с ними!

Головные всадники заполнили узкие, крутые подъемы к замку. В первом ряду Констанция признала высокую мужественную фигуру Раймонда. Над ним реял красно-синий стяг Антиохийского княжества, а рядом – как символ наступления лучших времен, неразрушимой связи и безотказной помощи – трепетал на ветру лазурный баннер дома Капетингов, а рядом ультрамариновый гонфалон Аквитании со вставшим на дыбы когтистым львом. Вокруг, как протянутые руки друзей, полоскались в небесах язычки прочих славных стягов и вымпелов. Не видно только священной орифламмы, обагренной кровью Сен-Дени, потому что на марше ее несет на себе избранный для этой чести рыцарь, и разворачивают реликвию Франции только в бою.

Лошади триумфально цокали копытами, трясли гривами, помахивали хвостами. Раймонд скакал без шлема, сбросив капюшон хауберка, его загорелое лицо светилось в ореоле выгоревшей шевелюры. Рядом с ним гарцевала женщина в золотой кирасе на груди, за ее плечами развевался малиновый плащ Констанции. Это была сама Алиенор, конечно. Несмотря на мучительное морское плавание, королева предпочла скакать девять миль от гавани верхом, а не сидеть в носилках. Даже если бы супруг не попросил подарить исстрадавшейся паломнице этот великолепный плащ, княгиня сама сообразила бы, что бедняжке, перетерпевшей морские бури и лишившейся в пути всего своего скарба, необходимо послать теплую одежду, только Констанция не могла и представить себе, как, оказывается, прекрасна эта подбитая горностаем мантия! Недаром это было ее любимое одеяние! Впрочем, Бог с ней, несчастные крестоносцы потеряли несравненно больше, поспешая франкам на помощь.

В одном ряду с дядей и племянницей на пегой лошадке трусил еще один всадник, тоже высокий, но, в отличие от пуатевинцев, сутулый и понурый – Людовик VII. Вид у бедняги был вовсе не королевский.

Чем ближе подъезжала кавалькада, тем заметнее становились потрепанный вид и бедственное состояние французов. Недаром эта армия, наполовину состоявшая из калек и доходяг, так долго плелась от гавани до города. И все же их прибытие вселяло в душу радость и уверенность. В гостеприимной Антиохии паладины отдохнут и наберутся сил перед грядущими боями.

Вытянувшись во весь рост, чтобы придать себе немного величия, которое в таком избытке у отпрысков Гийома Аквитанского, убедившись, что ни один волос не выбивается из-под тугой шелковой повязки, Констанция приготовилась встречать гостей с радушием Петра у райских дверей. К ее коленям прижался пятилетний Бо, малышу не терпелось увидеть знатных паломников.

Первым в залу вошел Людовик VII Капетинг, он близоруко оглядывался и неловко сутулился. Волосы короля слиплись от грязи в темные пряди, лицо было усталым и изможденным, глаза запали в орбиты, небритые щеки ввалились. Венценосец был обряжен в какую-то потасканную черную хламиду, на которую грубыми стежками был нашит красный крест, под мышкой зажал суму паломника. Неудивительно, что Бо продолжал тянуть голову, глядя мимо оборванного бродяги. Мальчик не догадывался, что этот нищий монах и есть христианнейший властитель Франции.

И все же долговязый, большеносый, сероглазый король с первого взгляда понравился Констанции, может потому, что выглядел смиренным и растерянным. Княгиня подтолкнула к гостю сына, Бо оглянулся на нее с изумленным недоверием и, смущенный, вслед за матерью послушно склонился в глубочайшем почтении перед монархом, совершившим почти невозможное – собравшим войско и прибывшим на помощь Заморью.

– Ваше величество!