Железные франки - Иария Шенбрунн-Амор

К вечеру и всадники, и пехотинцы изнемогали, однако, стиснув зубы, продолжали шагать или покачиваться в седлах. «Еще только до того перевала, – ободрял Бодуэн запекшимися губами, взирая на соратников ввалившимися, красными от усталости и пыли глазами, – дойдем до верхушки холма и разобьем лагерь».

На ночь шатров не расставляли и костров не разжигали. Утолив голод хлебом, сыром и финиками, измученные пехотинцы валились в кольчугах на каменистую землю и забывались до рассвета. Часовые бдели, не смыкая глаз: из темноты доносился топот вражеских копыт, шорох осыпающихся камней, залетала пущенная наугад стрела, выли и лаяли шакалы, призраком забредал верблюд, испуганно шарахались и фыркали кони. С первыми лучами безжалостного солнца невыспавшиеся воины, сжав зубы, пускались в дальнейший путь. С Господней помощью человек может преодолеть все.

Когда добрались до зеленой, полной источников и поросли Галилеи, зной из сухой жары превратился в парилку хамама, зато здесь, среди свежих трав, не приходилось дышать пылью, не скрипел на зубах песок, солнце то и дело застилали шелестящие кроны финиковых пальм, путь вел сквозь виноградники и поля сахарного тростника.

Нетерпение снедало короля все сильнее. Опасность не минует, пока ворота Буссерета не захлопнутся за последним сержантом. Вот уже остался с левой стороны зеленый купол горы Фавор, из северной дали медленно приближалась белая шапка Ермона, справа то и дело поблескивала синяя влага святого Генисаретского моря.

За озером войско свернуло на восток. По каменистым горным склонам, заросшим фиолетовыми ирисами, дикими виноградными лозами, олеандрами, душистыми лавровыми деревьями и смоковницами, начали подъем на возвышенность Васанской земли, все ближе и ближе к подножью горы Ермон, на которую когда-то спустилось двести падших ангелов.

За долгий путь люди и кони обессилили вконец. Когда казалось, вот-вот упадут самые стойкие, и примолкли даже тамплиеры, измерявшие переходы пропетыми псалмами, показались крепостные стены Буссерета. Воины приободрились, невольно прибавили шаг: еще немного, еще чуть-чуть, и спасенный город распахнет им свои ворота, благодарные жители осыпят избавителей рисом. Впереди безопасность, вдоволь питья, еды и отдыха, блаженного отдыха!

Однако едва латиняне приблизились на расстояние выстрела, как с бастионов в них полетел негостеприимный дождь стрел.

– Ваше величество, на заре гарнизон открыл ворота и впустил внутрь армию Мехенеддина. Крепость в руках атабека Дамаска.

От ужасной вести Бодуэна охватила ярость изможденного бесконечной погоней льва, в последний момент упустившего серну. Сирийские христиане дрогнули и сдались, не дождавшись подмоги, уже вздымающей пыль на горизонте! Весь путь, все муки, все жертвы, вся спешка, отвага, выдержка, даже нарушение договора с Дамаском – все оказалось напрасно! Его первая кампания закончилась бесславным поражением только потому, что коварный Мехенеддин сумел опередить его и договориться с переменчивым армянином!

Коннетабль Менассе д’Иерже, правая рука и опора матери-королевы, подъехал к королю, тоном заботливого опекуна распорядился:

– Ваше величество, нам навстречу двигаются силы сельджуков. Нам придется дать бой, но Иерусалимское королевство не может потерять вас и Животворящий Крест. Берите небольшой отряд и со всей поспешностью возвращайтесь в Иерусалим, а мы положимся на милость Господа. Мы остановим врагов здесь.

Бодуэн оглянулся, вокруг были усталые, мрачные лица обреченных людей. Не отягощенный измученной армией с медлительными пехотинцами, он узрит грядущий день, он сразится в иной раз. Если он избегнет этого поражения, ему будет суждено еще множество славных побед. Мать будет счастлива увидеть его живым, хоть и обрадуется его унижению. И дорога на Иерусалим манила спуском. Но его армия, которую теперь приходилось бросить, вытоптала такую широченную колею, что, возвращаясь по ней в одиночку, он непременно почувствует себя малым и ничтожным.

– Менассе, чего стоит король, бросивший своих воинов? Я привел вас сюда, я приведу людей обратно в Иерусалим. Погибнем, так вместе. – Говорить было так трудно, что он только добавил: – Помолимся и положимся на Господню волю.

Честь дороже жизни. Честь дороже всего. Вслед за своим королем все войско преклонило колена перед Животворящим Крестом. Вчерашний мальчишка, сегодняшний полководец, новый Александр Великий, Бодуэн проскакал перед строем, призывая срывающимся юношеским голосом:

– Братья, пока мы вместе, мы непобедимы! Не бросим ни единого раненого! Все вернемся в Иерусалим живыми, друзья мои! Постоим за Господа, а кто не в силах сражаться, пусть все же держит меч в руках, чтобы враг не заметил нашей слабости!

Прокричал слова святого апостола Павла:

– Если Бог за нас, то кто против нас?

Взмахнул рукой, прохрипел из последних сил:

– Deus de vult! Этого хочет Бог! Adiuva Deus! Боже, помоги!

Старинный клич подхватили тысячи глоток. Под собственным призывом «Baucent! Босеан! Знамя!» в сражение в боевом порядке двинулись несгибаемые тамплиеры.

Невыносимый этот бой они выдержали. Но отдыха не предвиделось, следовало спешно покидать эти враждебные места. А путь домой, увы, не сделался ни на шаг короче пути к Хаврану. Зато он оказался тяжелее – неудача взятия крепости омрачала души, кончался провиант, многие колодцы оказались засыпанными сарацинами. Облако тюркских ос не отвязывалось, преследовало и становилось лишь гуще и нахальнее. Подскакивали с юга, старались заставить рыцарей сражаться лицом к солнцу, осыпали градом стрел и улепетывали. Со скрежетом зубовным, но плечом к плечу, бормоча псалмы растрескавшимися губами, франки продвигались по выжженной солнцем безводной местности. Тамплиеры затянули свой жуткий, похоронный хорал Da Pacem Domine:

Господь, даруй покой нам в наши дни,На нас Ты с милостью воззри,Лишь Ты способен защитить,За нас сразившись, победить.

И вся армия подхватывала скорбный припев:

Да будет мир в силе Твоей,и изобилие в башнях Твоих.Аминь.

Но когда тюрки подожгли степь, гибель войска стала неминуема. Огонь и дым приблизились к франкам, и многие обезумевшие от жажды и жара рыцари не выдержали, принялись сдирать с себя раскаленные шлемы и кольчуги. Патриарх Ангулемский встал на колени, обнял древко Креста и с громкими рыданиями молил Всевышнего защитить своих преданных рабов. И милосердный и всемогущий Бог воззрел с высоты небес на землю. Он увидел отчаяние и опасность, в которую впали его воины, увидел их смирение и в который раз безотказно поспешил на помощь возлюбленным чадам: по Божественному повелению ветер сменил направление, и пламя тотчас напало на самих неверных.