Анафем - Нил Стивенсон

Они с Тулией куда-то запропастились, и скоро мы поняли куда: в собор. Колокола зазвонили сразу после обеда. Минуты две мы вслушивались, пытаясь узнать мелодию. Барб, запоминавший такие вещи с первого раза, догадался первым.

— Воко, — объявил он. — Мирские власти призывают кого-то из нас.

— Видимо, фраа Пафлагон не справился, — хохотнул Джезри, потягивая пиво.

— Или ему нужно подкрепление, — предположил Лио.

— Или у него инфаркт, — добавил Арсибальт (его в последнее время всё наводило на такого рода мрачные мысли). Впрочем, под нашими укоризненными взглядами он сдался и поднял руки.

Мы побежали к собору через луг, но всё равно успели с большим запасом и оказались в первом ряду перед экраном. Колокола звонили ещё минут пять. Потом восемь звонщиц спустились с балкона и встали в заднем ряду. Хор столетников вышел в алтарь и затянул монодический распев. Я сперва думал пойти к Але, но канон не разрешает демонстрировать отношения, пока они не объявлены, так что с этим предстояло подождать до вечера.

На сей раз Стато вышел один, без инквизиторов. Как и на воко фраа Пафлагона, он произнёс вступительные слова актала. Только сейчас я по-настоящему осознал, что всё происходит на самом деле. Меня охватило волнение. С кем из инаков нам предстоит расстаться? Будет это десятилетник или кто-нибудь вроде фраа Пафлагона, неведомый нам обитатель другого матика?

К тому времени, когда должно было прозвучать имя, я уже весь извёлся. В соборе было тихо, как в склепе Шуфова владения. Меня так и подмывало что-нибудь выкрикнуть. Спеликон замолчал и начал рыться в складках своего одеяния. Наконец он извлёк лист, сложенный и запечатанный воском. Прошла вечность, прежде чем Стато сломал печать. Он развернул лист, поднёс его к глазам и обомлел.

Момент был настолько неловкий, что даже Стато счёл своим долгом внести пояснение.

— Здесь шесть имён! — объявил он.

Когда несколько сотен инаков стоят на месте и перешёптываются, это трудно назвать светопреставлением, но ощущение было именно такое. И одного-то человека призывали крайне редко. Чтобы сразу шестерых — такого ещё не было. Или всё-таки было? Я взглянул на Арсибальта. Тот угадал мои мысли.

— Не было, — шепнул он. — Со времени Большого кома.

Я покосился на Джезри.

— Вот оно! — сказал он, имея в виду то необычное событие, о котором мечтал.

Стато прочистил горло и выждал, пока уляжется гул.

— Шесть имён, — повторил он. Собор затих, только слышно было, как у дневных ворот рокочут моторы и воют полицейские сирены. — Одного из этих людей с нами уже нет.

— Ороло, — сказал я. Не меньше ста голосов произнесли это имя одновременно со мной.

Стато побагровел.

— Воко! — крикнул он, поперхнулся и вынужден был начать снова: — Воко фраа Джезри из эдхарианского капитуладеценарского матика.

Джезри повернулся и двинул меня в плечо так, чтобы синячище напоминал о нём ещё дня три, если не больше. Затем повернулся спиной к нам и вышел из нашей жизни.

— Суура Бетула из эдхарианского капитула центенарского матика… Фраа Атафракс оттуда же… Фраа Корадон из эдхарианского капитула деценарского матика… и суура Ала из Нового круга, деценарии.

Когда ко мне вернулось сознание, Ала уже стояла у двери в экране. Она замерла на пороге и обернулась ко мне. Из глаз её бежали слёзы.

Месяцы назад, когда фраа Пафлагон выступил в алтарь, я отчётливо понимал, что никто его здесь больше не увидит. Теперь то же самое происходило с Алой, но поверить я не мог. Единственное, что меня убедило, — выражение её лица.

Потом мне рассказали, что, прорываясь к ней, я сбил с ног двоих.

Она закинула руку мне за шею и поцеловала меня в губы, затем на мгновение прижалась к моей щеке мокрой щекой.

Когда фраа Ментаксенес закрыл между нами дверь, я опустил глаза и увидел у себя за пазухой свиток, истыканный мелкими дырочками. К тому времени, как я понял, что это, и шагнул к экрану, Джезри, Бетула, Атафракс, Корадон и Ала уже вышли, как до них — Пафлагон и Ороло. Все пели, кроме меня.

Ужасные события, плохо задокументированная всемирная катастрофа, начавшаяся, как принято считать, в –5 году. У.с. положили конец эпохе Праксиса и завершились Реконструкцией.

— Теперь ты понимаешь, о чём я говорил, — сказал Лио. — Это так невероятно, что ты бы не поверил, если бы не увидел в книге.

Дело происходило за большим столом во владении Шуфа. Мы с Лио, Арсибальтом, Тулией и Барбом склонились над «Внеатмосферными системами вооружения эпохи Праксиса», как патологоанатомы над трупом, и глядели на вкладку. Старинная бумага — настоящая, фабричного производства — была такая хрупкая, что вкладку пришлось бережно разворачивать минут пятнадцать, чтобы не повредить. На ней был приведён детальнейший чертёж космического корабля. Спереди, как и положено у ракеты, располагался головной обтекатель. Всё остальное выглядело невероятно чудным. Двигателей как таковых не было. В кормовой части, где у нормальной ракеты были бы сопла, помещался большой плоский диск, похожий на постамент. От него к круглым герметичным контейнерам сразу под обтекателем (по моим догадкам, они и были собственно кораблём) отходил пяток мощных колонн.

— Амортизаторы. — Лио ткнул пальцем в колонны. — Только очень большие. — Затем он показал на крохотное отверстие в центре диска. — Отсюда выбрасываются атомные бомбы, одна за другой.

— Вот это мой ум по-прежнему отказывается принять.

— Слышал о богопоклонниках, которые ходят по горящим углям, чтобы показать свои сверхъестественные способности?

Он оглянулся на камин. Мы разожгли огонь, и не потому, что было холодно. Наоборот, мы даже открыли окна, и в них вместе с запахом молодого клевера долетало грустное пение. Почти все инаки были так потрясены шестикратным воко, что могли либо плакать, либо изливать скорбь в песнях. У нас, собравшихся в этой комнате, был другой способ пережить утрату, но лишь потому, что мы больше знали. Мы затопили камин, как только пришли, не ради тепла, а ради первобытного уюта. Задолго до Кноуса, даже до языка, люди зажигали огонь, чтобы выгородить себе место в тёмном и непонятном мире, — мире который мог забрать их друзей и близких внезапно и навсегда. Лио несколько раз ударил по горящему полену кочергой, так что отскочило несколько красных угольев. Один — размером примерно с орех — Лио выгреб с золы на каменный пол.

Мне сделалось не по себе.

— Ну, Раз, ты можешь положить его себе в карман? — спросил Лио.