Чужой. Сердитый. Горячий (СИ) - Тиган Линетт

Сделав ещё пару глотков вина, я решилась.

— Я поддалась ему, взяла то, что он мне так настойчиво предлагал. Гордеев оправдал все мои ожидания, в принципе, как и я оправдала его желание отшлёпать девочку, которая получает от этого искреннее удовольствие, а не сбегает, недовольно потирая задницу, — замолчала на мгновение, вспоминая мои смелые приказы в постели, которые мужчина исполнял с особым удовольствием. Вначале, конечно, в дальнейшем больше никогда не допуская моей инициативы.

— Но есть разница, когда я делаю это добровольно или когда меня берут силой. А последнее, к сожалению, стало рутиной: сначала он брал ремень, наказывал, делал больно и доводил до слёз, а затем возбуждал и заставлял наслаждаться. Он каждый раз доказывал мне, что мне это нравится. Но в мозгах я понимала одно, а тело действовало совсем по-другому. И это, правда, было мерзко.

Даже не плачу, что удивительно. С каждым словом становится всё легче. Я слишком долго держала всё в себе.

— Он опаивал тебя лёгким афродизиаком, — неожиданно говорит Вадим, из-за чего я ошеломлённо привстала и обернулась на парня. — Эльдар следил за твоим рационом и заметил, как Гордеев перед подачей еды каждый раз что-то добавлял в напитки. Полковник отправил мне на экспертизу остатки твоего утреннего кофе, и оказалось, что это таблетки афродизиака стёртые в порошок. Так он соблюдал определенную дозировку, которую ты не могла ощутить в полной мере… Поэтому уверяю тебя, это лишь его изощрённая игра, а не твоё настоящее желание, — он говорит мягко, успокаивающе водит рукой по спине, а я всё никак не могу поверить в услышанное.

Всё это время, этот лживый кусок дерьма давал мне возбудитель, а потом говорил, какая я похотливая сука, текущая от одного его прикосновения?! А я верила ему, ведь это было моё тело, которое прогибалось и стабильно увлажнялось по его прихоти! Я же изводила себя каждый день мыслями о том, какая я грязная и развратная! Он заставил меня убедиться, что я законченная больная мазохистка, которой нравится избиение и его жестокость! Да чтоб тебя, Гордеев! Какая же ты мразь…

— Яра, — Вадим притянул меня обратно на свою грудь, немного растерянную, частично злую и оглушённую своими мыслями. — Не теряй себя. В первую очередь доверяй своему разуму, потом прислушивайся к сердцу, и только в последний момент доверяй телу.

— Ничему не хочу больше доверять, — прошептала я.

Значит…Всё это подделка, сценарий Гордеева, по которому он меня гонял едва не каждый день, заставляя выпрашивать его взять меня… Да уж, у него всё-таки получилось трахнуть даже мою душу!

— Расскажи мне ещё кое-что… — осторожно продолжает расспрашивать меня парень, пропуская мои волосы через свои пальцы. — Ты правда хотела оставить его ребёнка? — просил он, и я почувствовала, как он будто провёл остриём по моему сердцу.

— Да, — без колебаний ответила я. — Ты, наверное, не поймёшь…

— Уже понял, — прервал он меня. Он приподнялся и добавил в наши бокалы вина. — У меня была девушка, серьёзные отношения три года. И когда она известила меня о своей беременности, я понял, что должен стать не только превосходным отцом, но и мужем. Я был счастлив, ведь мужчине уже ничего не нужно, когда рядом любимая женщина, которая носит под сердцем его ребёнка, — он как-то горько усмехнулся мне в висок. — Я подготовил роскошный вечер в ресторане, сделал предложение и, конечно же, ждал от неё положительного ответа… — несколько раздражённо выдохнул Вадим, на какое-то время замолчав.

И от нетерпения я даже попробовала привстать, посмотреть, что твориться в его глазах, увидеть эмоции… Не вышло, он меня плотнее прижал к себе, видимо не хочет моего внимания в такой момент.

— Она в день перед нашей встречей сделала аборт. Сказала, что слишком молода для ребёнка и не хочет себя обременять такой ношей, — ответил он сбивчиво, и я прикрыла глаза, интуитивно ощущая его неразделённую боль. — Я мечтал о ребёнке. Мечтал о семье. Я был готов, серьёзен и намерен не покладая рук работать, в то время как эта чёрствая сука убила невинное дитя, — с ненавистью прошипел Вадим, даже выругавшись грязным матом, но тихим, прошептав его куда-то в другую сторону. — Поэтому я был удивлён, когда ты так… Убивалась за ребёнком от человека, которого ты ненавидишь. Ведь она меня не ненавидела, а просто не захотела…

Ему было тяжело. И я, отставив бокал вина в сторону, обняла вздрогнувший торс парня, уткнувшись носом ему в грудь.

— Это было не справедливо, — прошептала я, ощущая щекой, как громко бьется сердце Вадима. Он обнимает меня в ответ.

— Это жизнь, Яра, а она не бывает справедливой, — его слова не утешали, но он говорил чистую правду о жизни. Никакой нелепой лжи, утешений или сожалений. Только боль, и со временем она утихает, но не пройдет… Такие рубцы на сердце останутся посмертно. — Я отпустил эту горечь, вспоминаю об этом с печалью, но это не значит, что я больше не захочу женщин, жену или ребёнка… Это всё будет, но за это счастье каждому из нас нужно бороться, иначе судьба будет бить в спину каждый удобный раз. А бьёт эта сука нещадно, — он обнимает нежно, но довольно крепко.

— Слушай! — встрепенулась я, резко сев, после длительного молчания. — Расскажи мне об этом… Об этом твоём… Ну, адреналине. Или как это называется? Что это такое с тобой происходит? Я слышала о таких болезнях, при которых атрофируется чувство страха…Кажется… Какая-то там Баху Вате… — тараторю от волнения, но меня перебивает задорный смех парня, на несколько секунд обескураживающий меня, а ещё через мгновение я сама улыбаюсь. У него заразительный смех.

— Яра, я не болен, — покачал головой Вадим, и хоть он уже прекратил смеяться, его грудь всё равно подрагивала. — И я чувствую страх, только чувствую его в ситуации, над которой я не имею какого-либо контроля, — он подозрительно замолчал, немного сощурившись наблюдал за мной, пока томил в ожидании интересного рассказа.

— Ну?! — не сдержалась я, возмутившись. Вадим театрально выдохнул.

— Да рассказывать особо нечего, — беззаботно пожал он плечами. — Был мальчишкой, шугался от всего, отчего только можно. Пауки, высота, вода, клоуны, машины… Даже уличную еду обходил стороной, — покачал он головой, словно сам не понимал, как такое было возможно. — Я взрослел без отца, а мама с сёстрами вечно поднимала истерику по любому поводу, причём аргументировали они всё это разными страшными последствиями и летальным исходом, — он по-доброму улыбнулся, похоже, вспоминая о своей семье.

— А к девяти годам, когда мама собралась на заработки за границу, меня забрал к себе деда, бывший военный. Познакомившись со мной поближе, понял, что я мать воспитала мальца, который прячется у неё под юбкой. Устроил настоящую дедовщину в то же лето, испытал меня разными методами и буквально вытолкнул все страхи и предрассудки. Научил чувствовать что-то вроде боевого транса, помог мне контролировать страх и эмоции… Конечно, первый месяц каникул я его ненавидел, а потом, вошёл в азарт. До совершеннолетия ездил к нему в этот дом, и проходил ускоренный курс молодого бойца по всем фронтам. Я стремился только к одному — услышать похвалу деда. Но даже через годы азарт никуда не делся. Сначала обгонял ребят в школе по кроссу, а после на полосе препятствий в военной академии. Я вседа рвался учиться и быть медалистом. А с работой следователя ещё интересней живётся. Убийцы, наркоторговцы, ограбления… Сплошное удовольствие!

Ждала ли я сопливых историй и психологические травмы? Ещё как! Но то, как вдохновенно Вадим рассказал о причинах своего странного поведения, где каждый должен испугаться и обомлеть от страха, он принимал ситуацию как наглый вызов, переигрывая всех и вся — это впечатляет ещё больше.

— Ещё вина? — только сейчас опомнилась, смутившись, ведь всё время внимательно рассматривала парня, изучая черты его лица, заметные милые морщинки при улыбке вокруг глаз, ямочки на щеках и даже обвела взглядом контур его губ, забывая, о чём вообще была речь. — Яра? — я отпрянула от груди Вадима.