Знахарь-2 или профессор Вильчур - Тадеуш Доленга-Мостович

— Откуда же я могу знать? — Вильчур пожал плечами.

— А я ему ответил: "Так и все в порядке, дурень ты эдакий! А ты что думал, что молодой женщине жить не хочется? Что она на тебя, старый гриб, будет смотреть и из-за тебя белого света не видеть? Хотел жениться, нужно было на старой бабе, такой, как ты, жениться, а не на молодой девице. Закон есть такой на свете: молодой к молодому тянется. Ну, так вот, был дурнем, так и терпи…" Я ему так сказал. Ха…ха…ха…

Он схватил профессора за пуговицу и, приблизившись к его лицу, настойчиво спрашивал:

— Прав я был или нет?.. Ну, что, профессор? Прав я был или нет?..

Вильчур побледнел. Уже в середине рассказа пана Юрковского он понял намек. В первую минуту он почувствовал боль, потом ему стало стыдно за человека, который в собственном доме позволяет себе подобные оскорбления гостя. Сейчас он сориентировался, что и излишне выпитое количество алкоголя, и эта зацепка должны были иметь какую-то серьезную причину. Вероятнее всего, Юрковский объяснился с Люцией и, получив отказ, пришел в состояние, которое толкнуло его на этот поступок, не соответствующий не только гостеприимству, но даже простой порядочности.

— Ну, профессор, я могу биться об заклад на двух лошадей с бричкой за то, что у вас такое же мнение. Не так ли? Вы же все-таки врач и понимаете, чего организм требует, когда он молодой, а чего не может дать, когда уже старый.

Он все еще крепко держал Вильчура за пуговицу, а профессор в упор посмотрел на него и спокойно сказал:

— Вы слишком упрощаете, считая, что брак является только и исключительно требованием организма.

— Но и организма, — настаивал Юрковский. — Скажите тогда, профессор: что эта Малгоська должна была делать? Вы скажете, что она безнравственна. Я согласен и с этим. Но если бы была более нравственной, то что бы сделала?.. Что?.. Вот то-то, сбежала бы от него. Бросила бы его к дьяволу и пошла бы с другим. А если бы была, как та лилия, безгрешна, то осталась бы с ним и мучилась бы до смерти. Такой закон на свете, профессор, и никто его не изменит. Вот что.

Вильчур с трудом сдерживал себя. Намек оказался намного болезненнее, чем мог предположить его автор. Воспоминание о Беате и ее бегстве ожило в нем со всей отчетливостью. Он вдруг почувствовал себя невыносимо старым, измученным и безразличным к жизни. Он не обижался на Юрковского, потому что понимал, что этот человек переживает сам. Он мечтал сейчас только об одном: как можно скорее выбраться отсюда. Воспользовавшись наплывом гостей

в малую гостиную, он освободился от хозяина и отправился на поиски Люции. Она танцевала в гостиной. Прошло более часа, пока ему удалось обменяться с Люцией несколькими словами.

— Как вам отдыхается? — спросил профессор.

Она посмотрела на него с беспокойством.

— Что с вами?

— Да ничего. Чувствую себя несколько уставшим. Отвык я уже от больших приемов, толпы и шума.

— Так, может быть, уже поедем домой? — предложила Люция.

— Если это вас не огорчит…

— О, нисколько. Сейчас я попрошу лошадей.

Пани Юрковская пыталась задержать их, но в конце концов сдалась. Им не пришлось долго ждать.

На улице шел дождь. Сидя в открытой бричке, укрывшись капюшонами бурок, они почти всю дорогу молчали. Каждый был погружен в собственные мысли. Люция вспоминала признание Юрковского. Она знала, что поступила правильно. Он был милым и порядочным человеком. Но даже если бы она не любила Вильчура, то все равно не стала бы женой этого молодого человека. Она была уверена в правильности своих аргументов: люди должны жениться в своей сфере, так, чтобы у них были общие интересы. У него не было понятия о ее работе, а у нее о его. Они попросту не нашли бы общего языка. Были бы как два чужих, обреченных на сосуществование человека. Например, с Кольским, хотя она его не любила, хотя их точки зрения были часто диаметрально противоположны, ей всегда было о чем поговорить. И не только потому, что он был врачом, но и потому, что он воспитывался и работал в городе, что свои понятия, впечатления, обычаи они черпали из одной среды и культуры. Они не виделись уже несколько месяцев. Их разделяло большое расстояние и даже разный образ жизни, но переписывались они довольно часто, и всегда у них было о чем рассказать друг другу.

Ну, а с профессором, например, могла ли она с ним скучать? Она была убеждена в том, что понимает каждое его движение, каждый его взгляд. И ей казалось, что и он тоже чувствует ее близость, что у них нет никаких тайн друг от друга. Так давно они рядом, и каждый разговор с ним доставляет ей огромную радость.

Всматриваясь в будущее, в свое будущее рядом с этим человеком, она видела его светлым, без единой тучки на горизонте. Она не сомневалась, что будет счастлива. Может быть, лишь на минуту где-то в глубине души в ней отозвалась грусть: она понимала, что ее будущее не будет изобиловать развлечениями такого рода, как, например, сегодня. Но тотчас же появилась разумная мысль о том, что она может принести такую незначительную жертву, как отказаться от танцев.

Уже было совсем темно, когда они подъехали к крыльцу больницы. Вильчур зажег в сенях лампу и первый заметил какой-то бумажный пакет, прислоненный к чернильнице на столе.

— Что это такое? Телеграмма? — сказал он, беря пакет в руки.

Это действительно была телеграмма, адресованная Люции. Подойдя к лампе, она открыла ее и посмотрела на подпись. Телеграмму прислал

Кольский. Вильчур пошел заглянуть в больничную палату, а Люция начала читать:

"Обращаюсь к вам от имени пани Добранецкой с отчаянной просьбой. У ее мужа подтвердилось опасное новообразование в мозгу. Состояние почти безнадежно. Минимальные шансы на спасение в операции. Она будет трудной и сложной. Добранецкий отказывается, потому что не верит в успех. Он сказал, что решится на операцию только в том случае, если ее согласится провести профессор Вильчур…"

Люция вытерла рукой лоб. Она не верила своим глазам.

"Пани Добранецкая умоляет вас, и я присоединяюсь к ее просьбе, чтобы вы согласились поговорить с профессором Вильчуром и он не отказался помочь умирающему. Она знает, что у нее нет права просить об этом, что они не заслужили благосклонности профессора и что он считает их своими врагами. Поэтому она обращается к вам через меня. Мы надеемся, что вы не откажетесь помочь. Ждем ответа по телеграфу. Кольский".

Люция скомкала телеграмму. Какая-то радость и в то же время раздумья наполнили ее. Вот сама судьба самым жестоким образом отыгралась на этих злых людях. Это рок заставил их обратиться за помощью и спасением к человеку, которому нанесли столько страшных обид.