Огненный крест. Книга 2. Зов времени - Диана Гэблдон

– Все верно, – сказала я, когда Роджер вопросительно посмотрел на меня. – Именно так.

Криво улыбнувшись в ответ, Роджер опустил взгляд и уставился в схему.

– Так вы можете определить? – наконец спросил он, не отрывая глаз от блокнота. – Можете сказать точно?

– Нет, – ответила я, со вздохом бросая кусок ткани в корзину для белья. – В смысле, я не могу точно узнать, твой ли сын Джемми. Возможно, получится определить с точностью, если он таковым не является.

– Как так? – Роджер побледнел.

– У Бри третья группа крови, а у меня вторая. Значит, ей передался ген третьей группы и мой ген первой группы, один из которых затем перешел к Джемми. Ты мог передать ему только первую группу крови, другого гена у тебя нет.

Я показала на небольшую подставку с пробирками с сывороткой, стоявшую у окна, – их содержимое отливало коричневато-золотым в лучах вечернего солнца.

– Итак. Если и Бри, и ты, его отец, передали Джемми ген первой группы, значит, у него первая группа крови – в ней не будет никаких антител, и она не среагирует на сыворотку из моей крови или из крови Джейми или Бри. Если от Бри Джемми получил ген третьей группы, а от тебя – первой, то у него третья группа крови – она среагирует на сыворотку из моей крови, но не из крови Бри. В обоих случаях ты можешь быть его отцом – однако им может оказаться любой человек с первой группой крови.

Сделав глубокий вдох, я взяла карандаш и начала рисовать свою схему под схемой Роджера. Я медленно водила карандашом, проговаривая вслух возможные варианты.

– Но… – постучала я карандашом по бумаге, – если у Джемми вторая или четвертая группа, то у его отца не была гомозиготная первая группа – это когда оба гена одинаковы, как у тебя. – Слева от предыдущей записи я записала другие варианты.

Роджер посмотрел на этот «х», явно задаваясь вопросом, почему я так написала. Конечно, кандидатом в отцы Джемми не мог быть кто угодно, и все же я не написала там «Боннет» – может, из-за суеверия, а может, просто не хотела волновать Роджера.

– Не забывай, – будто оправдывалась я, – что первая группа – очень распространенная.

Роджер что-то проворчал в ответ и, присев, с задумчивым видом уставился на схему, слегка прикрыв глаза.

– Значит, – наконец произнес он, – если у него первая или третья группа крови, то он может быть моим сыном, но это не точно. Если вторая или четвертая – Джемми точно не мой.

Роджер медленно потирал пальцем бинт на руке.

– Результат приблизительный, – сглотнув, сказала я. – Я не могу… в смысле, всегда есть возможность ошибки.

Роджер кивнул, не глядя на меня.

– Вы говорили об этом Бри? – тихо спросил он.

– Конечно. Она не желает знать, но сказала, чтобы я сделала тест, если ты хочешь.

Роджер нервно сглотнул и резко поднял руку к шраму на горле.

Я отвернулась, чтобы оставить его наедине с мыслями, и склонилась над микроскопом. Придется сделать сетку – счетную сетку, которую можно наложить на стекло, чтобы оценить относительную плотность зараженных малярией клеток. Правда, на тот момент достаточно было определить и на глазок.

Я вдруг подумала, что теперь, когда у меня есть пригодный краситель, надо взять кровь и у остальных в Ридже – для начала хотя бы у всех живущих в доме. В горах комары встречались куда реже, чем у побережья, но их все равно немало, и даже если у Лиззи все в порядке, она может быть потенциальным переносчиком инфекции.

– …четыре, пять, шесть… – Я считала зараженные клетки себе под нос, пытаясь не обращать внимания ни на Роджера, сидящего позади меня на табурете, ни на внезапное воспоминание, которое непроизвольно всплыло у меня в голове, когда я назвала ему группу крови Брианны.

В возрасте семи лет ей удалили гланды. До сих пор помню, как хмуро доктор взглянул на ее медкарту, в которой как раз была отмечена группа крови, – пациентки и ее родителей. У Фрэнка, как и у меня, была вторая группа крови. А если у обоих родителей вторая группа, у них ни при каких обстоятельствах не может родиться ребенок с третьей группой крови.

Доктор оторвал взгляд от медкарты, посмотрел на меня, затем на Фрэнка, потом снова на меня. Его лицо искривилось от смущения, а глаза холодно изучали меня, словно на моем лбу было написано «блудница».

Фрэнк, слава богу, заметил взгляд доктора и спокойно сказал:

– Моя жена овдовела, я удочерил Бри еще малышкой.

Доктор тут же растаял, а Фрэнк крепко схватил меня за руку за складками моей юбки…

Послышался какой-то звук – это Роджер позади меня поднялся. Я обернулась, и он улыбнулся.

– Кровь не важна, – тихо сказал Роджер. – Он мой сын.

– Да, – ответила я, и к горлу подступил комок. – Знаю.

Мгновение тишины нарушил громкий треск, и я испуганно оглянулась. Мимо моих ног пронеслись перья индюшки, и Адсо, застигнутый на месте преступления, выскочил из кабинета с огромным опахалом в виде откушенного крыла, зажатым в зубах.

– Ах ты, кровожадный котяра! – крикнула я.

Глава 98

Умный парнишка

С востока дул холодный ветер; Роджер слышал, как он с воем носится мимо потрескавшейся стены прямо у его головы, как шумят и скрипят сгибаемые ветром деревья за домом. Внезапный порыв ударил в промасленную шкуру; она с треском надулась и соскочила с одной стороны окна, которое прикрывала, и сквозняк со свистом смел бумаги со стола и едва не потушил свечу – пламя пугающе пригнулось.

Роджер поспешил убрать свечу от греха подальше, затем рукой прижал шкуру к окну и обернулся посмотреть, не проснулись ли от шума жена с сыном. Шелохнулась кухонная тряпка, висевшая на гвозде у очага, слегка загудела кожа на бойране, в прикрытом очаге вдруг вспыхнул язык пламени. Холодный воздух коснулся щеки Брианны.

Она пошевелилась, но лишь сильнее закуталась в лоскутные одеяла, блеснули растрепанные сквозняком рыжие пряди. Тележка, в которой теперь спал Джемми, стояла за большой кроватью, и из того угла не доносилось ни звука.

Роджер наконец выдохнул и, покопавшись в чаше, где хранился всякий полезный хлам, достал гвоздик. Он вбил его на место основанием ладони и заглушил сквозняк – теперь холодный воздух слегка просачивался из-под шкуры. Роджер начал собирать разлетевшиеся бумаги.

«Вернется ли Телфер?

Сделаешь ли ты хоть что-нибудь для меня?»

Стирая с пера засохшие чернила, Роджер мысленно повторял эти слова, которые в его голове звучали надтреснутым голосом старого Кимми Клеллана.

Это была песня «Джейми Телфер из Фэйр-Додхед» – одна из древних баллад о разбойниках с бесконечными куплетами и десятками версий, но во всех рассказывается о попытках Телфера, живущего на границе Шотландии и Англии, собрать друзей и родню, чтобы отомстить за нападение на его дом. Роджер знал три варианта песни, а у Клеллана был еще один – с совершенно другим сюжетом относительно Уилли, кузена Телфера.

«Клянусь телом моим, – сказал Уилли Скотт.

– Клянусь тебе шкурой теленка!»

По словам Кимми, он пел самому себе одинокими вечерами или развлекал хозяев, разделявших с ним очаг. Он помнил все песни своей юности, проведенной в Шотландии, и с радостью пел их столько раз, сколько люди были готовы слушать.

В большом доме с удовольствием послушали пару-тройку песен из репертуара Клеллана, на четвертой начали зевать и засыпать, после чего пробормотали извинения и с сонным взглядом разошлись по спальням, оставив старика на Роджера, который наливал ему виски и просил спеть снова, чтобы получше запомнить слова.

Правда, память – штука непредсказуемая, подверженная случайным провалам и непроизвольным домыслам, которые занимают место фактов. Важные вещи лучше доверять бумаге.

«Я не дам скоту вернуться,

Не ради твоей любви и не из страха…»

Перо поскрипывало, захватывая слова одно за другим и прижимая их к листку, будто светлячков. Мышцы Роджера свело от холода и долго сидения за столом, но он был настроен записать все новые куплеты, пока они не забылись. Мало ли, вдруг утром Клеллана съест медведь или на голову ему упадет камень – несмотря на это, Уилли, кузен Телфера, будет жить.

«Но я уведу скот Джейми Телфера

Назло всем шотландцам, что…»

Видимо, в фитиле попался какой-то надлом, и свеча зашипела. Свет, падающий на лист бумаги, дрогнул и заколыхался, пламя свечи превратилось в мерцающего синеватого карлика, будто вдруг погасло миниатюрное солнце, и написанные слова скрылись в тени.

Роджер бросил перо и, выругавшись себе под нос, схватил глиняный подсвечник. Он слегка подул на фитиль, надеясь оживить пламя.

– «Но Уилли ударили по голове», – бормотал Роджер и дул на свечу, бормоча слова песни, чтобы не забыть их. – «Но Уилли ударили по голове/И меч прошел сквозь шлем/ И Харден в гневе зарыдал /Когда Уилли убитый на земле лежал…».

Оранжевым венцом с рваными краями пламя ненадолго поднялось, подпитываемое дыханием Роджера, однако стало вновь затухать, несмотря на старания Роджера, пока не превратилось в раскаленную докрасна точку, которая насмешливо померцала пару секунд и исчезла, оставив в полумраке комнаты лишь белый дымок и запах горячего воска.