Том 24. В зыбкой тени. Итак, моя милая... Если вам дорога жизнь. - Джеймс Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты на меня уставился? — вскинулся мэр. — Это твоя вотчина, а не моя, черт подери!
— Верно, моя вотчина. — Террел глубоко затянулся. — А раз так, то поверь специалисту, мотив есть всегда. Иногда скрытый в глубине, но есть. Когда же имеешь дело с психопатической личностью, мотив не определить сразу, надо покопаться как следует. Маккин был типичным представителем деловых людей нашего города, Лиза Мендоса — музыкантом. Между ними на первый взгляд нет ничего общего, кроме смерти, но эта смерть — средство сделаться известным человеку, который называет себя Палачом. Умно придумал гаденыш, ничего не скажешь… С этим именем он моментально угодил на первые полосы газет. С ним же посеял панику в городе. Мне кажется, последнее и есть мотив, которого нам недостает: посеять панику в городе. Другого не вижу.
— Что за чушь ты порешь! Зачем ненормальному человеку сеять в городе панику?
— Тем не менее паника налицо, — спокойно заметил Террел. — Я не могу утверждать, что прав на сто процентов, но ты можешь дать другое объяснение?
Хэдли задумался, потом резко оттолкнулся от кресла и поднялся.
— Пора передохнуть. Извини, Фрэнк, что грубо разговаривал. Просто я устал. О том, что нас ожидает завтра, и думать не хочу.
Террел промолчал, но волей-неволей представил себе завтрашние газеты, бесконечные телефонные звонки, скандальное выступление Пита Гамильтона в теленовостях.
— Что мы предпримем? — на прощание спросил мэр.
— Теперь это зависит от тебя, — ответил Террел. Он наклонился и выбил из трубки табак в пепельницу. — Прежде чем ехать в управление, я хочу знать, ты на моей стороне?
— Естественно, а на чьей же?
— Недавно ты говорил, что я могу потерять работу. Думаешь, новый начальник полиции распутает клубок быстрее меня?
На щеке Хэдли дернулся мускул.
— На кой дьявол мне нужен новый капитан! Этого мерзавца повяжешь только ты.
Террел поднялся:
— Хоть тут ты оказался на высоте. Но если доверяешь, убедительно прошу: больше никакой паники.
— Молодец, Фрэнк, — раздался голос Моники за дверью. — Я все ждала, кто вернет Лоусону надежду!
Мужчины обернулись и тут же поняли, что она подслушивала весь их разговор.
Как ни странно, у Хэдли полегчало на душе. Но он сконфузился, не представляя, как прореагирует на все случившееся Террел.
— Ох уж эти жены! — воскликнул он с пафосом. — Может быть, заберешь ее у меня, а, Фрэнк?
Террел сразу смягчился. Подмигнул Монике, заглядывающей в щель приоткрытой двери.
— Не будь у меня собственной надзирательницы, поймал бы тебя на слове, — пошутил он. — Одна другой стоят.
И направился к выходу.
Джек Андерс, швейцар отеля «Плаз-Бич», маячил в центре красного ковра, устилающего мраморные ступени перед солидными порталами. Сильные руки были сцеплены за спиной, а пронзительные серые глаза изучали бульвар перед входом лучшей гостиницы Парадиз-Сити.
Андерс был ветераном Второй мировой войны, обладал наградами за доблесть в боевых действиях, а теперь являлся весьма примечательной фигурой на бульваре. Швейцаром «Плаза-Бич» он служил последние двадцать лет.
Утро в курортном городе никогда не было часом пик, и Андерс мог позволить себе расслабиться. Через пару-тройку часов начнут съезжаться гости на предобеденный коктейль, и тогда работы у него будет хоть отбавляй: открывать дверцы подъезжающих лимузинов, инструктировать водителей насчет удобной парковки, приветствовать постоянных клиентов, отвечать на идиотские вопросы, информировать о деталях гостиничной жизни и, самое существенное, получать чаевые. Никому из клиентов гостиницы не приходило в голову заговорить с Андерсом, не приготовив заранее ту или иную купюру. Но сейчас, в половине десятого, он не ожидал никаких посягательств на свою независимость и потому блаженствовал.
Постовой Пэт Макдауэлл, массивный ирландец средних лет, дежуривший на бульваре на случай транспортного затора, заодно приглядывавший за порядком вокруг гостиницы, остановился рядом с Андерсом.
Они были друзьями. Вот уже много лет в любую погоду Андерс стоял на страже перед гостиницей. А Макдауэлл прохаживался по бульвару и каждые два часа подходил к ее входу — передохнуть и малость пообщаться.
— Ну, как там ваш приятель Палач? — поинтересовался Джек Андерс, когда Макдауэлл остановился рядом: — Я тут радио слушал. Мои старики все белье промочили.
— Если бы только твои старики… — мрачно заметил полицейский. — Не жизнь пошла, а хрен знает что. Мне еще повезло, что отсюда не забрали. Старье, вроде меня, пощадили, а всех остальных отрядили искать этого сукина сына. Утром прикатили два грузовика с людьми из Майами. Да какой от них толк-то? Обстановки не знают, города тоже. Одна трата сил и времени.
— Как думаешь, Гамильтон треплется по делу? — невинно спросил Андерс. Не преминул подколоть фараона.
— Этот брехун? — Макдауэлл фыркнул. — Я его имени и слышать не хочу… Трепло: только и знает, что воду мутить. Что он тявкал на этот раз?
— Убийца якобы маньяк, который зациклился на убийствах богатеев.
Макдауэлл сдвинул фуражку на лоб и почесал затылок.
— Богатых не любят все, включая других богатых, но это еще не значит, что их надо убивать. — глубокомысленно изрек он наконец. — Я, к примеру, тоже не сгораю от любви к ним. Но это не делает из меня маньяка.
— Как думаешь, поймают этого психопата?
— Не сомневаюсь ни секунды. — Макдауэлл вернул фуражку на место. — Капитан Террел — мужик крутой и головастый, ему палец в рот не клади, откусит. Но какое-то время на поиски уйдет, понятное дело.
Ко входу подкатил сияющий «роллс-ройс» песочного цвета, и, оставив Макдауэлла, Андерс спустился по ковру и открыл дверцу машины.
— Доброе утро, Джек. — Симпатичного толстяка, выбравшегося из машины, звали Родни Бразенстайн. Это был удачливый адвокат, и каждое утро он навещал своих клиентов, постоянно обитающих в гостинице. — Миссис Данк Бройлер не появлялась?
— Для нее рановато, сэр, — ответил Андерс. — Жду ее минут через пятнадцать.
— Если спросит, скажи, пожалуйста, что я еще не приезжал. — Бразенстайн сунул долларовую банкноту в раскрытую ладонь, после чего поспешно вошел в гостиницу.
Шофер отвез «ролле» на стоянку, а Макдауэлл снова подошел к Андерсу.
— У тебя мозолей на пальцах от трения о портрет Вашингтона нет? — с заботой в голосе спросил полицейский.
— Бог миловал, — мгновенно отреагировал Андерс. — Только не думай, что брать так просто. Это целая наука. На тренировку я затратил годы.
— Неужто? — Макдауэлл покачал головой. — Я без передышки утюжу этот чертов бульвар столько лет, и хоть бы кто мне доллар сунул в лапу.
— Недооцениваешь личное обаяние, — пояснил Андерс. — Больше расплывайся в улыбке, а не строй угрожающие гримасы.
Из гостиницы, припадая на одну ногу, вышла крошечная женщина с небесно-голубыми волосами и сморщенным личиком. Скрюченные подагрой пальчики были унизаны кольцами с бриллиантами.
Андерс в ту же секунду оказался рядом.
— Миссис Клейтон!
Глядя на приятеля, Макдауэлл поразился: такое неподдельное восхищение читалось на обветренной, жесткой, как прошлогодний бифштекс, физиономии Андерса.
— Куда это собралась наша красавица?
Маленькая женщина жеманно улыбнулась и с восхищением воззрилась на предупредительного швейцара.
— Да вот, Джекки, надумала немного прогуляться.
— Миссис Клейтон! — Обеспокоенность в голосе швейцара заставила заволноваться даже Макдауэлла. — Разве доктор Лонстайн разрешил вам прогуляться?
Женщина виновато покосилась на него:
— Если честно, то нет. Но вы ему ничего не скажете, надеюсь?
— Конечно-конечно, это останется между нами, но… — Андерс нежно взял ее за локоток и начал потихоньку запихивать обратно в гостиницу. — Желательно все же вам не рисковать здоровьем. Посидите пока в холле спокойненько, миссис Клейтон. А я попрошу мистера Бивена позвонить доктору Лонстайну. Иначе погуляете, устанете, ножки заболят, а мне потом отвечать?
— Вот это обхождение, — пробормотал Макдауэлл, когда резвушка-попрыгунья была водворена за стеклянную дверь.
Через несколько минут Андерс вернулся на свой пост. Макдауэлл все еще стоял у входа, не в силах оправиться от увиденного.
— Миссис Генри Уильям Клейтон, — объяснил Андерс, прочитав немой вопрос в его расширенных зрачках. — Ее старик сыграл в ящик шесть лет назад и оставил ей пять миллионов.
Макдауэлл выпушил глаза:
— Ты хочешь сказать, что этот мешочек с искривленными косточками стоит пять миллионов?
Андерс нахмурился:
— Пэт, не надо плохо говорить о женщинах.
— Ладно, не буду; — согласился полицейский. — Но ты же сам задал старушке перцу?