Вожди и разведка. От Ленина до Путина - Дамаскин Игорь Анатольевич

Грушко вспоминает далее: «Перед крупными международными мероприятиями в любой стране обращаются за сведениями и советом к разведке… В июле 1991 года Горбачев должен был встретиться с руководителями «большой семерки» в Лондоне. В сообщениях СМИ витали спекуляции о возможном выделении Советскому Союзу займа в 24 миллиарда долларов. У нас были точные сведения, что это блеф и сознательная дезинформация.

Много раз я задавал Крючкову вопрос о том, с чем же едет наш президент в Лондон. Председатель с горечью отвечал мне, что ему это неизвестно! Вопрос даже не рассматривался на Совете безопасности. Мы поинтересовались в Министерстве обороны. Министр Язов (под чьим управлением находится ГРУ) также не был осведомлен ни о чем, за исключением сведений разведки о подготовке к встрече и ожиданиях на Западе. Такими сведениями из-за рубежа располагал и КГБ. А вот о том, что происходит в «собственном доме», нас всех держали в неведении. О содержании своих международных переговоров в отличие от других руководителей КПСС Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе перестали информировать членов Политбюро и секретарей ЦК партии еще в 1989 году. «Подготовка» к лондонской встрече «семерки» летом 1991 года стала наиболее характерным примером.

Что действительно происходило в Лондоне, мы узнали, получив подробнейшую информацию от нашей агентуры на Западе, Но можно ли было в такой ситуации говорить о нормальном государственном руководстве в Советском Союзе?»

Однако совсем уж обвинять Горбачева в пренебрежительном отношении к разведке и ее руководителям и сотрудникам, не совсем корректно. Он, например, на закрытом собрании 15 декабря 1984 года в посольстве СССР в Лондоне в своем выступлении хвалил достижения сотрудников научно-технической разведки, которые способствовали перестройке, добывая западные технологии. Год спустя Горбачев с похвалой отозвался о «целеустремленной деятельности» руководителей КГБ и ГРУ, которые способствовали «улучшению работы в условиях, создаваемых теперешним этапом развития нашего общества и развертыванием процесса демократизации». Сказано заумно, но, в общем ясно, что он доволен работой ГРУ и КГБ.

В 1987 году Горбачев направился в Вашингтон дня подписания договора об уничтожении ракет среднего и малого радиуса действия. В составе делегации был и председатель КГБ Крючков, который, конечно, летел инкогнито под чужой фамилией. Это был знак высокого уважения Горбачева не только лично к Крючкову, но и к службе, которую он возглавлял. Кстати, до Крючкова в капиталистические страны, находясь на посту главы органов государственной безопасности, выезжали только Дзержинский (в 1918 году в Швейцарию для встречи с семьей) и Берия (в 1944 году в Тегеран для сопровождения Сталина на встречу глав трех великих держав).

Михаил Горбачев проводил активную внешнюю политику. Мы сейчас не будем касаться вопроса, была ли она правильной и полезной для страны. Скорее всего, нет. Но так или иначе, он считал крайне важным получение разведывательных данных, в частности, о реагировании за рубежом на начатую им перестройку как на внутреннем, так и на внешнем фронте. Для этого ему был нужен более молодой и динамичный руководитель разведки, чем Крючков, который пошел на повышение и стал Председателем КГБ. На его место был назначен Шебаршин, который в 27-летнем возрасте перешел из МИДа в систему внешней разведки, прошел все ступени карьерного роста и был специалистом по добыче и анализу политической информации. А это как раз и требовалось Горбачеву.

Вторым приоритетным направлением для Горбачева было получение научно-технической информации. Она целым потоком шла по линии ПТУ, ГРУ, Госкомитета по науке и технике, Госкомитета по экономическим связям, Академии наук. Девяносто процентов этой информации поставляли ПТУ и ГРУ, и зачастую ведомства, которым она предназначалась, не успевали «переваривать» ее.

Еще одним важным направлением работы разведки, которое привлекло внимание Горбачева, стала борьба с международным терроризмом. Это направление было привлекательным для Горбачева не только и не столько потому, что он опасался проникновения террористов в СССР или их акций против нашей страны за рубежом, а прежде всего потому, что это создавало возможность контактов нашей разведки с западными спецслужбами, их объединение против общего врага и тем самым сближение нашей страны с Западом. Цель благородная, ничего не скажешь.

Но как-то так получалось, что все, за что ни брался Горбачев, в конечном счете оборачивалось против интересов Советского Союза.

Вот что сказал на семинаре в Американском университете в Турции сам Горбачев в 1999 году (цитата из газеты Usvit [ «Заря»] № 24, Словакия):

«Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма… Мне удалось найти сподвижников в реализации этих целей. Среди них особое место занимают А. Яковлев и Э. Шеварднадзе, заслуги которых в нашем общем деле просто незаменимы».

Если к этому добавить слова бывшего министра иностранных дел Козырева, который вслед за Шеварднадзе в одном из интервью заявлял: «Я счастлив, что участвовал в развале Советского Союза», то картина становится вполне ясной.

Андропов бдительно предупреждал руководство страны об опасности «агентов влияния ЦРУ», находящихся на самом верху. Однако Горбачев счел эти опасения преувеличенными, а возможно, и нечаянной «наводкой» на людей, которые ему пригодятся в дальнейшем.

Андропов одним из первых рассмотрел внутреннюю сущность одного из таких людей — А. Яковлева и отклонил его кандидатуру на пост секретаря ЦК, после его длительного пребывания в Канаде в качестве посла. Он сказал одному из своих помощников:

— Яковлев слишком долго пробыл за рубежом в капиталистической стране и внутренне переродился.

Но Горбачев игнорировал мнение Андропова. В свое время в «Правде» появилась аргументированная статья Крючкова «Посол беды», в которой говорилось, что Яковлев является именно таким агентом. Однако расследование Генпрокуратуры после такого заявления ни к чему не привело.

Добавлю от себя, что имя Яковлева мне еще в 1985 году называл американский деятель, с которым у меня был неофициальный контакт. Я немедленно доложил об этом лично Крючкову и по его приказу изложил это на бумаге письменно в одном экземпляре. Что стало с этой запиской, мне неизвестно.

Обстановка в Восточной Германии, т. е. в ГДР, с самого начала ее образования была напряженной. Народ был недоволен коллективизацией, национализацией, падением жизненного уровня, отсутствием элементарных признаков демократии. Уже в июне 1953 года прошли волнения и забастовки (в нашей прессе их называли «волынками»), подавленные с помощью нашего оружия, увеличилось количество побегов за границу (в том же 1953 году — 331 390 лиц), с тех пор обстановка не улучшалась.

Главой Министерства Госбезопасности в 1957 году стал Мильке, который начал перестраивать Штази. С этого времени КГБ перестал открыто диктовать свою волю, хотя на самом деле держал офицеров связи во всех 8 управлениях Штази и в 15 окружных управлениях до самого конца, пока ГДР окончательно не прекратило своего существования. Особое внимание советские чекисты придавали Главному управлению «А», которым руководил Маркус Вольф.

В течение 20 лет отношение между МГБ ГДР и КГБ основывались на неформальных договоренностях между Мильке и главами советских органов безопасности. 29.03.1978 Мильке и Андроповым был подписан первый официальный протокол между МГБ ГДР и КГБ.

Четыре года спустя, 10.09.1982, Председатель КГБ Федорчук подписал формальное соглашение с Мильке, который обязался взять на себя все техническое обеспечение резидентуры КГБ в Восточной Германии.

Один из отделов Штази находился в Потсдаме, там же был мозговой центр ГРУ в Германии.

Мильке и Председатель КГБ периодически подписывали соглашения о сотрудничестве. Последний такой документ, действовавший с 1987 по 1991 годы, был подписан Чебриковым и Мильке.

КГБ полагался на поддержку Штази во всех сферах разведывательной деятельности. Основной упор делался на внешнюю разведку.