Собрание сочинений в четырех томах. Том 1 - Эдгар По
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
ЧЕРВЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ
Смотри! огни во мраке блещут(О, ночь последних лет!).В театре ангелы трепещут,Глядя из тьмы на свет,Следя в слезах за пантомимойНадежд и вечных бед.Как стон, звучит оркестр незримый:То — музыка планет.
Актеров сонм, — подобье Бога, —Бормочет, говорит,Туда, сюда летит с тревогой, —Мир кукольный, спешит.Безликий некто правит ими,Меняет сцены вид,И с кондоровых крыл, незримый,Проклятие струит.
Нелепый Фарс! — но невозможноНе помнить мимов тех,Что гонятся за Тенью, с ложнойНадеждой на успех,Что, обегая круг напрасный,Идут назад, под смех!В нем ужас царствует, в нем властныБезумие и Грех.
Но что за образ, весь кровавый,Меж мимами ползет?За сцену тянутся суставы,Он движется вперед,Все дальше, — дальше, — пожираяИграющих, и вотТеатр рыдает, созерцаяВ крови ужасный рот.
Но гаснет, гаснет свет упорный!Над трепетной толпойВниз занавес спадает черный,Как буря роковой.И ангелы, бледны и прямы,Кричат, плащ скинув свой,Что «Человек» — названье драмы,Что «Червь» — ее герой!
1840
1
МОЛЧАНИЕ
Есть свойства, бестелесные явленья,С двойною жизнью; тип их с давних лет, —Та двойственность, что поражает зренье:То — тень и сущность, вещество и свет.
Есть два молчанья; берега и море,Душа и тело. Властвует одноВ тиши. Спокойно нежное, оноВоспоминаний и познанья горе
Таит в себе, и «больше никогда»Зовут его. Телесное молчанье,Оно бессильно, не страшись вреда!
Но если встретишь эльфа без названья, —Молчанья тень, в пустынях без следа,Где человек не должен ставить ногу,
Знай: все покончено! предайся Богу!
1842
1
ЛИНОР
Расколот золотой сосуд, и даль душе открыта!Лишь тело тут, а дух несут, несут струи КоцитаА! Ги де Вер! рыдай теперь, теперь иль никогда!Твоя Линор смежила взор, — в гробу, и навсегда!Обряд творите похорон, запойте гимн святой,Печальный гимн былых времен о жертве молодой,О той, что дважды умерла, скончавшись молодой!
«Лжецы! вы в ней любили прах, но гордость кляли в ней!Когда в ней стебель жизни чах, вы были с ней нежней.Так как же вам творить обряд, как петь вам гимн святой?Не ваш ли взгляд, недобрый взгляд, не вы ли клеветойНевинность в гроб свели навек, — о! слишком молодой!»
Peccavimus. Но наших уз не отягчай! звучитПусть грустный звон, но пусть и он ее не огорчит.Линор идет, — «ушла вперед», — с Надеждой навсегда.Душа темна, с тобой она не будет никогда, —Она, дитя прекрасных грез, что ныне тихий прах.Жизнь веет в золоте волос, но смерть в ее очах…Еще есть жизнь в руне волос, но только смерть в очах.
«Прочь! в эту ночь светла душа! Не плакать мне о ней!Меж ангелов пою, спеша, пэан далеких дней.Пусть звон молчит, пусть не смутит, в ее мечтах, вдали,Ту, что плывет к лучам высот от проклятой земли,К друзьям на зов, от всех врагов (и сон земной исчез)!Из ада ввысь несись, несись — к сиянию небес,Из мглы, где стон, туда, где трон властителя небес!
1844
1
СТРАНА СНОВ
Тропкой темной, одинокой,Где лишь духов блещет око,Там где ночью черный трон(Этим Идолом) взнесен,Я достиг, недавно, сонный,Граней Фуле отдаленной,И божественной, и странной, дикой области, взнесеннойВне Пространств и вне Времен.
Бездонный дол, безмерности потока,Пещеры, бездны, странные леса;На облики, каких не знало око,Что миг, то каплет едкая роса.Горы рушатся всечасноВ океан без берегов,Что валы вздымает властноДо горящих облаков.Озер просторы, странно полноводных,Безмерность вод, — и мертвых, и холодных,Недвижность вод, — застывших в мгле бессилииПод снегом наклоненных лилий.
Там близ озер, безмерно полноводных,Близ мертвых вод, — и мертвых, и холодных, —Близ тихих вод, застывших в мгле бессилийПод снегом наклоненных лилий, —Там близ гор, — близ рек, бегущих,Тихо льющих, век поющих; —Близ лесов и близ болот,Где лишь водный гад живет;Близ прудов и близ озер,Где колдуний блещет взор;В каждом месте погребальном,В каждом уголку печальном,Встретит, в ужасе немом,Путник — Думы о былом, —Формы, в саванах унылых,Формы в белом, тени милых,Что идут со стоном там,В агонии, предаваясь и Земле и Небесам!
Для сердец, чья скорбь безмерна,Это — край услады верной,Для умов, что сумрак АдаЗнают, это — Эль-Дорадо!Но, в стране теней скользя,Обозреть ее — нельзя!Тайн ее вовек, вовекНе познает человек;Царь ее не разрешит,Чтоб был смертный взор открыт;Чье б скорбное Сознанье там ни шло,Оно все видит в дымное стекло.
Тропкой темной, одинокой,Где лишь духов блещет око,Из страны, где Ночью — трон(Этим Идолом) взнесен,Я вернулся, утомленный,С граней Фуле отдаленной.
2
ВОРОН
Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,Меж томов старинных, в строки рассужденья одногоПо отвергнутой науке, и расслышал смутно звуки,Вдруг у двери словно стуки, — стук у входа моего.«Это — гость, — пробормотал я, — там, у входа моего,Гость, — и больше ничего!»
Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,Был как призрак — отсвет красный от камина моего.Ждал зари я в нетерпеньи, в книгах тщетно утешеньеЯ искал в ту ночь мученья, — бденья ночь, без той, когоЗвали здесь Линор. То имя… Шепчут ангелы его,На земле же — нет его.
Шелковистый и не резкий, шорох алой занавескиМучил, полнил темным страхом, что не знал я до того.Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешеньеЯ твердил: «То — посещенье просто друга одного».Повторял: «То — посещенье просто друга одного,Друга, — больше ничего!»
Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:«Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.Дело в том, что задремал я, и не сразу расслыхал я,Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего».Говоря, открыл я настежь двери дома моего.Тьма, — и больше ничего.
И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,Полный грез, что ведать смертным не давалось до того!Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.Я шепнул: «Линор», и эхо — повторило мне его,Эхо, — больше ничего.
Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела).Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.Но сказал я: «Это ставней ветер зыблет своенравней,Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,Будь спокойно, сердце! Это ветер, только и всего.Ветер, — больше ничего!»
Растворил свое окно я, и влетел во глубь покояСтатный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,Сел, — и больше ничего.
Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,В строгой важности — сурова и горда была тогда.«Ты, — сказал я, — лыс и черен, но не робок и упорен,Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночьвсегда!Как же царственно ты прозван у Плутона?» Он тогдаКаркнул: «Больше никогда!»
Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.Но не всем благословенье было — ведать посещеньеПтицы, что над входом сядет, величава и горда,Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,С кличкой «Больше никогда!»
Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,Наконец, я птице кинул: «Раньше скрылись без следаВсе друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!..» Он тогдаКаркнул: «Больше никогда!»
Вздрогнул я, в волненьи мрачном, при ответе столь удачном.«Это — все, — сказал я, — видно, что он знает, жив годаС бедняком, кого терзали беспощадные печали,Гнали в даль и дальше гнали неудачи и нужда.К песням скорби о надеждах лишь один припев нуждаЗнала: больше никогда!»
Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица.Быстро кресло подкатил я, против птицы, сел туда:Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний,Сны за снами; как в тумане, думал я: «Он жил года,Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,Криком: больше никогда?»
Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слогаПтице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда.Это думал и иное, прислонясь челом в покоеК бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда…Ах! при лампе, не склоняться ей на бархат иногдаБольше, больше никогда!
И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо,Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда.«Бедный! — я вскричал, — то Богом послан отдых всемтревогам,Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, — да?Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудь Линор, — о, да?»Ворон: — «Больше никогда!»
«Вещий, — я вскричал, — зачем он прибыл, птица или демон?Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда?Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне,Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когдаВ Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?»Ворон: — «Больше никогда!»
«Вещий, — я вскричал, — зачем он прибыл, птица или демон?Ради неба, что над нами, часа страшного суда,Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальной,Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда?Ту мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?»Ворон: — «Больше никогда!»
«Это слово — знак разлуки! — крикнул я, ломая руки.Возвратись в края, где мрачно плещет Стиксова вода!Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорных!Не хочу друзей тлетворных! С бюста — прочь, и навсегда!Прочь — из сердца клюв, и с двери — прочь виденьенавсегда!»Ворон: — «Больше никогда!»
И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,Там, над входом, Ворон черный, с белым бюстом слит всегда!Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, —И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, —Знаю, — больше никогда!
1845
