Собрание сочинений в четырех томах. Том 1 - Эдгар По

5

АЙРИНА

Поет луна, звезда колдуний:— Вот полночь в сладостном Июне.Рой снов крылатых с высотыСомлел на веках Красоты,Иль на челе ее ведетВ старинных масках хоровод,И в локоны, что зыбко свисли,Он впутал облики и мысли.

Дурманный пар наитий, мглистый,Плывет от кроны золотистой.Высь башен тает, чтоб уснуть,Туманом окружая грудьКак Лета (видишь!), дремлют водыСознательно в тиши природы,Чтоб не проснуться годы, годы!Вдыхает розмарин могила;На волнах лилия почила;И ели, там и сям, в тумане,Чуть зыблясь, шепчут песню, пьяны,Дубам хмельным, но одиноким,Склоненным к пропастям глубоким.Вкусила Красота покой,Раскрыв окно на мир ночной.Айрина спит — с своей судьбой.

Лучи ей на ухо поют:«Прекрасная! зачем ты тут?Твой странен вид, — странны ресницы,Твой странен локон, что змеится.Ты, чрез моря, пришла откуда,Дубам суровым нашим — чудо?Чем ветер мнил тебе служить,Окно спеша на мглу открыть,Чтоб, сквозь него, тебе напелиТвой сон хмельной напевы елей,Качая пурпур балдахина,Как знамя, над тобой, Айрина?Прекрасная! проснись! проснись!Во имя Господа проснись!О странно, странно, как, взрастаяИ тая, ждет здесь тень цветная!»

Айрина спит. Спать мертвым тоже,Пока любивших горе гложет.Дух в летаргии длит молчанье,Пока в слезах — Воспоминанье.Но вот — две-три недели минут;Улыбки с уст унынье сдвинут.Дух, оскорблен, стряхнув истому,Прочь реет, к озеру былому,Где, меж друзей, он, в дни былые,Купался в голубой стихии;Там из травы, никем не смятой,Плетет венок, но ароматыС чела прозрачного ветрамПоют (внемлите тем словам!):«Увы! увы!» — Тоской объятый,Дух ищет прежние следыВ спокойной ясности воды;Их не найдя, летит в бездонность,В неведомую углубленность.

Айрина спит. О, если б сонГлубок мог быть, как долог он!О! только б червь не всполз на ложе!Тогда, — о, помоги ей, Боже! —Пусть навсегда сон снидет к ней,И спальня станет тем святей,А одр — печальный мавзолей!Пусть где-то в роще, древней, темной,Над ней восстанет свод огромный,Тот склеп, в чьи двери из металлаОна, дитя, кремни метала,Привыкнув тешиться, ребенком,Их отзвуком чугунно-звонким,Те двери (вход иного мира),Что, словно два крыла вампира,Вскрывались грозно, в глубь своюВбирая всю ее семью!

6

ПЭАН

Как реквием читать, — о смех! —Как петь нам гимн святой!Той, что была прекрасней всехИ самой молодой!

Друзья глядят, как на мечту,В гробу на лик святой,И шепчут: «О! Как красотуБесчестить нам слезой?»

Они любили прелесть в ней,Но гордость кляли вслух.Настала смерть. Они сильнейЛюбить посмели вдруг.

Мне говорят (а между темБолтает вся семья),Что голос мой ослаб совсем,Что петь не должен я,

И что мой голос, полн былым,Быть должен, в лад скорбей,Столь горестным, — столь горестным, —Что тяжко станет ей.

Она пошла за небосклон,Надежду увела;Я все ж любовью опьяненК той, кто моей была!

К той, кто лежит, — прах лучших грез,Еще прекрасный прах!Жизнь в золоте ее волос,Но смерть, но смерть в очах.

Я в гроб стучусь, — упорно бью,И стуки те звучатВезде! везде! — и песнь моюСопровождают в лад.

В Июне дней ты умерла,Прекрасной слишком? — Нет!Не слишком рано ты ушла,И гимн мой буйно спет.

Не только от земли отторгТебя тот край чудес:Ты видишь больше, чем восторгПред тронами небес!

Петь реквием я не хочуВ такую ночь, — о нет!Но твой полет я облегчуПэаном древних лет!

1833

1

КОЛИСЕЙ

Лик Рима древнего! Ковчег богатыйВысоких созерцаний, ВременамЗавещанных веками слав и силы!Вот совершилось! — После стольких днейСкитаний тяжких и палящей жажды —(Жажды ключей познанья, что в тебе!)Склоняюсь я, унижен, изменен,Среди твоих теней, вбирая в душуТвое величье, славу и печаль.

Безмерность! Древность! Память о былом!Молчанье! Безутешность! Ночь глухая!Вас ныне чувствую, — вас, в вашей силе! —Нет, в Гефсимании царь ИудейскийСтоль правым чарам не учил вовек!У мирных звезд халдей обвороженныйСтоль властных чар не вырывал вовек!

Где пал герой, здесь падает колонна!Где золотой орел блистал в триумфе,Здесь шабаш ночью правит нетопырь!Где римских дам позолоченный волосКачался с ветром, здесь — полынь, волчцы!Где золотой вздымался трон монарха,Скользит, как призрак, в мраморный свой дом,Озарена лучом луны двурогой,Безмолвно, быстро ящерица скал.

Но нет! те стены, — арки те в плюще, —Те плиты, — грустно-черные колонны, —Пустые глыбы, — рухнувшие фризы, —Карнизов ряд, — развалины, — руины, —Те камни, — ах, седые! — это ль все,Все, что от славы, все, что от колоссаОставили Часы — Судьбе и мне?

«Не все, — вещает Эхо, — нет, не все!Пророческий и мощный стон исходитВсегда от нас, от наших глыб, и мудрымТот внятен стон, как гимн Мемнона к Солнцу:Мы властны над сердцами сильных, властныСамодержавно над душой великих.Мы не бессильны, — мы, седые камни, —Не вся иссякла власть, не все величье, —Не вся волшебность нашей гордой славы, —Не вся чудесность, бывшая вкруг нас, —Не вся таинственность, что в нас была, —Не все воспоминанья, что висятНад нами, к нам приникнув, как одежда,Нас облекая в плащ, что выше Славы!»

1835

1

ОДНОЙ В РАЮ

В твоем все было взоре,О чем грустят мечты:Была ты — остров в море,Алтарь во храме — ты,Цветы в лесном просторе,И все — мои цветы!

Но сон был слишком неженИ длиться он не мог,Конец был неизбежен!Зов будущего строг:«Вперед!» — но дух, мятежен,Над сном, что был так нежен,Ждет — медлит — изнемог.

Увы! — вся жизнь — в тумане,Не будет больше нег.«Навек, — навек, — навек!»(Так волны в океанеПоют, свершая бег).Орел, убит, не встанет,Дуб срублен, дровосек!

Все дни мои — как сказки,И снами ночь живет:Твои мне блещут глазки,Твой легкий шаг поет,В какой эфирной пляскеУ итальянских вод.

Ты в даль морей пространныхПлывешь, меня забыв,Для радостей обманных,Для грез, чей облик лжив,От наших стран туманных,От серебристых ив.

2