Двойник. Арка 2. Том 2 (СИ) - Янтарный Дмитрий

— Я… я не могу потерять Миа… я слишком много вынес для того, чтобы к ней вернуться.

— Ну, как знаешь, — на удивление равнодушно сказал Аорташ, — мне, в принципе, неважно, чья это будет душа. Но последняя точка закрепления произойдёт ровно через сутки. Так что выбор у тебя невелик, коль ты решился на подобное, сам понимаешь, невелик. Кичандаш, Экиэраш, Фрайсаш. Или ты умираешь сам. Выбор за тобой, мой подопечный.

Голос Аорташа пропал, а я тихонько поднялся и принялся одеваться. Я и не подозревал, что во мне могут проснуться такие жестокие инстинкты! Близость скорой смерти сводила с ума, и мозг лихорадочно думал, пытаясь принять решение. Кичандаш, Фрайсаш и Экиэраш. До других таисианов я добраться не успею. Нет, Экиэраш точно отпадает. Ведь он — мой преемник в посольстве, и на него завязана клятва. С другой стороны — если я останусь жив, то смогу остаться и в посольстве! И тогда Экиэраш будет не так уж сильно нужен. Конечно, он умный, смышлёный, но всё же — не незаменимый.

Или же лишить жизни Кичандаша? Конечно, он обязался преподавать в Университете — но и это тоже могу делать я! И пусть советники только попробуют что-то вякнуть или попытаться манипуляциями чего-то от меня добиться!

Или же сделать то, что должно было случиться? И убить Фрайсаша? Того, кто раскрыл мне свою душу. Того, кто поклялся быть мне другом до самого конца. Да мне, по совести, даже и самому убивать его не надо. Просто подойти к нему, протянуть кинжал и сказать: «Прости, дружок, но мне было видение от Аорташа, что ты должен умереть. Так что, чтобы мне не пришлось марать руки, будь добр — сам, аккуратненько». А рядом будет стоять Мари и смотреть на это. И тогда уже она окажется в ситуации, когда тот, кто ей дорог, должен уйти, и она, едва получив надежду на счастливую жизнь в этом мире, снова потеряет её и впадёт в отчаяние…

В этот момент мне, уже вышедшему из палатки и подошедшему к реке, захотелось вскинуть голову и взвыть так сильно, как это только возможно. Ну, почему так?! Почему всем, всем в этом мире нашлось место и дело? И только я, выжатый, использованный всеми, должен умереть! Почему так несправедливо? ПОЧЕМУ ТАК НЕСПРАВЕДЛИВО?!

— Дэмиен, — мне мягко кто-то положил ладонь на плечо, — чего не спишь? Нам сил набираться надо.

Говорившим оказался Ринианд. А с учётом того, что я пребывал в человеческом облике, то и рука его ощущалась иначе. Я опустил голову. У меня больше не было сил притворяться, что всё хорошо.

— Я скоро умру, — прошептал я, — и ничего не могу с этим поделать.

Ладонь Ринианда сжалась так, что его коготки даже сквозь куртку кольнули мою кожу. Но потом он отпустил мою руку и тихо сказал:

— У нас так говорят: если тебе суждено умереть, значит, в этой жизни ты сделал всё, для чего был рождён, и тебя ждут в следующей. Следовательно, смерть надо принять с честью и достоинством, чтобы другие запомнили тебя именно таким.

Я мягко стряхнул с себя его руку. Он, безусловно, говорил правильные вещи, но сейчас мне хотелось побыть одному.

— В любом случае — решать, конечно, тебе. И всё же, — он мягко коснулся моей ладони, позволяя почувствовать подушечки на пальцах, — один раз ты уже был готов умереть, входя в Храм Тысячи и Семи снов и понимая, что это может быть конец. И всё же ты жив. Как знать, может быть, и в этот раз всё будет хорошо. Ведь ты хоть и наивен, Дэмиен, но даже наивность в правильных руках порой творит самые настоящие чудеса. Ведь что нужно, чтобы случилось ещё одно чудо? Нужно, чтобы в него кто-нибудь поверил.

Из моих глаз давно текли слёзы от острой жалости к себе, но плакал я молча. Чуткий леопард, понимая, что сейчас он здесь лишний, покинул меня. Я же спустя пару минут посмотрел в сторону палаток, где спали таисианы, и внезапно понял, что не смогу так поступить ни с кем из них! Не такой ценой! Понимая, что лучше всего последовать совету Ринианда, я вернулся в свою палатку и, не раздеваясь, уснул мёртвым сном.

Утром я, на удивление, чувствовал себя хорошо. Всё-таки неделя отдыха в Университете тоже давала о себе знать. Выйдя из палатки, я увидел, что почти все уже встали. Не было только Мари и Фрайсаша. В этот момент меня даже проняло любопытство. Как же они будут обходить своё расовое различие, если всё же захотят быть вместе? Фрайсаш ради неё станет человеком? Или Мари решится стать таисианкой?

Может, поговорить с ней на эту тему? Она, как и я — с Земли, следовательно, Аорташ не сможет изменить её природу до конца. И она станет таким же перевёртышем, как и я. С другой стороны — я хоть и ценил по достоинству тело таисиана, но моей парой всё же была Миа, и детей заводить я тоже хотел в человеческом облике. А вот будет ли готова Мари рожать маленьких таисианчиков… даже не рожать. До полного рождения малыша обычно должно пройти сорок недель. Тридцать недель мать носит яйцо в себе, и потом ещё десять недель яйцо содержится в тепле, в особых условиях. Малыш должен вылупиться из него сам. Мне вот, судя по всему, то же самое предстоит.

Мы наскоро позавтракали, после чего стражники и советники повели нас к месту ритуала. Им оказался старый, заброшенный склеп. Я недоуменно посмотрел на советников.

— Не обращайте внимания, — сказал Ильрик, — это место, конечно, спрятали и замаскировали в своё время. Вход внутри. И, осторожно, там темно. И да, что в конце, мы не знаем. Раскопки окончились огромной дверью, которую мы никак не могли открыть. Очень надеемся, что для вас, мастеров магии, она откроется.

Первым в склеп направился милорд ректор, удерживая над ладонью небольшой огонёк и подсвечивая им себе путь. Следом шёл Ринианд, затем я. И замыкала шествие Мари, вызвавшая небольшую шаровую молнию, которая тоже давала немного света.

В склепе было несколько каменных гробов. Ректор поднял огонь выше — прохода не было видно.

— Что за ерунда? — недовольно спросил он, — и куда идти?

— Вот, смотрите, — позвала нас Мари к дальнему левому саркофагу. В нём, в отличие от других, дна не было, а была видна каменная лестница, ступени которой уходили в темноту.

— Как оригинально, — фыркнул я, — какой смысл было устраивать проход там? Его обнаружил бы первый же мародёр.

— Но при этом — хватило бы у этого мародёра духу сунуться дальше? — резонно возразил ректор, — напомню, в нашем мире искусству некромантии не от хорошей жизни учатся. Да и если бы хватило духу — до Залы стихий он всё равно бы не добрался. Лучше бы советники сообщили об этом заранее, — поморщился он, — не факт, что даже мы эту дверь откроем.

Лестница вела на следующий, нижний этаж. И вот там посередине комнаты уже было круглое отверстие в полу, по которому шла каменная винтовая лестница. Вероятно, расчищали именно склеп. Если первый этаж был полон камней, крупных и мелких, то здесь был лишь толстый слой пыли, скрадывающий шаги.

Мы осторожно спускались цепочкой. Внезапно Мари вскрикнула сзади.

— Что случилось, Мари? — я обернулся и схватил девушку за руку, удерживая её на лестнице.

— Всё в порядке, — пробормотала она, — просто… уж очень глубоко под землю мы спускаемся. Мне… немного нехорошо.

— Давай я помогу, — я приложил ладонь к её виску, запуская поток бодрящей энергии, — вот, на пару часов хватит.

— Спасибо, — улыбнулась девушка, — лучше.

Мы спускались долго, почти пятнадцать минут. В некоторых местах лестница частично обвалилась, и в один такой провал едва не угодил ректор, по-прежнему шедший впереди. Спасло его то, что Ринианд успел вцепиться в его плащ и удержать ректора на месте.

— Спасибо, друг мой, — искренне кивнул Нейетти, — я ваш должник.

Наконец, спуск закончился. И метрах в пятидесяти от нас что-то мерцало.

Когда мы подошли ближе, оказалось, что это круглая дверь из мутного хрусталя.

— Прекрасно, — выдохнул Ринианд, — и как нам это открыть? Погодите-ка, — он так взволнованно посмотрел на хрусталь, что незаметно для самого себя взял ректора Нейетти за руку с огоньком и поднял её выше, — я знаю эти руны! Но… почему они здесь?