Гавана - Стивен Хантер

— Поворачивайте.

— Суэггер, вы дурак.

Эрл отвернулся и крикнул молодому офицеру:

— Черт побери, поверните это корыто! У меня дело!

Он говорил командным тоном, холодным, властным и непререкаемым.

— Суэггер, — сказал русский, — я служу народу, а не отдельным личностям. Она была личностью. Как ни печально, но то, что происходит с отдельными личностями, не имеет значения.

— Ее убили из-за меня.

— Она была проституткой. Гавана — город проституток. Сегодня ночью — впрочем, как и каждую ночь — пять тысяч проституток ублажили двадцать тысяч мужчин. Пятьдесят проституток избили, потому что мужчины бьют проституток. Одна из пятидесяти умерла. Таков наш мир. Что значит смерть одной проститутки? Она не имеет никакого отношения к силам, которые управляют историей и политическим прогрессом. Не имеет никакого отношения к нашим странам. Не имеет никакого отношения к...

— Мистер, трахал я это дерьмо. У вас есть пистолет?

— О боже, Суэггер... Это невероятно. Неужели вы с голыми руками броситесь на людей, которые вас ждут?

— Откуда вы знаете?

— Я слышал разговоры копов. Они не слишком любят Прекрасные Глаза, но боятся его. Пытаются понять, что он задумал. Он не позволил им забрать тело. Торчит там со своим американским дружком и индейцем. Все трое вооружены до зубов и сидят в «Бамбу». Чего они ждут? Мы знаем, чего они ждут, правда, Суэггер?

— Это неважно.

— А что важно?

— Только одно: похоже, мне еще придется пострелять.

— Суэггер, вы что, решили стать красным партизаном?

— Трахал я это дерьмо. Речь о другом. Вы бы не пошли без оружия помогать человеку, за которым охотятся. Я знаю, у вас должна быть пушка.

— Она лежит в сейфе танкера «Черное море». Пистолетик, который был у меня в тюрьме, я отдал в качестве взятки за право выйти оттуда.

— Вы бы не пошли через всю Гавану без оружия. Для этого вы слишком осторожны и опытны. Вы похожи на старого техасского рейнджера, который спит с пистолетом под подушкой.

Русский повернулся, кивнул молодому офицеру, тот громко отдал команду, и судно начало разворачиваться.

— Просто поразительно, — сказал русский, снова повернувшись к Эрлу.

Он сбросил куртку, снял с себя что-то тяжелое и протянул его Эрлу.

— Где в Гаване можно быстро раздобыть оружие? — задал он риторический вопрос — Мне пришло в голову только одно место, а именно в музее империализма, защищенном только харизмой Американской империи. И мне это удалось.

Это была наплечная кобура из старой потертой кожи. Эрл надел ее, как куртку, просунув плечи в ремни портупеи, перекрещивавшиеся на спине. Потом прикрепил кобуру к поясу, быстро открыл ее и вынул револьвер.

Это был кольт «миротворец» сорок пятого калибра с коротким дулом. Вороненый ствол посерел от старости, нарезка на рукоятке почти стерлась от частого употребления. Эта модель была хорошо знакома Эрлу. Казалось, она протягивала ему руку из далекого прошлого, которое сам Эрл считал безвозвратно ушедшим. Отец носил такой, когда был шерифом, а он, Эрл, десять лет каждый день чистил оружие. Если забывал, то получал хорошую трепку. Он и кольт стали единым целым. Эрл стрелял из него так часто, что перестал удивляться. Его интересовало только одно: как к револьверу относился старый маршал, который был его хозяином и прошел с ним войну тысяча восемьсот девяносто восьмого года? Чтил или не обращал внимания? Эрл проверил курок, обнаружил, что тот ходит как по маслу, и понял, что когда-то старик отшлифовал внутренние поверхности и, возможно, вставил кожаное колечко туда, где главная пружина соприкасается с рамкой, чтобы из кольта было легче убивать людей. Он заметил, что мушка слегка сточена: это помогало быстрее выхватывать пистолет из кобуры. Эрл вынул из барабана патроны, потом взвел курок (гладкий, словно стекло), нажал на спусковой крючок и обнаружил, что тот отзывчив, как кошка, выгнувшая спину. Потом снова зарядил пистолет, и русский протянул ему старую коробку с патронами, которые Эрл пересыпал в карман пальто. Судя по всему, в свое время этот револьвер славно потрудился.

— Суэггер, это потрясающе, — сказал русский. — Я никогда не видел вас таким счастливым.

59

Было четыре часа ночи, час Одудуа, темной хозяйки подземного мира. Согласно Santeria, Одудуа замужем за Обаталой. Обязанность мужа — созидание, обязанность жены — разрушение. Как можно себе представить, брак у них не слишком счастливый. Поэтому она и бродит по ночам, решая, кого следует забрать.

Мужчины сидят в придорожном кафе, освещенном оранжевым заревом «Шанхая», пьют кофе и курят, не чувствуя приближения Одудуа. Они не верят ни в нее, ни в религию, которая ее породила (смесь католицизма и африканского пантеизма), а потому считают, что им ничто не грозит. Может быть, они правы, а может, и нет. Этот вечер откроет им глаза.

Капитан Латавистада, положив ноги на спинку стула, курит длинную сигару. Он очень доволен собой. Он обожает пытки, разрушение и смерть и считает их опорой государства. Сегодня вечером он исполнил свой долг и надеется исполнить его еще много-много раз. Он чувствует себя свежим и бодрым, у него точный и острый глаз. Он любит воевать и надеется, что сегодня ночью повоюет еще. Кофе сладкий, и это добавляет ему сил. Рядом с ним стоит на сошке грозный мексиканский семимиллиметровый ручной пулемет «мендоса». Он заряжен и готов к бою, снят с предохранителя. Сегодня ночью капитан надеется снова пустить его в ход; новизна «мендосы» ему еще не приелась. При мысли об этом Латавистаде хочется петь.

Напротив сидит злой и мрачный Фрэнки Карабин. Его крысиные глазки бегают туда-сюда. Он снял свои темные очки. Он пьет пиво. Узел его черного галстука туго затянут. На нем кожаные перчатки и «федора» с узкими полями. Пиджак застегнут на все три пуговицы. В наплечных кобурах под каждой подмышкой лежат кольты сорок пятого калибра. На колене покоится автоматический пистолет «стар». «Стар» тоже заряжен, снят с предохранителя и готов к немедленной стрельбе. Фрэнки пьет пиво, но оно не притупляет его обостренной чувствительности. Он готов. Сейчас это случится. Черт побери, этот тип, этот малый, как его там... наверняка услышит, что они сделали с его подружкой.

Сейчас они ждут, и люди освободили им место из уважения к закону и порядку. Хотя уже поздно, но улица Санха не пустует. Тут и там маячат проститутки, по улице бродят гринго, еще не осмелевшие до такой степени, чтобы подойти к женщине. Они находят бар или кафе, пьют, набираются храбрости и приводят себя в такое состояние, когда можно забыть о моральных принципах и больше не ощущать ответственности за свои поступки; им нравятся толстые черные женщины с большими грудями и щедрыми губами, которые не станут их осуждать, которым не за что их прощать, с которыми у них нет общего языка, кроме траханья и поцелуев. Этот поздний час устраивает их как нельзя лучше.

Поэтому сегодня ночью на улице Санха так многолюдно. Где-то уличный оркестр играет мамбо, одна женщина смеется, другая плачет. То и дело вспыхивает поножовщина; сутенеры бьют непокорных; проститутки и их потенциальные клиенты приглядываются друг к другу перед тем, как начать ритуал торговли; матросы пьют; капитан и его дружок пьют и ждут, а индеец-капрал, который у них на подхвате, молча сидит за соседним столиком и ждет, как верный слуга. Все они ждут человека, который был бы дураком, если бы осмелился противостоять такой силе, и все же они верят, что он придет. Еще до рассвета.

Одудуа тоже здесь. И тоже ждет. Никто не видит ее, потому что она никогда не принимает телесную форму. Но она здесь. Богиня знает, что сегодняшняя ночь благоприятна для нее; сегодня она заберет в свое подземное царство многих, и это случится за несколько минут до рассвета.

Эрл рвет и мечет. Нет, это не гнев с его неряшливостью, спешкой, словесными оскорблениями, способностью внезапно утихать или исчезать вовсе. Скорее концентрация. Он доподлинно знает, как это будет: короткая отчаянная схватка на близкой дистанции. Победит тот, кто выстрелит первым. Плюсами будут смелость и ловкость в обращении с оружием, но победа достанется тому, кто окажется ближе и быстрее.

Окрестности ему известны: он изучал их из окна квартиры Эсмеральды долгих два дня, поскольку больше заняться было нечем. Он уверен, что идти по Санха глупо. Так поступил бы только какой-нибудь чертов благородный ковбой в представлении голливудского сценариста. Нет, нужно проникнуть в «Бамбу» с черного хода, пройти через кухню, подобраться вплотную и начать стрелять. Сначала всадить каждому по пуле в живот, потом в грудь — этого должно хватить. Если будет время и не придется уносить ноги, дополнительно выстрелить каждому в глаз, в рот или в ухо и вышибить мозги. Желательно в упор.

Суэггер не испытывает особого страха. Подобная работа ему не в новинку. Он убивал в разных местах, разными способами и знает, что делает это неплохо. Переживать Эрл начинает только потом, но во время операции не испытывает ни сожалений, ни страха и стремится поскорее закончить дело. Его ум узок, как тоннель, и так же темен. Он думает только о технике и тактике убийства; ничего другого в его мозгу нет. Сын, жена, история, отец, мать, секс, деньги — все забыто напрочь. Он готов к убийству.